Читать книгу "Могила тамплиера - Андрей Воронин"

Идейка показалась Телешеву бросовой, но – чем черт ни шутит? Крышечки от бутылок – это было, конечно, скучно, а автомобили он давно рассматривал лишь как более или менее комфортабельное и престижное средство передвижения, а не как предмет поклонения и восторга. Вспомнив о своем художественном образовании, он решил – вот именно решил, приложив к этому сознательное волевое усилие, – коллекционировать антиквариат.

Поставив перед собой цель, Телешев двигался к ней с неотвратимостью катящейся с горы снежной лавины. Он начал заглядывать в антикварные лавки и магазины, свел знакомства в соответствующих кругах и умело эти знакомства поддерживал; вкус у него был неплохой, глаз зоркий, ум цепкий и острый; он теперь не орал пьяные песни под гитару скучающим, озябшим от долгого сидения в чем мать родила малолеткам, а почитывал справочники и каталоги. И уже через каких-нибудь полгода, немного стесняясь самого себя и в особенности той неожиданной, почти детской радости, которую при этом испытал, повесил на голую стену своей скудно обставленной квартиры первое приобретение, первый экспонат своей коллекции – икону начала восемнадцатого века, подлинность которой была засвидетельствована экспертами. За каких-нибудь три года он собрал неплохую коллекцию, хотя до настоящего признания и ему и его собранию было еще очень далеко.

Мало-помалу это искусственное, насильственно привитое самому себе увлечение начало перерастать в настоящую страсть, которой он по-прежнему немного смущался. Посмеивались и окружающие: коллекционеры, для которых он все еще оставался выскочкой-нуворишем, видящим в антиквариате и произведениях искусства лишь выгодное вложение капитала, – заочно, в узком кругу, за игрой в бридж, а старинные приятели-бизнесмены – открыто, в глаза, за бутылкой водки или коньяка. Именно уклончивое, снисходительное и даже слегка презрительное отношение опытных коллекционеров к удачливому новичку – отношение, о котором он прекрасно знал и которое твердо рассчитывал со временем переменить, – послужило главнейшей причиной истории, в которую он влип.

Один крупный торговец антиквариатом, выражаясь полунамеками, сообщил ему, что в Пскове появился человек, готовый недорого уступить золотой энклапион двенадцатого века. (Старый хрен при этом смотрел так, что было ясно: он ждет, когда Телешев спросит, что такое энклапион. Ничего подобного он, понятно, не дождался: Александр Иванович уже был почти готов заткнуть этого умника за пояс в научном диспуте любой сложности.) О том, что энклапион краденый, антиквар, естественно, не упомянул, но Александр Иванович читал газеты, смотрел иногда новости по телевизору и любил порой, чего греха таить, побродить по Интернету. Поэтому он сразу понял, о каком энклапионе идет речь; понял он и то, почему бесценная информация о возможности приобретения действительно уникального предмета антиквариата (подумать только, двенадцатый век!) была слита не кому-то из признанных, авторитетных коллекционеров, а человеку, которого эти самодовольные олухи старательно держали на некотором расстоянии.

Все было ясно. Он, по всей видимости, был последним, кому об этом сообщили. До него эта информация обежала всех, кого она могла заинтересовать, и никто не рискнул выложить приличные деньги за вещь, которую ищут все до единого псковские менты, а скоро, наверное, начнут искать и московские. А он – бизнесмен, капиталист, эксплуататор, выскочка, почти наверняка вчерашний бандит – вот он и есть тот самый, кому заниматься скупкой краденого сам бог велел.

То обстоятельство, что Александр Иванович Телешев был вполне приличным и где-то даже порядочным человеком, вовсе не означает, что за спиной под пиджаком он носил хоть что-то похожее на крылышки. Ничуть не бывало! Говорят, в бизнесе друзей нет; кого там еще не водится, так это ангелов. По пути к своему нынешнему положению Телешев прошел огонь, воду и медные трубы и был готов повторить этот путь в любой момент – не потому, что его так уж тянуло на подвиги или, боже упаси, на самопожертвование (ради денег, что ли?.. еще чего!), а просто потому, что такая готовность необходима российскому бизнесмену для того, чтобы выжить. Это во-первых.

А во-вторых, нельзя сказать, чтобы пренебрежительное отношение к нему господ коллекционеров Александра Ивановича не взбесило. Взбесило, да еще как! Правда, демонстрировать свое бешенство собеседнику он не стал, решив, что еще успеет свести счеты и с ним, и со всеми остальными. Просто осведомился небрежно, как выйти на этого псковского барыгу, обещал подумать и ушел. И даже дверью не хлопнул, что характерно.

Предложение, по правде говоря, было заманчивое, особенно для него – не просто коллекционера, а бизнесмена, человека предприимчивого и рискового. Ну краденый... Пол-России, пол-Москвы, черт ее подери, разъезжает на угнанных в Европе тачках и треплется по краденым мобильным телефонам. И что у них от этого – голова болит? живот пучит? Да ничего подобного! А попадутся – ответ один: ничего не знаю, я – добросовестный покупатель, закон, ребята, на моей стороне. Хотя, конечно, энклапион двенадцатого века – это вам не мобильник и даже не годовалый "мерин". С того момента, как археологи его нашли, он – собственность государства. А государство за свою собственность любому глотку перегрызет, особенно частнику. Как минимум, отнимут цацку.

"Ну и черт с ней, – подумал он тогда. – Ну, и отнимут. Невелика потеря, если разобраться. А может, и обойдется. Где наша не пропадала? Зато потом, когда пыль как-нибудь уляжется, все эти умники, эти так называемые коллекционеры, локти себе будут от зависти кусать: ах, как же это мы такой случай упустили?! Ведь уникальная же вещь, и почти даром!"

Что до всего этого бреда по поводу чаши Святого Грааля, то в него Александр Иванович, естественно, не поверил ни на минуту. Однако, сам будучи записным шутником и мастером розыгрыша, не мог не отдать должное чьей-то удачной выдумке. Он не был знаком с аспирантом Геной Быковым, но мгновенно угадал в человеке, подкинувшем (явно экспромтом, что наиболее ценно) дураку корреспонденту эту идею, родственную душу. Идея сама по себе была хороша, а уж исполнение оказалось таково, что над той нашумевшей статьей Дубова Телешев хохотал буквально до слез.

И вот теперь тот самый энклапион продается. Продается за бесценок, потому что краденый, и все об этом знают. Знают и в нерешительности грызут ногти: и хочется, и колется, и мама не велит. В смысле, не мама, конечно, а милиция, но это уже не существенно. А существенно то, что такая ситуация долго не продержится: либо у кого-то из конкурентов жадность возьмет верх над осторожностью, либо цацка каким-то манером через перекупщиков уйдет за границу, либо, если продать ее окажется трудно, местный барыга окончательно струсит и пустит ее в переплавку, а потом впарит металл какому-нибудь стоматологу или ювелиру.

Александр Иванович позвонил в Псков, а потом сел в машину и смотался туда сам. Пара пустяков, за день обернулся.

И именно в Пскове, уже садясь за руль, чтобы ехать домой, он опять подумал, что та шутка насчет Святого Грааля была, ей-богу, хороша. Она заслуживала развития и продолжения.

Денег у него было не так чтобы очень уж много – прямо скажем, не олигарх, – но их с избытком хватало на любой каприз. Такой, например, как квартира в центре Праги, в двух шагах от Карлова моста, куда он не заглядывал, дай бог памяти, уже года четыре. В Праге ему было скучно – не хватало бурления бестолковой, странной, суетной, а зачастую и небезопасной московской жизни. А его моторная морская яхта уже который год стояла на приколе в сочинском яхт-клубе – он давно собирался ее продать, но как-то все время забывал. И вот теперь, купив энклапион, он решил приобрести заодно и журналиста, который придал бы его покупке настоящий блеск – такой, чтоб все кругом ломали голову, пытаясь понять, что тут правда, а что ложь, а сам Телешев, слушая эти пересуды, чтобы внутренне покатывался со смеху. Мистифицировать всю Москву, не говоря уж о провинции, – чем не развлечение?! Ведь даже среди этих так называемых серьезных коллекционеров обязательно найдется пара-тройка человек, которые поверят в эту чушь – не сразу, конечно, не после первой публикации, но поверят непременно. Потому что человек слаб и склонен верить всему, что ему говорят, а особенно – о чем пишут в газетах. Он может бравировать своим скептицизмом, орать на всех углах, что не верит никому и ничему, но, если упорно, изо в дня день, капать ему на мозги, против собственной воли поверит. Пускай не каждый, но восемь из десяти поверят. Пусть даже пять из десяти или хотя бы двое из сотни. Народу-то в Москве сколько, а? Так, между прочим, во все времена работала и продолжает работать по сей день любая пропаганда, будь то реклама нижнего белья, уроки закона божьего в начальной школе, бредовые речи коммунистов или поиски якобы зарытого в песках Ирака ядерного оружия. Внушить людям можно любую ересь, надо только заниматься этим регулярно и с умным видом...