Читать книгу "Радость поутру - Пэлем Грэнвил Вудхауз"

– Но про это я как раз и хочу с вами поговорить. Хочу за него заступиться. Вам, надеюсь, известно, дядя Перси, – произнес я с некоторым трепетом в голосе, – что он любит юную Нобби.

– Мне передавали. Какая наглость!

– Они идеальная пара. У вас с ним, возможно, имеются кое-какие расхождения во взглядах, например по вопросу о пауках в солонках, но факт таков, что Боко – один из самых популярных молодых литераторов Британии. Он зарабатывает в год больше министра.

– Иначе позор бы ему был. Видел ты когда-нибудь хоть одного министра? Я знаком с добрым десятком, и ни один не заслуживает, чтобы ему платили больше тридцати шиллингов в неделю.

– Он сможет обеспечить Нобби тот уровень жизни, к какому она привыкла.

– Нет, не сможет. Спроси, почему.

– Почему?

– Потому что я этого никогда не допущу.

– Но он любит, дядя Перси.

– Любит дядю Перси? Надо же, у него тоже есть дядя по имени Перси!

Я почувствовал, что мы сейчас совершенно запутаемся. Надо было принимать срочные меры. Я объяснил:

– Говоря: «Он любит, дядя Перси», я употребляю слова «Дядя Перси» в качестве обращения, а не дополнения, то есть: не «любит дядю Перси», а «любит», запятая, «дядя Перси», восклицательный знак.

Говорю, а самому страшно, что, кажется, получается чересчур сложно. И страхи мои подтвердились.

– Берти, – озабоченно проговорил мой дядя, – боюсь, я за тобой не уследил. Ты сильнее пьян, чем я.

– Да нет же!

– Тогда давай еще раз, только медленнее. Я вовсе не намерен отрицать, что мои умственные способности слегка помутились, но…

– Я просто сказал, что он любит, а дядю Перси приставил в конце.

– Обращаясь ко мне?

– Ну да.

– Как бы в звательной форме?

– Именно.

– Слава Богу, разобрались. Так на чем мы остановились? Ты заявляешь, что он любит мою подопечную Зенобию. Я отвечаю: «Ну и пусть, на здоровье. Я ему не мешаю. Но провалиться мне, если он на ней женится». Я очень серьезно отношусь к своему опекунству над этой девушкой. Для меня это святая обязанность. Доверяя ее моей заботе, ее покойный отец – прекрасный был человек, вот только слишком любил розовый джин, – так вот, он, помню, схватил меня за руку и говорит: «Смотри за ней зорко, как коршун, Перси, старина, не то она выскочит замуж за какое-нибудь ходячее недоразумение». А я ему: «Родди, старичок, – его Родериком звали. – Вставь только пункт в контракт, что она не может вступить в брак, не получив на то моего согласия, и ни о чем больше не волнуйся». И что же получается? Не успел я оглянуться, как возле нее оказывается самое непотребное из всех ходячих недоразумений на свете. Но меня он не застал врасплох, мой мальчик. Я готов и во всеоружии. У меня есть мои полномочия, черным по белому, и я намерен употребить власть.

– Но ее отец не имел в виду такого человека, как Боко.

– Да, возможности людской фантазии ограничены.

– Боко отличный малый.

– Ничего подобного. Отличный малый, как бы не так! Назови мне хоть одно достойное дело, совершенное этим Фитлуортом, которое бы заслужило ему уважение и почет.

Я на минуту задумался. Но когда Вустеры задумываются, они обычно что-нибудь да придумают.

– Вы, возможно, не знаете, – сказал я ему, – а ведь он как-то раз дал пинка Эдвину.

Это возымело действие. Челюсть у дяди отвисла, и пальцы на ногах задергались, словно их овеял мимолетный зефир.

– Это правда?

– Спросите Флоренс. Спросите мальчика, который чистит сапоги и ножи.

– Вот это да!

Он посидел немного, погруженный в раздумье. Видно было, что мои слова произвели сильное впечатление.

– Признаюсь, – проговорил он наконец, поднеся бутылку ко рту и осушив ее на целую треть, – твое сообщение побуждает меня взглянуть на этого молодого человека несколько благожелательнее. Да, до некоторой степени, не спорю, я изменил свое отношение к нему. Видишь, в каждом из нас есть добро.

– Тогда, может быть… Он помотал головой.

– Нет, Берти, я не могу согласиться на этот брак. Взгляни с моей точки зрения. Человек живет совсем рядом со мной. Под тем предлогом, что он муж моей воспитанницы, он бы стал постоянно мозолить мне глаза. Выйдешь прогуляться в парк – смотри под ноги, не прячется ли он в траве? Сядет с нами за стол обедать – того гляди что-нибудь выползет из солонки. Никакая нервная система этого не выдержит.

Я понял его.

– Но вы еще не знаете последней новости, дядя Перси. Через месяц Боко уезжает в Голливуд. Представьте себе, Америка находится в трех тысячах миль от нас, а Голливуд – еще за три тысячи миль, на другом краю Америки!

Он выпучил глаза. . – Это правда?

– Совершеннейшая.

Он помолчал немного, сосредоточенно считая на пальцах.

– У меня получается: шесть тысяч миль.

– Правильно.

– Шесть тысяч миль, – повторил он, как бы пробуя слова на вкус. – Ну, это совсем другое дело. Ты думаешь, Зенобия его любит?

– Всей душой.

– Странно. Удивительно. И финансовое положение у него действительно такое хорошее, как ты говорил?

– Еще лучше. Издатели кричат от ужаса, как малые дети, когда его агент заглядывает к ним обговорить условия очередного контракта.

– А насчет Голливуда? Ты уверен, что я не запутался в счете? Шесть тысяч миль – это верно?

– Может быть, немного больше.

– Ну, раз так, в таком случае, черт возьми…

Я вижу, железо горячо, и значит, самое время Боко его ковать.

– Сейчас я вам его пришлю, – говорю, – вы с ним переговорите и обсудите начерно условия. Вам никуда не надо идти. Автомобиль – его. Увидите, вы потом будете меня благодарить, когда поймете, какой подарок поднесли двум любящим сердцам весенней радостной порой.

– Тир-лим-пом-пом-пом! – милостиво отозвался мой старый родич, сердечно помахав мне ногой, и еще раз приложился к бутылке.

Я не стал терять ни единого мгновения, а помчался в бальную залу, определил в толпе Боко и направил его к цели, снабдив необходимыми добрыми напутствиями: «Держи хвост пистолетом!» и «Желаю удачи!» После чего привел в действие свой добрый старый «бентли» и укатил домой, радуясь, что благополучно завершил это скользкое дельце.

Первой моей заботой по прибытии на место было сорвать с себя проклятую полицейскую форму. Прокравшись во тьме к речному берегу, я предал ее хладным волнам, которые могли выбросить, а могли не выбросить ее на сушу где-нибудь в другом месте, откуда она, в конечном итоге, вернулась бы к законному владельцу. А затем примчался домой и нырнул под одеяло.