Читать книгу "Иностранные связи - Элисон Лури"

— Что вам угодно, мисс?

— Проводите, пожалуйста, этого джентльмена, — Розмари кивком указывает на Фреда, — он мне мешает.

— Будет сделано, мисс.

— Спасибо. — Розмари улыбается — ее огромные серо-голубые глаза влажны, и от этого улыбка еще более ослепительна — и исчезает.

— Не надо меня тащить! Сам уйду, — говорит Фред, освобождаясь от хватки полицейского.

Пробравшись среди змей-проводов, он обходит заграждение и большую толпу любопытных. Оглядывается, смотрит поверх голов на дом, окутанный неживым бронзовым светом. Во внутреннем дворике рабочий с ведром и кистью старательно красит пластмассовые розы яркой малиновой краской.

Даже после этого происшествия Фред не теряет надежды. Еще ни разу в жизни его не отвергала девушка или женщина, которая ему по-настоящему нравилась, и в чувствах Розмари он почти так же уверен, как и в собственных. Разве не оттого она плакала, что не хотела с ним расставаться?

Слезы ее, конечно, нельзя принимать всерьез. Фреду и прежде случалось видеть слезы любимой: то она рыдала над грустным фильмом, то оплакивала смерть актера, которого едва знала, а спустя полчаса могла самозабвенно хохотать над какой-нибудь скандальной историей о том же актере, рассказанной другом. Актерская душа, думает Фред, жаждет бурных сцен, стремится запутать отношения, а после так же увлеченно их распутывает. Их с Розмари чувства были не то чтобы бурными, а переменчивыми, словно погода в Англии весной, — то солнце, то дождик сменяли друг друга весело, стремительно, беззаботно.

Но дни идут за днями, о Розмари ни слуху ни духу, и Фред все больше волнуется, мрачнеет. Настроение у него меняется час от часу. То он злится на Розмари и не желает больше ее видеть, то хочет с ней увидеться, но лишь затем, чтобы отчитать ее, сказать, как он зол, то хочет ворваться к ней в дом, взять ее силой, то готов умолять ее: «Довольно от меня бегать! Времени осталось совсем мало, нельзя им так разбрасываться!»

И впервые Фред задается вопросом: а не подчиниться ли желанию Розмари? Может, и впрямь стоит позвонить или дать телеграмму в Коринф и отказаться в этом году от летних курсов? Сослаться, к примеру, на нездоровье? Разве два месяца в Англии с Розмари того не стоят? И пусть сердятся старшие коллеги, пусть даже не будет повышения по службе… Но если в это лето не преподавать, на что тогда жить? Деньги почти кончились, и, если остаться в Англии, придется жить у Розмари на ее деньги — разве не так? Она будет кормить Фреда, а когда придет время ехать в Уэльс или Ирландию, возьмет билеты на поезд или на самолет. Словом, Фред превратится в альфонса, жалкую личность, которую держат при себе и кормят, как дорогого ручного зверька. Выходит, недаром Розмари в прошлый раз назвала его «котиком»? Нет, не бывать этому!

Найти бы ключ от дома Розмари, который она дала когда-то, — можно было бы зайти в дом и дождаться ее прихода. Но проклятый ключ куда-то запропастился — должно быть, потерялся на вечеринке. Правда, Фред и без ключа делает все возможное — без конца звонит и даже ездит в Челси, да только дома никогда никого нет. Лишь однажды он застал миссис Харрис, а та не пустила его на порог, не пожелала передать, что он заходил. Гаркнула через дверь: «Проваливай!» — и большего Фред не добился. Может быть, Розмари переехала? Может быть, ее нет в городе? Фред обращается к ее агенту, однако на сей раз тот холодно-вежлив и неразговорчив. «Сожалею, — цедит он. — Я не имею представления, где искать Розмари» (и то и другое — явная ложь).

Друзья Розмари полюбезней, но помощи от них тоже немного. А их дружелюбие, как понял сейчас Фред, относится ко всем подряд, а не к нему лично. До ссоры с Розмари Фреда расспрашивали о работе, с ним советовались по вопросам политики, культуры и домашнего хозяйства. А теперь его просто-напросто бросили — мимоходом, небрежно, как смахивают на пол хлебную крошку. Знакомые Розмари очень милы и учтивы. Когда Фред звонит, они неизменно вежливы, но уклончивы и всегда «страшно заняты». Некоторые, похоже, не сразу узнают его («Ах да, Фред Тернер! Очень рад вас слышать!»). Хотя до его отъезда еще несколько недель, ему уже желают счастливого пути домой, в «Штаты», словно он уже стоит у трапа самолета. Его вопросы о Розмари или пропускают мимо ушей, или отвечают на них ничего не значащей болтовней, как принято у здешних аристократов, когда их спрашивают о неприятных мелочах («Господи, да кто ж ее знает… она, кажется, собиралась в Овернь?»). Самые близкие друзья Розмари могли бы помочь, если с ними поговорить начистоту, но их сейчас не найти. Пози живет за городом, а номера ее телефона Фред не знает (его нет в справочнике), Эрин, Надя и Эдвин за границей.

От его американской коллеги Винни Майнер тоже никакого толку. Когда на прошлой неделе они виделись в Британском музее, она обещала поговорить с Розмари, объяснить, что Фред не по своей воле уезжает из Лондона, что он любит ее… Ничего не вышло из этого поручения, если Винни его и выполнила, хотя это вряд ли. Даже если она поговорила с Розмари, думает Фред, то наверняка все только испортила. Вряд ли Винни хоть раз испытала настоящую любовь, не говоря уж о страсти, а если и было в ее жизни истинное чувство, то она наверняка уже забыла об этом.

Тем временем Фред страдает телом и душой и ничего не может с собой поделать. И днем и ночью думает он только об одном. О Розмари. Он пытается работать дома, ходит в БМ, но не может сосредоточиться, не может читать, писать, сочинять. А ведь свободного времени у него впервые за многие месяцы сколько угодно. Одинокие дни и ночи тянутся бесконечно.

И снова, как прошлой зимой, у Фреда вошло в привычку бродить по Лондону. Но теперь он знает, что город — живой, настоящий, что за его стенами, ставнями и занавешенными окнами течет сложная, интересная, насыщенная жизнь. На каждом шагу ему попадаются дома, рестораны, конторы, магазины, кварталы, где он бывал с Розмари; кажется, что улицы населены живыми воспоминаниями. На душе неспокойно, Фреду везде чудится Розмари: то она заходит в универмаг «Селфридж», то стоит в толпе зрителей в антракте, то мелькает вдалеке на Холланд-парк-роуд ее золотая головка, стучат легкие шажки, то она выходит из такси в Мэйфере. Сердце Фреда готово выскочить из груди; он бежит со всех ног, уворачиваясь от машин и расталкивая прохожих, — но всякий раз это оказывается не Розмари, а незнакомка.

Сегодня Фред попал туда, где вряд ли можно встретить Розмари. Солнечным июньским днем он прогуливается вдоль Риджентс-канала неподалеку от Кэмден-Лок вместе с Джо и Дебби Вогелер. Идут они медленно: Джо катит коляску с малышом, а старинная набережная в воскресный день запружена гуляющими. Когда Фред доберется до дома и сядет за пишущую машинку, почти весь рабочий день пропадет. С другой стороны, останься он дома — все равно ничего бы не сделал. Трудно сосредоточиться на восемнадцатом веке, когда все мысли занимает век двадцатый, особенно та минута, когда он впервые за две недели увидит Розмари и объяснится с ней. До этой минуты остается уже меньше суток.

Джо и Дебби тоже озабочены, однако в отличие от Фреда своих чувств не скрывают. Их волнует умственное развитие малыша, точнее, его задержка. Джеки уже год и четыре месяца, а он все еще не начал говорить — ни единого словечка не сказал, между тем другие дети его возраста, даже младше (следуют примеры), уже болтают вовсю. Их беспокойство, отмечает про себя Фред, идет, как сказали бы некоторые современные критики, от переоценки роли языка. Так ли уж важно, что малыш пока молчит, если Джеки (и на это Вогелерам сейчас указывает Фред) — здоровый, крепкий, подвижный ребенок.