Читать книгу "Плюс один стул - Маша Трауб"

Только одно коробило Петю до глубины души. Да, он был взрослый, он собирался построить свою семью. У него имелись работа, зарплата и все, что положено взрослому самостоятельному человеку. Он давно уже все понял. И про папу, и про бабушек. Но каждый из визитов к отцу, которые оставались регулярными, раз в месяц, несмотря на то что Петя давно не получал алиментов в конверте, давался ему тяжело. Особенно тяжело, когда в доме были сестры.

Они так и были привязаны друг к другу и так же с опаской и недоверием относились к Пете. Вера и Надя.

Отец очень гордился тем, что именно он дал имена дочерям. Вера и Надежда. На семейных застольях, выпив, Сергей приобнимал Марину и говорил, что она – его Любовь. В том смысле, что у него полный комплект. Это была дежурная многолетняя шутка, от которой Петю коробило.

Если Петя был похож на мать и совсем чуть-чуть на бабу Розу, то девочки оказались – копия отец. С коротковатыми ногами, рыхловатые, с «жидкими» попами, как характеризовала их баба Дуся, с выпученными животами. От матери им достался вечно приоткрытый в удивлении рот, блеклые глазки и светлые волосы, будто прилепленные к черепу. Тетя Марина носила пучок, никогда не распускала волосы, зная о своем недостатке, и наносила яркий макияж. Маленькому Пете казалось, что она просто разрисовала свой череп красками. Говоря откровенно, в те годы он ее побаивался.

Сергей восторгался дочками. Петя это прекрасно видел. Любое их достижение вызывало у него бурные эмоции. Наверное, только это раздражало Петю. В его детстве никто ничем не восторгался. Окончил год без троек – ну, хорошо. Даже не молодец. Баба Роза полагала, что его учеба – это обязанность, работа, и считала подарки к успешному окончанию года бессмысленным баловством. Баба Дуся вообще никогда не интересовалась его отметками. Отец считал, что Петя «недорабатывает».

– Ты вылезаешь на собственной памяти, – выговаривал он, увидев четверку по истории, – если бы ты приложил усилия, хоть чуть-чуть. В конце концов – это позор, иметь четверку по истории! Тебе что-то не понятно? Ты не можешь запомнить даты? В чем конкретно проблема? Неужели трудно прочитать параграф?

Пете было нетрудно. Он не хотел. Ему не нравилась учительница. Но отцу он этого не говорил.

К дочкам Сергей относился совсем по-другому. Он не видел, что девочки растут заносчивыми и очень хорошо знают, как подойти к папе. Сергей никогда и ни в чем им не отказывал – ни в новом платье, ни в карманных деньгах.

Петя не понимал, как можно любить их – толстых, мерзких, некрасивых – и не любить его, Петю? Как можно любить тетю Марину с ее оттопыренной нижней губой и нарисованными бровями?

Петя рылся в письмах бабушек и не находил ответа на свой вопрос – почему произошло все так, как произошло? Кто виноват? Можно ли было это остановить? Предотвратить?

* * *

Света, насколько Петя мог судить по письмам бабы Розы сватье и ответным скупым репликам, «искала себя». Период глубочайшей депрессии оказался затяжным. Его мама отказалась от врачей и вдруг пропала. Так сказала баба Дуся:

– Света пропала, – и заплакала.

Петя помнил ту женщину, к которой они приехали уже не с Розой Герасимовной, а с Евдокией Степановной. В дороге, вопреки обыкновению, бабуля очень нервничала, и они опоздали на электричку, потом пропустили автобус. Добирались на попутке. И баба Дуся, которой вообще всегда везло на людей, расплакалась. Водитель, оказавшийся ушлым молодым парнем, попросил сто рублей. Баба Дуся уточнила – сто рублей? Да, сто рублей. Баба Дуся порадовалась, что везение на добрых людей ей не изменило, и села в машину. Через десять минут поездки, когда они ехали по пустой трассе между полями, парень сказал, что сто рублей – за километр. А ехать – все сорок. Баба Дуся ахнула. Парень остановил машину и предложил выйти.

Видимо, это был исправно работавший прием, и он проделывал такой трюк не в первый раз. Наверняка люди пугались остаться именно здесь, на пустой дороге, и соглашались на любую цену, лишь бы добраться до ближайшего населенного пункта. Баба Дуся же вышла, села на рюкзак – туристический, мужской – и заплакала. Петя испугался. Не за себя, за бабулю. Ведь это она учила его умению ждать, не торопиться, не волноваться – и тогда все обязательно сложится так, как надо.

Петя считал себя взрослым и ответственным за бабу Дусю. Он хотел ударить водителя, чтобы до крови, жалел, что рядом нет Сашки, и жестоко страдал от собственного бессилия. Он мог только сесть рядом с бабулей прямо на дорогу и смотреть, как удаляется машина. Петя ждал до последнего – водитель наверняка одумается и вернется, но тот спокойно бросил на пустой дороге пожилую женщину и подростка.

Через полчаса ожидания на дороге появилась машина, которая ехала в сторону станции. И мужик остановился, вышел и предложил подвезти. Петя объяснил ему, куда они собрались, и водитель еще настойчивее предлагал поехать назад, чтобы успеть на электричку, другой уже сегодня не будет. Но баба Дуся продолжала сидеть на рюкзаке и возвращаться отказалась наотрез. Мужик пожал плечами и пообещал Пете, который уже тоже плакал, прислать со станции хоть кого-нибудь.

Мужик обещание сдержал. Бабу Дусю и Петю до нужного места, где «пропала» Света, довез молчаливый водитель. Он не взял денег и за всю дорогу так и не произнес ни слова.

Евдокия Степановна увидела скопление полуразрушенных бараков, непролазную грязь вокруг и снова заплакала. Как Петя понял позже, это было, скорее всего, поселение тех, кто верил в конец света, третью мировую войну, придуманных святых и в то, что жить нужно именно так, как они живут – питаться солнцем, водить хороводы и надеяться на лучшую долю там, на небесах.

Баба Дуся продолжала плакать и тогда, когда из ворот вышла женщина, которая без конца улыбалась. Она была одета в длинное платье – грязное по подолу, галоши на босу ногу и платок, который открывал только лицо. Петя заметил, что на руках у женщины – цыпки, как у детей. А под ногтями – слой грязи. И лицо – странное, с глубокими морщинами, загорелое чуть ли не дочерна, нечистое.

– Мама, – сказала женщина, обращаясь к бабе Дусе и игнорируя Петю.

Баба Дуся посмотрела на нее, встала, взяла рюкзак и пошла назад. Как будто собираясь проделать все сорок километров до станции пешком.

– Света? – переспросил Петя, не зная, что делать – то ли кидаться за бабушкой, то ли оставаться рядом с этой женщиной.

– У меня все хорошо, я счастлива, – сказала женщина, в которой Петя отказался узнавать собственную мать. Она без конца улыбалась, но не Пете, а окружающему пространству. Пете даже показалось, что она пьяная или под наркотиками.

Петя хотел спросить у мамы, помнит ли она его, но в этот момент из калитки забора, которым была обнесена территория поселения, вышел мужчина. Длинноволосый, в рваных грязных брюках, похожих на пижамные, и с такой же, как у Светы, блуждающей безумной улыбкой на губах.

– Пойдем! – Он взял Свету за руку и повел ее за ворота.

И она покорилась, даже с благодарностью. Пошла следом.