Читать книгу "Осмос - Ян Кеффелек"

В поисках Антигоны он прошел мимо туалетов, где назначали друг другу свидания взволнованные сверх всякой меры дурнушки и уроды, зашел на кухню, где находились три девицы: две утешали третью, склонившуюся над раковиной. Девицы попросили его побыстрее убраться, и он убрался. Он взял с подноса бокал и так, с бокалом в руке, вернулся в гостиную, чтобы потанцевать, но от тоски и печали ноги у него словно налились свинцом, он приткнулся где-то в углу и так и застыл, не двигаясь. Он слышал перешептывания: «Смотри, это он! Не может быть! Ну не мог он сюда прийти! Нет, просто невероятно!» Если он закрывал глаза, перед ним тотчас же возникала противная, мерзкая рожа его папаши. Он решил выйти на террасу и пробрался к выходу, но наткнулся на двух парней, одетых в блестящие плащи, словно сшитые из листового железа; в спектакле они исполняли роли телохранителей царя Креона. Парни преградили ему путь: «Стой, кретин! Терраса для посторонних закрыта! Поворачивай назад!» Пьер бросил взгляд на террасу, он увидел Антигону и рядом с ней царя, вырядившегося в роскошный белый костюм, ужасно походивший на парадную униформу английского адмирала.

— Слушайте, парни, мне только на секундочку! Вон та девчонка на террасе меня ждет!

— А ну, проваливай, тебе говорят!

Улыбающийся Креон сделал несколько шагов к двери, ведущей в дом. Он был какой-то неловкий и нескладный, шел какой-то развинченной походкой, даже еще более странной, чем обычно. Вообще-то этот Креон был неплохим парнем, вот только нервишки у него пошаливали, вернее, с ними было совсем неладно: зимними ночами он убегал из дому и ночевал на скамейках в скверах, он говорил, что раз другим это позволено, то можно и ему, что у его родителей слишком много денег.

— Слушай, здорово же ты нас кинул! — сказал он, протягивая Пьеру руку, но когда Пьер хотел было ее пожать, Креон быстро отдернул ее. Выражение лица у Креона было более чем странное, словно перед Пьером сейчас находился какой-то добряк-безумец с налитыми кровью глазами, улыбавшийся какой-то не то пьяной, не то дьявольски-хитрой улыбкой, на пиджаке виднелись там и сям пятна от пролитого вина; он все повторял тихим, «умирающим» голосом:

— А это не ты ли пустил кровь моей сестрице? Она не смогла сыграть свою роль потому, что по твоей милости у нее шла кровь, она-то говорит, что все в порядке, все нормально, но я-то знаю, что это ты во всем виноват.

К ним подошла Антигона, одетая в очень короткое и ужасно зауженное бледно-зеленое платьице, и Креон тотчас же поцеловал ее в шею. Вообще он вел себя так, словно еще никак не мог опомниться после того, как бросил эту Антигону на растерзание хищникам.

— Потанцуем? — спросил Пьер. Ему показалось, что Антигона вот-вот расплачется, но она вдруг просияла, схватила его за руку и потащила в гостиную, выскочила вместе с ним на эстраду, где только что заливавшийся соловьем певец мгновенно передал ей микрофон.

— Послушайте великую новость! — произнесла она прерывающимся от театрального, то есть деланного восторга голосом. — Мы все тут ломали себе головы над тем, куда это подевался наш корифей: уж не сожрали ли его волки или кабаны, уж не помер ли он от страха или жуткого поноса в туалете… Так вот, ничуть не бывало! Вот он перед вами, целехонький, здоровехонький! К несчастью, он не может остаться с нами, потому что мы недостаточно хороши для него, но прежде, чем вы наградите его прощальными оглушительными аплодисментами, он хочет объяснить вам, почему мы не увидели его на сцене, он на этом настаивает…

Она протянула Пьеру микрофон, даже не протянула, а ткнула в руки, Пьер его взял, но тотчас же положил на пол, словно он обжигал ему руки. Под свист и улюлюканье толпы Пьер скатился с эстрады и бросился вон из гостиной, расталкивая всех локтями. Африканка, исполнявшая роль швейцара, открыла дверь. Пьер пулей вылетел на улицу, и вот он уже под звездным небом вдыхал сладковатый, наполненный ароматом цветов воздух. Когда звуки музыки немного стихли, он оглянулся через плечо и увидел голубоватое пятно ярко освещенного бассейна и темное пятно террасы, где вроде бы двигались какие-то фигуры: вероятно, там танцевали.

Внизу металлическим блеском отливала река Див. Он понюхал свои пальцы. Он вспомнил болтавшийся на перилах сохнущий топик, взгляд испуганных глаз затравленной белки, руки, обращенные ладонями вверх, к небу. Ах ты, хренов корифей! Он вновь увидел Йемену и себя на этом помосте, в этом «мыльном пузыре», летевшем сквозь пространство… вероятно, им не надо было оттуда слезать… Вдруг он увидел рядом с собой в таком же пузыре свою мать, читавшую книгу. Да, конечно, это она, он узнал ее! Как всегда, на протяжении долгих-долгих лет она была очень увлечена чтением. Она никогда не могла дочитать книгу до конца, она читала, не поднимая головы, не отрываясь, она только и делала, что переворачивала страницы в полной тишине, молча… Она была так близко и так далеко… «Мама, дай мне тоже почитать!» В ту же секунду он увидел Марка, пытавшегося обнять и поцеловать Лору. Пьеру стало страшно. Он остановился. Луна, слегка затянутая легким облачком, медленно поднималась вверх по небосклону. Ему казалось, что в листве среди ветвей мелькают чьи-то глаза, что кто-то на него оттуда смотрит. Птицы? Люди? Звери? Иногда ему казалось, что откуда-то до него доносятся чьи-то смешки, чье-то хихиканье. Нет, ну надо же быть таким трусливым зайцем! В какой-то момент ему показалось, что впереди маячит черная масса отцовской машины.

— Папа? — неуверенно прошептал он, глядя в сторону густых зарослей у края дороги.

Тьма, заключившая его в свои объятия, нашептывала ему на ухо: «Великая новость ждет тебя, малыш! Видишь ли, она потеряла память, впала в детство, она знать не знает, кто ты такой… Великая новость: она ехала в метро и неправильно повела себя, чем спровоцировала нападение, и вот теперь она в коматозном состоянии, да, твоя мать недееспособна, мой мальчик, и мы свободны, нам не надо ни от кого скрываться… Великая новость: самолет, на котором она летела, чтобы повидать нас, рухнул в море, никто из летевших на нем не спасся, ну, конечно, летела-то она не к нам, а собиралась где-то трахаться черт знает с кем, с моими-то денежками, они пришлись ей очень кстати… Великая новость, малыш: мы с Лорой скоро поженимся, она ждет ребенка…»

Пьер бежал и бежал, чтобы не слышать ничего, кроме пульсирующей в ушах крови… Вместо того чтобы на развилке побежать по тропе, которая привела бы его к дому, он побежал прямо, словно вообще думал убежать из долины. Вдруг он почему-то вспомнил, что за день до того из реки около плотины выловили тело какого-то старика, вернее, не тело, а то, что от него осталось после того, как беднягу изрубили на мелкие кусочки турбины; скорее всего это был какой-то рыболов, которого, вероятно, преднамеренно столкнули в воду. Пьер остановился, согнулся пополам; он задыхался, ступни босых ног, израненные о щебенку, саднили. Он упал навзничь, сложил руки на груди. Он умирал от жажды. Чуть переведя дух, Пьер стащил рубашку и подложил себе под голову. Да, он вот так и пролежит здесь всю ночь, не смыкая глаз, не думая ни о чем… Когда его глаза привыкли к темноте, он увидел неподалеку трибуны. Вот оно что! Он оказался не на дороге, а посреди стадиона, на лужайке. По всей видимости, на площадке для игры в бейсбол. Раньше он никогда здесь не был. В Лумьоле никто не играл в бейсбол, в клубе был всего лишь один член: сам мэр, — так сказать, для того, чтобы подавать хороший пример.