Читать книгу "Внеклассное чтение. Том 1 - Борис Акунин"

— Понимаете, — сказал Фандорин, обезоруживающе улыбаясь. — Ялюблю женщин и, как писал Карл Маркс, ничто человеческое мне не чуждо. Ноженился я по русским меркам довольно поздно, так что у меня было достаточновремени удовлетворить любопытство по поводу многообразия женских типов. Я долговыбирал и выбрал ту, в лице которой могу любить всех женщин мира. А насчет моейспутницы вы заблуждаетесь, между нами ничего такого нет.

— Так сильно любишь жену? — с серьезным видом спросиланезнакомка, словно услышала необычное и важное известие, нуждающееся вподтверждении. А когда он кивнул, раздраженно всплеснула узкой кистью. — Ну илюби, мне-то что? Я же тебя не венчаться зову. Покувыркаемся и разбежимся. Япро тебя потом и не вспомню, и ты тоже меня выкинь из головы.

— А предательство? — тихо сказал он. — Жена не узнает, ноя-то про себя все равно буду знать, что я предатель.

Женщина раздавила окурок в пепельнице, презрительноусмехнулась.

— Всё, кончили. Как я, дура, сразу не разглядела? Знаю ятаких принципиальных. Привык жену мочалить, а других баб боишься. Боишься, чтони с кем другим у тебя не получится, вот и вся твоя верность.

Резко встала, скрежетнув стулом, и пересела к стойке бара.

Все равно обиделась, сокрушенно подумал Фандорин.

Теперь незнакомка сидела далеко, но видно ее было лучше, чемвблизи, потому что бар весь сиял огнями. Глядя на стройный силуэтсоблазнительницы, на точеную ножку, небрежно покачивающую полуснятой туфелькой,Николас попытался представить, как всё могло бы у них получиться. Представил —безо всяких затруднений и до того явственно, что заерзал на стуле.

Настроение испортилось. Во-первых, было совестно перед Алтынза послабку, данную воображению. Кажется, это называется «прегрешениепомыслом»? А еще совестнее было за шевельнувшееся внутри (нет, в нутре)сожаление. Как она сказала: «Локти потом искусаешь»?

Что я вообще тут делаю, разозлился на себя Фандорин. Тожееще выискался любитель запретных наслаждений! Дома бы лучше сидел, с детьми,радовался, что жив остался.

Он положил на стол деньги, бросил последний взгляд на Валю,отправившуюся танцевать с одним из кавказцев. И она, и ее кавалер заливистохохотали. Незнакомка права, подумал Николас. Пусть Валя играет со своимисверстниками, у них собственные игры, они разговаривают на одном языке. Она неиз тех девушек, которых нужно провожать до дома. Да и вряд ли Валя проведет этуночь одна.

Проходя мимо бара, чуть сконфуженно кивнул роковой женщине —та болтала по мобильному и небрежно помахала пальчиками с длинными алыминогтями.

Вышел на ночную улицу, вдохнул чудесный московский запах —дождя, асфальта и гнилой листвы, с приправой выхлопного газа. Сесть за руль,включить музыку (ностальгическую, подростковой поры: еще не опопсовевшие «Биджиз», диск «Одесса»), ехать по пустой магистрали домой, где спят дети. Чтоможет быть лучше?

Недалеко от входа в клуб припарковался огромный джип. Дверьавтомобиля была нараспашку, гордый владелец никелированного чудища стоял вкартинной позе, оперевшись одной ногой на откидную ступеньку, и разговаривал потелефону. Кажется, Москва побивает все рекорды по количеству сотовых аппаратовна душу населения, мимоходом подумал Фандорин.

— Проблем нет, — говорил хозяин джипа, молодой мужчина вдорогой кожаной куртке и дымчатых очках (это ночью-то!), своему невидимомусобеседнику. — Сейчас сделаем.

И вдруг властно придержал проходившего мимо Фандорина зарукав.

— Николай Александрович, садитесь в машину, сказал оннегромко — сквозь стекла блеснули очень спокойные, но неприятно сосредоточенныеглаза. — С вами хотят поговорить.

Надежда на то, что всё обошлось, рассыпалась в один миг. Вотоно! То самое!

Сердце сжалось в черносливину, и тем не менее Николас сделалвид, будто ничего не понимает, ни о чем не догадывается.

— Со мной? — преувеличенно удивился он, сам чувствуянеестественность своей интонации. — Но кто? И зачем?

Сказал бы и сакраментальное: «Вы меня с кем-то путаете», давот беда — обратились по имени и отчеству.

Оглянулся назад, увидел, что двое клубных вышибал смотрят вэту сторону. Немного приободрился.

— Никуда я с вами не поеду! — объявил он и попыталсявысвободиться.

Тщетно. Очкастый держал его за рукав двумя пальцами, нопальцы эти были стальными.

Сзади раздались тихие шаги, и в спину Фандорина уперлосьчто-то твердое, круглое, небольшого диаметра. Он сразу догадался, что именно,хотя никогда прежде ему не приставляли к позвоночнику дуло пистолета.

— Без драматизма, уважаемый, — произнес всё тот же мужчина.— Садимся, едем, сцен и хэппенингов не устраиваем.

Грамотная, даже интеллигентная речь бандита почему-тонапугала Нику больше всего. Он в панике оглянулся. Увидел, что сзади стоятдвое: у одного лицо сонное и нос уточкой, второй совсем молодой и, кажется,рыжеволосый, хотя в свете фонаря можно было и ошибиться.

Хуже всего было то, что, увидев оружие, вышибалы как покоманде отвернулись. Очевидно, поняли, что тут не обычная потасовка, асерьезный разговор.

И все же садиться в машину к этим головорезам не следовало,кто бы они ни были — сообщники Шибякина или его убийцы. Хрен редьки не слаще.«Хотят поговорить»! Значит, убьют не сразу. Знаем, читали: прикуют к батарее,станут бить, задавать вопросы, на которые у тебя нет ответа. Или, если это«Неуловимые мстители», устроят какой-нибудь фарсовый суд над «гадом иобманщиком».

— Не заставляйте меня прибегать к сильнодействующимсредствам, — всё так же спокойно сказал мужчина в темных очках, очевидно,бывший у похитителей за главного. — Вы ведь знаете, что один раз это ужепривело к летальному исходу.

Он поднял правую руку, в которой теперь был не мобильник, ачто-то тонкое, металлическое — кажется, игла. А «летальный исход» — это он проШибякина. Значит, не «Неуловимые» — наоборот. Сейчас сделает усыпляющий укол, аочнусь в наручниках, в каком-нибудь подвале, обреченно подумал Николас. Потом,как тот несчастный псих, буду лежать в луже, с разинутым ртом и остекленевшимиглазами.

— Эй, шеф! — раздался сзади яростный вопль. — Куда это вы?Са не марш па! А я?

Валя! Выбежала из клуба, стуча каблучками. Лицо сердитое.

Человек со шприцем прошелестел:

— Скажите, чтоб ушла. Целее будет.