Читать книгу "Намерение! - Любко Дереш"

Вечером, как обычно, я возвращался к выбрасыванию чужой памяти.

2

Бабка собиралась скапуститься – по ней это было видно, так что я должен был что-то придумать с электричеством. Отойдет бедняга, а света нет, как будем панихиду справлять?

Оделся потеплее и пошел в город. Зимой приходилось ходить по трассе – все поля в раскисшем снегу. Сперва зашел в контору электронадзора, надо было договориться, чтобы пришел мастер, разобрался с проводкой.

Потом пошел на почту, позвонил своим в Медные Буки. Никого не было.

Начал падать снег, сперва мелкий и мокрый, а потом все более разлапистый. Случайно я наткнулся на похоронное бюро. Зашел. Пообщался с пузатым дядькой в очках, больше похожим на портного. Может, потому, что на шее у него был портновский метр. Сказал мастеру, что нужен гроб. Дядька повел меня в соседнюю комнату. Я выбрал аккуратную модель из сосны. Мастер на картоне записал параметры тела. Я сказал, что ростом бабка где-то метр шестьдесят, хотя на самом деле она вроде и пониже, но в тазу широкая. Поинтересовался, на когда это будет. Мастер пояснил, что если мне срочно, то можно прямо на сейчас. Но я успокоил его, и мы договорились, на все про все, на четверг.

Мастер взял с меня сорок гривен задатка и телепатически дал понять, что надо принести поллитра. Тем же способом я ответил ему, что буду иметь это в виду. Вышел из помещения под снег – белое одеяло таяло в черной воде.

Опять пошел на почту. Набирал код Вовчуховского района, но постоянно срывалось. Проблемы на линии. Видно, в горах идут снегопады.

Наконец подняла трубку мама. Минуты три тараторила, как у моей новорожденной племянницы начался страшный диатез, все перепугались, позвали соседку, бывшую санитарку, а та, дура-баба, возьми и брякни, что это короста. И они все вместе – папа, мама, Неля с малой и Мирославом, да еще соседка, чтоб ей ни дна ни покрышки, – все запихнулись в машину и галопом помчались к педиатру. А поскольку единственный нормальный педиатр жил аж в Сколеме, то пришлось телепаться туда, и это в такие-то снега. Закончила мама вполне оптимистично, сказав, что соседку «забыли» в больнице – она заболталась со знакомой санитаркой и куда-то пропала.

Я замогильным голосом сообщил, что надо бы маме приехать сюда, с бабушкой попрощаться. А то уже вот-вот. Мама встрепенулась: вот-вот ?

Я повторил. Мама сразу переменила тон и деловито посоветовала заказать гроб. Я сказал: «Все готово» и попросил не медлить. На это она отрезала, что приедет с отцом послезавтра, быстрее не выйдет.

3

Когда я вернулся (было серо и сыро, на дворе крутил снегопад), бабка спала. Теперь я присматривался к ней очень пристально, каждый раз настраиваясь на то, что сон ее может быть вечным. Бабка с тяжким сопением втягивала воздух. У нее в носу были жуткие полипы. Еще смолоду, как рассказывала мне мама, спать с ней под одной крышей было нелегким испытанием для нервов. Но сейчас у бабки уже не было сил даже добывать из себя храп. Я почти видел, как из ее живота вытекает тоненькая струйка жизни. В комнате стоял запах печального старого тела.

В хате были сумерки, и я по обычаю зажег ночник. Я и раньше никогда свет не включал, а так – все сумерничал.

Давно просек одну вещь. Пандемия неврозов, которыми так изобиловал ХХ век, кроется, на мой взгляд, в трех вещах. Первая – это будильник. Человек должен просыпаться естественным образом. Следовательно, общество, которое заставляет человека идти наперекор индивидуальным потребностям организма, – больное общество. Если человека из сна выдергивает резкий звонок, в его подсознании татуируется один и тот же узор паники.

Вторая причина – электрический свет. От передозировки красного излучения (а лампы накаливания именно таковы) глазное дно пребывает в перманентном напряжении, а этот спазм создает прямое влияние на самочувствие. Человек, который созерцает рассвет, ощущает прилив сил и оптимизма. Человек, который таращится на лампочку, переживает тупое раздражение.

Про третью силу, которой современный человек разрушает душу, я не могу сказать ничего. Но она должна быть, потому что в жизни всего по три. Подумаем вместе… может, это что-то, связанное с сексом? Или со взглядами на духовность? Или, может быть, все настолько просто, что нам и в голову не приходит? Подозреваю, дело в тесной обуви.

В любом случае, первых двух разрушителей здоровой психики я избегал уже год – с тех пор, как поселился у бабушки. Результаты в высшей степени позитивные.

Поэтому из-за отсутствия электричества я дискомфорта не чувствовал. А когда приедут предки (они не так любят мрак, как я), все будет починено.

Стекла дрожали от ветра – он дул с севера. Тучи в форме великанских наковален предвещали снеговой буран. Хата погрузилась в тень, только мой светильник на кухне бросал красные отблески на нож, на доску и на раскрошенную буханку свежего хлеба. Я сварил бабке овсяной каши. В последнее время у нее были проблемы с опорожнением.

Наложив себе немного мамалыги в тарелку, съел ее с вишневым вареньем и хлебом. У бабки был полный погреб консервов: маринады и компоты в трехлитровых банках, варенья в литровых, аджика в поллитровых. Бабка проявляла особенную тщательность во всем, что касалось домашнего хозяйства: каждая банка подписана. Встречались варенья и девяносто второго года, и девяностого. Был раритет восемьдесят восьмого, маринованные опята. Я задумался: что было такого выдающегося в восемьдесят восьмом? Тысячелетие христианства на Руси? При случае сдам в Музей истории религии.

Покончил с ужином, разбудил бабку (выспалась днем, теперь всю ночь будет кряхтеть). Бабка глянула на меня, не узнала и снова заснула. Я занес ее порцию на кухню, спрятал под крышку серванта.

Темнота окутала меня, как свое дитя. Я погасил ночник и поднялся к себе наверх. В хате было холодно, только у бабки внизу топилась печка. В комнате я не топил. От тепла у меня горели уши. В холоде, напротив, куда лучше – и в голове яснее, и дышать легче.

Я по памяти нашел ногами спальник, скинул тапки, штаны и нырнул в него с головой. Футболку на ночь не снимаю, чтобы не простудиться. В полной тишине, в абсолютной тьме я лежал с раскрытыми глазами и слушал, как за окном течет черная вода – густая и холодная. У меня было совершенно спокойно на сердце, потому что я ощущал, как все вокруг происходит так, как и должно происходить. Это особенное состояние глубинной воды – суть таяния льда. Воздух насыщен влагой, воздух переполнен отрицательными зарядами водорода. Натуральный гидролиз. Высвобождает кислород и анионы водорода, которые настроены к человеку исключительно дружелюбно, вызывают у него чувство спокойной темноты, навевающей глубокие воспоминания, словно вскрытие льда.

Я вообразил себя тающей глыбой льда. Припомнил, как выглядит река Опир ранней весной – берег завален старым льдом. Река черная и маслянистая. И серое небо непрозрачное – низкое и плотное. Оно усиливает это гипнотическое ощущение таяния. Я уже и сам превращаюсь в тяжелую, загустевшую воду, которая свободно движется, обтекая холодные камни на дне, абсолютно умиротворенная. Вода не знает конфликтов, она журчит, ей неведома борьба – одно лишь спокойное течение сквозь агрегатные состояния: лед, вода, пар… вода… лед… вода… пар… вода… лед… вода…