Читать книгу "Неистовая Матильда. Любовница Наследника - Джин Вронская"

— Я знаешь что вспомнил? Как пришел к тебе в первый раз.

— И что?

— Я ужасно волновался. Ты вышла ко мне, а я подумал, сейчас скажет: «Что вы хотите?» — повернется и уйдет, и больше я ее никогда не увижу. Очень боялся. Мне что-то плохо, Матюша.

— А ты вот так, ляг плоско, голову вот так. А еще помнишь, как мы пошли гулять в немецкий час, это так ты назвал комендантский час, после 10 вечера и до 6 утра. А мы гуляли и ничего. А какой-то патруль нас остановил, ты по-немецки заговорил, он обрадовался, такой был любезный, проводил нас домой, а потом даже заходил, говорил, если будут проблемы, чтобы позвонили ему. Андрюша, ты слышишь меня? Ну что ты? Вот, телевизор изобрели. Я позвоню в магазин, чтобы привезли. Конечно, он сейчас дорогой, новинка, но ты так хочешь телевизор. Ты поведешь меня на «Евгения Онегина» в Консерваторию? Какой-то главный советский певец будет петь. Тут вот прислали приглашение. Через «Онегина» Чайковский стал знаменитым, а до этого его знали только по романсам. Их Саша Панаева пела, помнишь? «Средь шумного бала», «И больно и сладко», какие времена были! Андрюша, ну что ты, милый? Боже мой, неужели это конец? Не покидай меня, не оставляй одну, Андрюша, у меня, кроме тебя, никого нет… Не хочу, не уходи…

Мати сжала руку мужа. Рука была холодная.

«Он не только мужем был, другом был, всегда был верным другом, сколько он терпел от меня. Мне 84 года. Всех потеряла — Ники, потом Сережу и вот теперь Андрюшу. Совсем теперь одна. Сегодня 3 ноября. Ненавижу осень. Все уходят осенью…»

Она налила себе рюмку виски. Это была уже пятая за последние полчаса.

* * *

— На отпевание извольте зайти, говорят, хороший человек был. И мне уж позвольте за упокой души…

— Да, иди, здесь только близкие. Великого князя хоронят. Все уходят, последний…

— Купите фиалки. Из Ниццы. За полцены отдаю по случаю позднего часа.

Из церкви вышла вдова в сером. Ее сопровождал средних лет джентльмен в хорошо скроенном английском костюме. Глаза сухие, лихорадочные. Слез больше не было. Толпа расступилась.

— Иди, мальчик, я хочу постоять одна.

Шел мелкий холодный дождь. Химеры гримасничали с купола чужого склепа, образец безвкусицы конца прошлого века. «Накоплю денег и закажу такой же». Она знала, что не сможет накопить, но почему бы не подумать.

* * *

— Это Би-би-си? Да, Матильда Кшесинская, это я. Лифарю в последнюю минуту отказали в визе? Мое мнение по этому поводу? Я уже в курсе. Pardon me… Что балетная труппа вылетела в Москву? Это, кажется, первое приглашение в Советский Союз? В общем, я не удивлена. Скользкий он человек. Всегда был. Да, понимаю. Сочувствую ему. Вообще-то советское посольство в 1945 году ему очень, очень сильно помогало. Французы семь раз пытались его судить за сотрудничество с немцами во время оккупации. Настоящий коллаборационист он был. Ну, значит, что-то им не нравится, советчикам. Ему ведь 53 года. Он больше не танцует, хореограф, директор Оперы. И директору отказали в визе? Это, конечно, скандал.

* * *

Открытый лимузин медленно продвигался по Английскому бульвару. Русские жители Ниццы тут же его приметили. В машине сидели молоденькие девчонки. Две рядом с водителем, а на заднем сиденье между двумя девушками восседала старуха, стройная, благородного вида, с гордой осанкой и великолепным профилем. Спиной старуха не прикасалась к сиденью. Время от времени ее выводили из лимузина. Она опиралась на палку, как-то странно озиралась и улыбалась. Быстро стало известно, что эта очень старая дама была заметная в далеком прошлом русская балерина, которую знало старшее и среднее поколение. А девушки были балерины, все они были иностранками и ее ученицами.

— Неужели ей 90? Боже мой, как время летит. Я прекрасно помню, как Кшесинская в Монте-Карло танцевала. Всегда ее сопровождал то один Великий князь, то другой. Этот второй был совсем молодой, красавец писаный.

— И другие были…

— Хватит сплетничать, своих любовников считайте.

Публика с интересом наблюдала за машиной, которая остановилась перед отелем Бо-Риваж на набережной США. Здесь когда-то Чехов останавливался, заметил кто-то в толпе.

Через два часа пряменькая, стройная старуха с балеринами вышла из отеля, видно, они там обедали, снова все сели в машину и направились по авеню Вальроз в парк. Там они остановились около великолепной бронзовой статуи лошади, которую в свое время заказали скульптору по имени Паоло Трубецкой.

— Чудак он был невозможный, говорят, князем был, но отец был из бедных.

Кшесинскую бережно вывели из машины. Опираясь на палку, свободной рукой держась за руку молодой девушки, она приблизилась к статуе и тронула рукой круп лошади. Она что-то сказала, но посторонним не было слышно, что именно. Машина снова отъехала и остановилась на авеню Дофин перед домом 3.

— С 1925 по 1934 здесь русская школа была, директором которой был муж Кшесинской, Великий князь Андрей Владимирович.

— А откуда Вы это знаете?

— Как откуда? Моя дочь у него училась. Было больше ста учеников. Все из солидных семей. А потом они переехали в Париж, где Кшесинская открыла балетную студию. Мне было жалко. Потому что дочка учила здесь не только английский, но и русский и уже даже начала говорить по-русски.

Какой-то любопытный молодой обыватель-эмигрант, почти француз, что-то слышавший про Кшесинскую, любовницу последнего русского царя, на своем помятом Рено-5 поехал за лимузином узнать, куда везут эту русскую даму-балерину. Выследил всю компанию на кладбище Кокад. Это было русское кладбище. Там еще была часовня, где покоился старший сын Императора — освободителя крестьян, Наследник престола Николай Александрович, который от чахотки умер в 1865 году в возрасте 21 года. Через три года построили эту часовню Святого Никола. А вообще-то, — рассказывал настойчивый француз, — тут лежат всякие российские знаменитости. Одним из них был генерал Михаил Грулев, написавший книгу «Записки генерала-еврея», очень критическую книгу по отношению к русской Императорской армии. Неблагодарные эти евреи, подумать только, из местечка пришел, был произведен в генералы, его сам Император Александр III принимал, а потом Николай Второй! И только льют помои на Россию. Покоится тут и основатель русской парижской газеты «Русская мысль» Владимир Лазаревский. Художник Филипп Малявин тут, и основатель русского скаутизма Олег Пантюхов, и министр иностранных дел России Сазонов, белый генерал Юденич и морганатическая жена царя-освободителя, светлейшая княгиня Юрьевская. Кшесинская все могильные плиты рассматривала, потом две девушки взяли ее под руки и усадили в машину. Лимузин отъехал.

* * *

— Гарсон, подай-ка еще по одной водке и два яйца с икрой. Ну, с черной, конечно. Николай, ты сядь, сядь, выпей рюмку, день жаркий. Хорошая церковь, красивая. Верят, значит, коли такая толпа. Посмотри, сколько народу. И русский ресторанчик ничего себе… Все отсюда отлично видно. Жалко, что мы безденежные. А еще дипломатами называемся.