Читать книгу "Такая большая любовь - Морис Дрюон"

Английский путешественник мистер Кок, в длинном парике и небольшой круглой шляпе, как раз возвращался с этой выставки. Мистер Кок не был особым любителем ковроткачества. Больший интерес он проявлял к скаковым лошадям. Выпятив брюшко, туго обтянутое коротким жилетом, и размахивая руками, мистер Кок шагал, отдавшись на волю потоку прогуливающихся, который тек по обсаженной огородами улице Крульбарб к предместью Сен-Марсель. Англичанин с удовольствием разглядывал миловидных горожанок в полосатых платьях, именно таких, какими изображал их на своих картинах господин Ватто, скончавшийся за несколько лет до того. Ни сутолока, ни гомон толпы его не удивляли, ибо о них его предупредил «Путеводитель»: «На улицах Парижа следует проявлять осмотрительность. Кроме толп пешеходов, которые часто налетают друг на друга и сталкиваются между собой, там имеется весьма значительное количество карет и фиакров, снующих туда-сюда до глубокой темноты и передвигающихся с большой скоростью. Следует постоянно оглядываться по сторонам. Только обойдешь человека, идущего впереди, как сзади уже напирает другой, а вы и не слышали, поскольку кругом грохочут экипажи».

Мистер Кок надлежащей осмотрительности не проявил, ибо вдруг ощутил сильный толчок в плечо и кубарем покатился в пыль. Поднявшись без особого ущерба для себя на ноги посреди набежавшей толпы зевак, он увидел наехавший на него экипаж. Это была тяжелая водовозная бочка. Ее хозяин — овернец, как почти все, кто занимался этим делом, — соскочил со своего сиденья и помог англичанину отряхнуть пыль с одежды.

— Прощенья просим, господин хороший, — приговаривал водовоз. — Все из-за этой клячи. Ну никак не удержать проклятую скотину! Знай натягивает удила. Что хочет, то и делает. Когда-нибудь, как пить дать, угробит кого-нибудь на улице, а мне из-за нее в тюрьму!

Он показывал на запряженную в бочку лошадь, замызганную клячу самого жалкого вида, такую тощую, что хоть все кости пересчитывай. На шкуре животного виднелись множественные раны от жесткой упряжи. Слишком большие, слишком тяжелые для маленького рта удила причиняли ему явные страдания.

— Вот же дрянь какая, — продолжал овернец. — Ну просто падаль. — И он в сердцах замахнулся на коня кнутовищем.

Но мистер Кок остановил его. Он смотрел на коня, конь смотрел на него.

Для того, кто знает лошадей, кто любит их, лошадиный взгляд может быть столь же выразительным, столь же говорящим, как взгляд человека. Лошади тоже сразу распознают тех, кто их понимает. Как человек выбирает себе коня, так и конь выбирает хозяина. Огромный темный глаз, гордо и испуганно смотревший на англичанина, не мог принадлежать обычной упряжной лошаци, рожденной для рабского труда.

— Позвольте мне взглянуть на этого коня, — сказал мистер Кок. — Откуда он у вас? Как вы его приобрели?

Поняв по акценту, кто перед ним, водовоз тут же принялся пересыпать свою речь «милордами».

— Да смотрите на здоровье. А чего смотреть-то — дрянь, и все тут. А купил я ее потому, что она была из королевских конюшен, так мне сказали. Только я вот думаю, как это она могла служить королю, если даже бочку с водой и ту возить не может как следует.

— Из королевских конюшен? — переспросил англичанин, который понимал выговор овернца с таким же трудом, как тот — его акцент. — Странное дело! Я не знал, что король Франции держит арабских скакунов. Как его зовут?

— Шам. Имечко не для лошади христианина.

Мистер Кок согнулся пополам и принялся ощупывать облепленные грязью ноги лошади. Потом, выпрямившись, изучил угол плеча, изгиб шеи, посадку головы.

— Не продадите ли вы мне ее? — спросил он наконец.

— Продать? Вам? Да хоть сейчас, мой милорд! — воскликнул овернец.

Но тут же спохватился. Хоть конь этот был не лучшим его приобретением, однако в свое время он за него немало заплатил, да и овес не даром ему доставался; опять же, теперь придется искать нового, а цены-то растут.

И овернец назвал в конце концов цену, которая самому ему показалась огромной: семьдесят пять франков. Мистер Кок согласился без разговоров.

«Ну что за дурни эти англичане», — думал про себя водовоз, отводя тем же вечером Шама на конюшню отеля «Антраг», что на улице Турнон.

Конюхи роскошной гостиницы для богатых иностранцев брезгливо морщились, чистя скребницей этого одра, от которого несло так, будто он несколько месяцев спал на навозе.

На следующий же день мистер Кок принялся раскапывать прошлое Шама. Конь побывал уже не в одних руках. Все его хозяева были мелкие сошки, все использовали Шама в упряжи и все не раз раскаялись в своем приобретении. Так, двигаясь от владельца к владельцу, мистер Кок добрался до конюха из Версаля.

Овернец сказал правду. Шам действительно происходил из королевской конюшни. Он был прислан тунисским беем в числе восьми берберийских жеребцов в подарок Людовику Пятнадцатому в память о некоем торговом договоре, подписанном двумя годами раньше.

Взглянув на небольших нервных лошадок, дававшихся в руки только тем, кто умел с ними обращаться, и чье изящество, далекое от вкусов той эпохи, выглядело скорее нелепо, король пожал плечами. Впрочем, перепробовав за свою жизнь более двух тысяч лошадей, он так и не смог подобрать себе коня по вкусу. Правда, он и не слишком старался, действуя больше по прихоти.

Итак, король пожал плечами, следом за ним плечами пожал обер-шталмейстер, а за ним — все остальные. Берберийские жеребцы были сосланы в дальний угол конюшни, где и пребывали какое-то время, пока их не раздали в виде вознаграждения конюхам, те, в свою очередь, тоже поспешили от них избавиться.

Так вот и оказался Шам, прекрасный принц пустыни, потомок знаменитого Крылатого Ветра, подарок магометанского монарха королю Франции Людовику Возлюбленному, на улице Крульбарб в оглоблях водовозной бочки.

Было ему тогда шесть лет. Скатившись с таких высот в такую бездну, познав многие превратности судьбы, он находился лишь в самом начале жизненного пути.

Когда-то он пересек Средиземное море на берберской галере, теперь же на добротном крутобоком корабле переплыл Ла-Манш. Ему были знакомы и африканские пески, и парижские мостовые, и вот его изящные копыта ступили на нежную травку английских лужаек.

В Лондоне мистер Кок был завсегдатаем трактира «Сент-Джеймс», модного заведения, где собирались большей частью любители лошадей да игроки на скачках. Держал скаковых лошадей и хозяин заведения Роджер Уильямс.

Мистер Кок и сам был уже не рад своему приобретению. Там, в Париже, он поддался минутному порыву, некой смеси любопытства и желания удивить окружающих. Конечно, у него появилась в запасе любопытная история, которую с удовольствием слушали знакомые, но вот что делать со сбившей его лошадью, он положительно не знал, а потому перепродал Шама за восемь гиней владельцу трактира. Тот же отправил молодого жеребца попастись какое-то время на свободе.

И вскоре принц пустыни обрел свои первоначальные округлые формы, длинную трепетную гриву, пышный хвост, веером опускающийся до самой земли, прекрасный широкий круп, чеканные мускулы и шелковистую шерсть такой черноты, что на ярком свету она начинала отливать синевой.