Читать книгу "Тело Угрозы - Владимир Михайлов"

Это Гречину не понравилось. Однако он и без подсказок понимал, как ему сейчас следует вести себя: сидеть тихо и никому больше о похищении статьи Минича ни в коем случае не сообщать, как ранее никого не информировали о ее существовании вообще. Главе администрации понадобилось полсекунды для того, чтобы прийти к выводу: объектом кражи был именно этот материал. Гречину для этого потребовалось, как мы видели, несколько минут, что вовсе не удивительно: обокрали-то его, и потому волновался он сильнее и рассуждать логически смог не сразу и не в полной мере.

У него, кстати, был и другой мотив для подозрений: частные письма, о которых он сгоряча упомянул (и теперь об этом сожалел), были от одной женщины, чей муж занимал в стране достаточно заметное положение; носили эти письма сугубо личный, уместно даже сказать – интимный характер, и в случае, если бы они стали предметом гласности, мог бы разразиться скандал в определенных кругах – причем даже публичный. Нравы, бытовавшие в средствах массовой информации, Гречин знал прекрасно, недаром сам был одним из заправил, так что ясно представлял – что бы он сделал с таким материалом на кого-нибудь из серьезных конкурентов.

И, кстати, на одного из таких конкурентов у него самого в сейфе еще вчера лежали очень интересные аудио– и видеозаписи, теперь, естественно, тоже исчезнувшие; и это обстоятельство тоже вызывало сильную досаду и не менее сильные опасения: кто знал, в чьи руки они теперь попадут и не дойдет ли до объекта тех съемок, что именно у Гречина хранился такой взрывчатый материал? И не оттуда ли направлялась рука умелого медвежатника?

Было над чем поразмыслить за чашкой кофе, которую главному редактору, не дожидаясь его просьбы, уже поставили на стол – на красивом подносике и накрытую белоснежной салфеткой.

В отделении же милиции, где едва успели возбудить дело по факту, в тот же день раздался телефонный звонок. Звонили сверху, из министерства.

Из краткого разговора с вышестоящим офицером начальник отделения уяснил:

– что ровно никаких действий по только что возбужденному делу производить никак не следует, и

– что вскоре к нему приедут офицеры из СБ, которым и надо передать все это производство, после чего больше о нем не думать.

Этот подарок судьбы начальник отделения принял с облегчением: висяков у него и так было более чем достаточно, а людей продолжало не хватать – да и те, что были, в большинстве своем работали без перенапряжения. Понятно: за такую зарплату работать с полной отдачей могут только идеалисты, а они в милиции давно повымерли как вид.

Так что когда к нему прибыл старший лейтенант Комар, начальник отделения передал ему тоненькую папочку, в которой, кроме постановления о возбуждении и протокола осмотра места происшествия, лежало еще несколько протоколов: опроса Гречина, охранника, сторожа из Ботанического сада, который мог ночью что-то видеть – однако же ничего не видел, и тому подобное.

Передачу дела оформили как полагается и расстались, взаимно довольные собой и друг другом.

6

Только что описанное происшествие можно, без сомнения, квалифицировать как факт утечки информации. Неприятный факт, однако достаточно легко предвидимый для каждого, следившего за предшествовавшими событиями.

Но примерно в то же время произошла (увы!) утечка и по другому каналу, и мы затрудняемся сказать – какая именно из этих двух грозит более серьезными последствиями.

Дело в том, что уже известный нам Хасмоней, как уже говорилось, был человеком с обостренным чувством любознательности (не говорим «любопытства», чтобы не обижать напрасно достойного работника). Возможно, это было свойственно ему от природы; но если даже и нет, то он весьма успешно приобрел его на своем ответственном посту в редакции: согласитесь, что просто невозможно день за днем и месяц за месяцем проводить, читая письма, адресованные никак не тебе лично, и черпая из них множество информации, порою весьма интересной и даже… гм… пикантной, что ли, – и при этом сохранять свой ориентировочный рефлекс на прежнем уровне.

Вот почему Хасмоней, получив некоторое время тому назад дискету с материалом Минича, прежде чем доложить главному, что ожидаемое получено, бегло просмотрел и быстренько скопировал текст для себя. Дискету с копией, уходя домой вечером, захватил с собой и уже дома внимательно с нею ознакомился. Нет, не следует думать, что такая практика была для него привычной; ни в коем случае. Но на сей раз уже сама процедура получения материала была настолько необычной и даже таинственной и породистый нос Хасмонея уловил столь явственный запах жареного, что оставить дело без внимания он ну никак не мог.

А как только он прочитал (очень внимательно) миничский опус, ему стало совершенно ясно, что в его руки попал взрывчатый материал, и притом в таком количестве, какого могло бы хватить, чтобы взорвать если и не все на свете, то, во всяком случае, очень многое.

Мысли его текли примерно вот по какому руслу: существует крайне важная для всех информация, которую власть, несомненно, пытается скрыть от общества. Какие на то у власти причины – Хасмонея не интересовало, достаточно было уже самого факта утаивания. И то средство информации, что сумеет вопреки препонам донести замалчиваемую истину до масс, получит право на благодарность граждан страны, а также и на защиту с их стороны от всяких возможных осложнений и неприятностей. Которых – понимал опытный Хасмоней – долго ждать не придется.

Это последнее соображение накладывало как бы моральный запрет на передачу полученных сведений кому-то из вполне благополучных СМИ – тем более что такие вряд ли и пошли бы на подобную публикацию, никак не желая портить отношения с властями. Но это Хасмонея никак не смущало. Потому что ему – как и очень многим – была известна такая фирма – а точнее, телеканал, – чьи отношения с властью были испорчены, пожалуй, бесповоротно из-за различного подхода к освещению событий в стране и мире. Отношения были испорчены настолько, что шестьдесят четвертый канал – вы уже поняли, как это СМИ называлось, – по общему мнению, доживал свои последние дни в таком виде и с таким составом работников. Дожидались только, чтобы Гридень, владелец контрольного пакета акций канала, всерьез занялся каким-то сложным делом, какое не позволило бы ему отвлекаться на мелочи. И уже прошел слух, что он собирается переключиться на морские дела. Где и увязнет. Иными словами, шестьдесят четвертому каналу терять было уже нечего: он был обречен. Но сейчас Хасмонею вдруг померещилось, что и против лома можно найти средство.

По его соображениям, публикация такого вот материала должна была остановить карающую, вооруженную ломом руку: погром на канале после такой публикации невольно привлек бы столь пристальное внимание всего света (и к самой информации тоже), какое никак не могло быть в интересах власти; таким образом (думал Хасмоней), «Шахматный» (так в просторечии звался канал из-за своего номера) получит отсрочку, а уж как развернутся события дальше, ведомо было только Господу Богу, без воли которого, как известно, и волос не падает вместе с головой человека.