Читать книгу "Карамельные неприятности - Наталья Александрова"

Остановившись на пороге, он застыл, внимательно прислушиваясь, и вдруг широко улыбнулся:

– Вот ты где, голуба! Кто не спрятался – я не виноват!

Из платяного шкафа доносился негромкий, но отчетливый дробный звук.

Сарыч в один прыжок подскочил к шкафу и дернул на себя зеркальную дверцу.

В шкафу, за ровно развешанными костюмами и пиджаками, прятался бледный и трясущийся Василий Окунь. Его зубы выбивали крупную дробь, как кастаньеты у танцора фламенко. Именно этот звук расслышал Сарыч, войдя в спальню.

– Ну, куда же ты спрятался, голуба! – проговорил беловолосый человек, выдергивая Окуня из шкафа, как морковку из грядки. – Что ты как малое дите? Правда, что ли, думал, что я тебя не найду? Да я бы тебя на том свете и то нашел!

Василий ничего подобного не думал. Он вообще не мог думать – он весь превратился в страх.

Под действием этого страха он как бы перенесся в свое далекое детство, когда маленький Вася сталкивался со своими первыми, глубокими, первобытными страхами. Он боялся темноты, ему казалось, что в этой темноте скрывается что-то невыразимо ужасное – какое-то чудовище, которое только и мечтает о том, чтобы сожрать маленького мальчика. Но тогда, чтобы преодолеть этот липкий, пронизывающий страх, достаточно было с головой накрыться одеялом или спрятаться в платяной шкаф, за мамины платья… эти платья своим теплым, домашним запахом помогали ему преодолеть страх.

Но сейчас он столкнулся совсем с другим страхом, совсем с другой опасностью – взрослой, реальной, смертельной.

И с этой опасностью бесполезно было играть в прятки. Она, эта опасность, играла в совсем другие игры. И играла она в них гораздо лучше Василия.

– Пойдем, что ли! – Сарыч железным кулаком легонько ткнул Окуня в спину. Тот покачнулся и послушно, как тряпичная кукла, двинулся в прихожую.

Сарыч шагнул следом за ним.

Вдруг комната перед его глазами резко качнулась, как корабельная палуба в шторм. Сарыч схватился за стену, с трудом удержался на ногах, сквозь зубы грязно выругался и опустил глаза.

На ковре у него под ногами темнели свежие пятна крови. Цепочкой таких же пятен был отмечен весь его путь от самой прихожей.

Сарыч потрогал свою ногу выше колена. Джинсы были мокрыми от крови.

– Зацепило, зараза! – прошипел он. – А я сгоряча и не заметил. Ну, ничего, кость не задета, как-нибудь доберусь до своих, а там меня подштопают.

Он старался не думать о том, что потерял много крови и с каждой минутой все больше слабеет.

Василий уже дошел до дверей квартиры. Воровато оглянувшись на беловолосого убийцу, он хотел уже выскочить на лестничную площадку и захлопнуть за собой дверь. Если бы это ему удалось, у него появился бы реальный шанс спастись.

– Куда! – рявкнул Сарыч и, преодолевая проснувшуюся боль в простреленной ноге, в один прыжок нагнал Окуня. Василий испуганно забормотал что-то невразумительное и послушно побрел рядом с беловолосым.

Они вышли на лестницу, захлопнули за собой дверь квартиры.

Сарыч вызвал лифт, втолкнул Василия в изрешеченную пулями кабину и нажал кнопку первого этажа.

Кабина остановилась.

Выбираясь из нее, Сарыч снова почувствовал, что земля круто уходит у него из-под ног. Он схватился за плечо Василия и крепко сжал его железными пальцами – чтобы тот не принял его жест за проявление слабости.

Василий вздрогнул от этого железного пожатия и на мгновение приостановился.

– Двигай! – прошипел Сарыч в его понуро ссутулившуюся спину. – Не останавливайся!

Они поравнялись с каморкой консьержки.

Озабоченная тетка с коротко остриженными обесцвеченными волосами выглянула в окошко и странным, сдавленным голосом проговорила:

– Постойте, Василий Романович, вам письмо!

– Ка… какое письмо? – проблеял Окунь, споткнувшись, и полуобернулся на голос.

– Сказано тебе – не останавливайся! – Сарыч резко подтолкнул его вперед.

В нескольких шагах от них виднелась входная дверь, а за ней – машина, свобода, жизнь…

– Вот какое! – раздался за спиной консьержки низкий скрипучий голос. Тетка с истерическим визгом отлетела в сторону, на ее месте возник немолодой приземистый мужчина с удивительно светлыми глазами, тонкими презрительно поджатыми губами и редеющими волосами, словно приклеенными к черепу. В руке его был большой тяжелый хромированный револьвер.

– Иван! – вскрикнул Окунь.

Сарыч вполголоса выругался, оттолкнул Василия, метнулся в сторону, стараясь уклониться от пули, и одновременно вскинул правую руку с пистолетом.

Может быть, он и успел бы опередить соперника, поскольку был заметно моложе, но потеря крови сделала свое дело, словно притормозив его движения, он потерял драгоценную долю секунды, и Иван успел дважды выстрелить, прежде чем Сарыч нажал на спусковой крючок.

Сильное тело дернулось, ноги Сарыча подкосились, и он тяжело рухнул на грязный пол подъезда.

Мужчина с редеющими, словно приклеенными к черепу волосами выбрался из комнаты консьержки, остановился над неподвижным телом Сарыча, секунду посмотрел в его пустые мертвые глаза, но все же еще раз выстрелил – на этот раз между глаз. Он привык не доверять очевидному и всегда ставить в любом деле последнюю точку. Только после этого он повернулся в сторону Василия, который полулежал в углу подъезда, по привычке крупно трясясь.

– Ну, здравствуй, друг сердечный! – проговорил Иван своим медленным, скрипучим голосом.

– Зд… здравствуй, Иван! – ответил Окунь и попытался встать. – Ворвались, понимаешь, какие-то… и такое началось… я просто чудом уцелел!

– Действительно, чудом, – подтвердил Иван. – Но ты не беспокойся, это ненадолго!

Он шагнул к Окуню, наклонился над ним, схватил за рубашку на груди и одним рывком поднял Василия на ноги.

– Ты понимаешь, Иван, – суетливо заговорил Окунь, – я тут ни при чем… я про парк говорю… я все тебе объясню… тут такое дело непонятное…

– Объяснишь, – Иван кивнул и подтолкнул Окуня к двери. – Непременно объяснишь! Еще бы ты мне все это не объяснил! Ты о-о-чень постараешься все это мне объяснить!

– Ты, наверное, все неправильно понял! – бормотал Окунь, механически переставляя ноги. – Я ни в чем не виноват…

– Я-то все отлично понял! Я всегда все правильно понимаю! – перебил его Иван и вытолкнул на улицу.

Когда дверь за ними захлопнулась, консьержка поднялась с пола, опасливо выглянула из своей каморки. Подъезд расплывался перед ее глазами, и она сообразила, что в суматохе потеряла очки. Снова опустившись на четвереньки, принялась шарить по полу.

Те, кто носит очки, знают, насколько их бывает трудно найти, поскольку ищешь их, само собой, без очков. Прошло несколько минут, прежде чем консьержка нашарила свою пропажу.