Читать книгу "Похититель секретов - Данил Корецкий"

После ужина Саид принялся править лезвие сабли, пояснив что-то для меня.

– Меч стоит четыре тысячи долларов, – перевел Ахмед. – Это дар правительства, но за ним надо тщательно ухаживать, иначе он не сможет так хорошо рубить…

Мне было интересно, почему Саид не справляет свою работу в маске, и при случае я решил спросить его об этом. Но перебивать неудобно, братья оживленно разговаривают между собой, по тону и общему смыслу я понимаю, что Саид чем-то недоволен. Поймав мой заинтересованный взгляд, Ахмед переводит:

– Саид не понимает тех, кто приходит смотреть и падает в обморок. Это неприлично. Зачем тогда вообще приходить? Тень этих обмороков невольно омрачает его репутацию, а ведь среди зрителей много его друзей! Что они подумают?

– Я вообще не знал, что у вас проводятся публичные казни…

– Очень редко. По специальному распоряжению шейха. Когда преступник совершил особо тяжкое злодеяние…

– А Саида не смущают зрители?

Ахмед искренне округлил глаза.

– Почему они должны его смущать? Он выполняет работу Аллаха и гордится этим! Наше общество понимает законы Аллаха. И я, и другие родственники, и его друзья – все мы гордимся Саидом!

Интересный поворот темы! Я делаю многозначительный вид и понимающе киваю.

– Ах да, конечно… Но мне кажется, Саид чем-то недоволен…

– Брат по натуре добросовестный и требовательный к себе, – кивает Ахмед. – Он не очень доволен сегодняшней процедурой. Не технической стороной, нет, тут все выполнено безупречно. Но он не смог найти родственников сегодняшнего парня: они от стыда уехали неизвестно куда…

– А зачем их искать? – удивился я.

– Чтобы попросить прощения за то, что их близкому придется умереть, – терпеливо разъясняет Ахмед. Кажется, он считает меня идиотом. Конечно, не персонально, а как представителя всех европейцев.

– Ты же видел, как искренне Саид молился за него! Он сопереживает второму участнику процедуры и до последнего надеется, что тот не умрет: его могут помиловать, могут отменить приговор… И Саид обрадуется такому исходу!

Саид следит за нашим разговором и понимает, о чем идет речь. Он показывает на саблю, на себя, качает головой и что-то говорит.

– Саид исполняет волю Аллаха, но он не бездушный инструмент, как этот меч. Он сопереживает каждому, кого провожает на небеса, – переводит Ахмед.

– А сколько Саиду лет?

Палач пальцем рисует на черном песке под ногами цифры: одна тысяча триста тридцать семь. Хотя яркая лампа хорошо освещает их, я не понимаю, что это значит.

– Это одна тысяча триста тридцать седьмой год Хиджры, – поясняет Ахмед. – По вашему летоисчислению он родился в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году.

– И давно он работает… гм… на этом месте?

– Больше двадцати лет.

– А сколько… процедур он провел?

Ахмед обращается к брату, тот ненадолго задумывается и нехотя отвечает.

– Он не считает и старается забыть то, что осталось позади. Поэтому он спокойно спит, спокойно живет.

Саид добавляет еще несколько фраз, Ахмед тут же переводит.

– Работа есть работа, на жизнь она не влияет. Никто его не боится, у него много друзей.

Я киваю в очередной раз. Эти обыденные и понятные объяснения развеивают стереотипный образ верзилы в красной замызганной рубахе, с глазами, сверкающими из треугольных глазниц зловещего черного колпака, как ветер пустыни развеивает взметенный копытами коня песок… Вопрос про маску отпадает сам собой. Действительно, если палач не закомплексованный садюга-изгой, творящий зло по причине низменности своей натуры, а обычный член общества, делающий социально-полезную работу, то зачем ему прятать лицо? Гм… Непривычный для российского менталитета подход!

По ущелью пронесся ветерок, я поежился. Ночью горы быстро остывают, прохлада ощутимо забирается под одежду. Сейчас, наверное, градусов пятнадцать-шестнадцать. Зима все-таки…

Ахмед идет к джипу и приносит три клетчатых шотландских пледа, которые явно дисгармонируют с первобытными скалами вокруг. Впрочем, как и все остальное, собранное под острым каменным пальцем, указывающим в бездонное небо: современный внедорожник, переносной холодильник, сабля для казней, сверхсекретный антирадиационный материал, известный российской разведке как «объект номер ноль»… Большую степень эклектизма трудно себе представить! Да и компания подобралась специфическая: шпион, палач, агент шпиона, который вдобавок вообще неизвестно кто!

Набросив на плечи одеяла, мы сидим молча. Саид полюбовался идеально выведенным клинком, спрятал точильный брусок и аккуратно вложил саблю в ножны. Теперь глубокую тишину нарушают лишь тихое потрескивание лампы да далекий вой какого-то зверя. Звезды с любопытством рассматривают нас с высоты, хотя, наверное, их любопытство я преувеличиваю, а высоту преуменьшаю… Таких крохотных, чтобы не сказать ничтожных, букашек, как мы, они даже не заметят.

Первобытную ночную тишину нарушает резкий зуммер телефонного вызова. Так удар бича в цирке разрывает туго натянутую черную ткань. Ахмед Табба вздрагивает, в мертвенном свете ртутной лампы видно, как он покрывается потом. Даже Саид утратил обычную невозмутимость и смотрит если не испуганно, то удивленно: ведь в ущелье сигналы сотовой связи не доходят!

С технической стороной дела все проясняется немедленно: Ахмед достает из-под пледа не телефон, а портативную рацию. И тут же появляются новые вопросы, оживают прежние подозрения… Ведь такая штучка – не гражданский прибор, это изделие специального назначения! Что все это значит? Что Анри – «двойник»? Но тогда почему он потеет? Чего ему бояться своих хозяев? И зачем они ему звонят? Тем более что радиус связи в горах короткий, значит, они где-то рядом… К чему тогда этот вызов? Что-то нет здесь никакой логики! Но с другой стороны, двадцать лет тюрьмы можно получить и без всякой логики…

Честно говоря, мне не по себе. Это еще при предельном смягчении выражений. Если не облагораживать свои ощущения и не бояться грубых слов, то можно сказать, что я чуть не наложил в штаны. Одно дело – рассуждать об обоснованности умозаключений в университетской аудитории, учебном классе нашей сто первой школы или в кабинете Ивана, а совсем другое – в чужой стране, «на холоде», даже жарком, в ущелье первобытных черных скал, когда вокруг происходят события, срежиссированные кем-то другим и тебе непонятные, когда неизвестно, что за люди вокруг тебя – друзья или враги, и когда трудно предположить, как сложится твое будущее: удастся унести ноги или попадешь в тюрьму, а то и под саблю палача… Машинально сую руку в боковой карман, но там только четырехсантиметровый патрон «Степного Орла» с усеченным конусом пули. Если он в пустой руке, вряд ли им можно защититься от опасности…

Зуммер продолжает дребезжать. Ахмед нехотя нажимает клавишу, и в напряженную тишину нашего замершего бивуака врывается усиленный динамиком густой мужской бас, уверенный, высокомерный и устрашающий. Как будто говорят черные скалы, черная ночь или сам Черный бедуин…