Читать книгу "Красный газ - Эдуард Тополь"

Пустил я по тундре,

И каждый должен идти воевать -

И богатырь, и простой человек!

Но есть ли среди ненцев еще мужчины,

У которых рука не дрогнет

И глаз не моргнет стрелять по русским?

Есть ли еще мужчины среди ненцев?

Есть ли?…»

Каждый вопрос шаман сопровождал ударом в бубен и, подбегая к ненцам, выкрикивал им в лицо;

– Есть ли еще мужчины среди ненцев? Сам Ваули спрашивает вас! Сам Ваули! Кто пойдет отомстить русским?

– Я… – негромко сказал Ани-Опой и выступил из ряда родственников погибших. – Я сожгу одну буровую. За сына, однако.

– Я тоже… – шагнул вперед еще кто-то.

– И я…

– И я тоже, однако…

Восемь мужчин выступили из толпы и стояли теперь, оглядывая друг друга. А шаман вдруг подскочил вверх высоким прыжком, потом брякнулся на колени и крикнул:

– Земля! – Удар бубна. – Хорошо держи их на спине своей, не опрокинь! – Удар бубна. – Царь-Огонь! Тобой живем, ты нас греешь! – Удар бубна. – Волка от них отстрани, русские буровые сильным огнем съешь! – Удар бубна… – Выгони русских из земли нашей! – Удар бубна. – Солнце, земли свет, поскорей приходи! – Удар бубна. – В нашу тундру без русских – поскорей приходи! – Удар бубна. – Просим тебя, Солнце, земли свет, жить мы хотим! Любимых людей своих хорошо видеть! Наших оленей пасти! Нашу рыбу в реках ловить! Нашего зверя промышлять в тундре! – Шаман ускорял темп своих заклинаний, быстрей и звонче бил его 6убен, и пляска становилась все энергичней, и крики – громче: – А русские люди пускай убегут! На своих самолетах пускай улетят! Вместе с ночью пускай улетят! Со злыми духами пусть улетят! Со своими болезнями пусть улетят! Со своими тракторами пускай улетят! Со своими социалистическими обязательствами пускай улетят! А тундра не может при социализме жить! В тундре и так ничего нету!..

Тут Гейзенрих расхохотался и не стал дальше переводить, да и переводить было нечего – после еще нескольких заклинаний шаман свалился на оленью шкуру, затих. Ненцы тронули оленей, запряженных в нарты с покойниками, и длинная похоронная процессия, сопровождаемая детьми и собаками, растворилась в полярной ночи, отблескивая издали горящими факелами. Последним устало шел шаман. Он уже снял с лица суконный лоскут, но зато теперь на его плече был автомат Калашникова.

– Ого! – враз посерьезнел Гейзенрих и произнес, прищурившись: – Боюсь, что семнадцатого декабря не будет никакого торжественного открытия вашего газопровода…

50

– Мех – это романтика, мой дорогой, – вдохновенно говорил Гейзенрих некоторое время спустя, угощая Зигфрида крепким чаем с настоящими московскими сушками. Он брал из кипы норок или лис какую-нибудь шкурку, вздергивая ее в воздухе, словно встряхивал а затем поворачивал к яркой лампе дневного света и говорил: – Видите, какой отлив? А высота меха? А плотность? Но это всего-навсего третий сорт. То есть то что идет на внутренний рынок. А экспорт начинается с первого сорта, но есть кое-что и повыше первого сорта – есть «экстра-один» и «экстра-два» – не вольерный мех, не те зверьки, которых вы видели в клетках, а дикий зверь, из тундры… – Тут Гейзенрих подходил к пачкам совершенно роскошных мехов, брал шкурку голубого песца или лисицы, любовно проводил ладонью помеху и предлагал Зигфриду: – Потрогайте. Знаете, сколько стоит такая шкурка на аукционе? Полторы тысячи долларов! А теперь окиньте глазом эту комнату, мой дорогой. Здесь под тысячу шкурок. То есть мы с вами сидим на пушистом миллионе долларов, только и всего. И это доход всего лишь двух звероферм, это, быть может, сотая часть выставки нашего январского аукциона. Поэтому даже Сталин, отменив весь нэп в России, не уничтожил ленинградские пушные аукционы! Валюта, чистая валюта! Каждый год пушники всего мира приезжают в Ленинград за русским мехом. И за несколько дней оставляют там миллионы долларов! Где еще в СССР вы можете увидеть такое – настоящий аукцион со ставками в твердой валюте? Советские рубли там даже не упоминаются. Гуд мани – онли! Но я вам говорил о романтике, не так ли? А романтика – не в деньгах…

Старик явно стосковался по собеседнику, да еще на его родном немецком языке! Зигфрид, согреваясь чаем и чувствуя, что снова оказался в цивилизации, быстро входил в свой прежний образ самоуверенного бизнесмена с улыбчивой и спокойной терпеливостью к собеседнику. Так любой корабль, выйдя из шторма в тихую гавань, превращается из гонимой ветрами и заливаемой волнами скорлупки в горделиво-величественное судно… Зигфрид чувствовал, что добрался до гавани, выплыл из ледяного моря тундры, если не на материк цивилизации, то хотя бы на остров…

– Романтика в самой пушнине! – продолжал старик Гейзенрих. – Мех – это любовь! Да, да, не улыбайтесь! У меня было шесть жен, мой дорогой, и все – балерины Большого театра! Вот что такое мех, мой милый! Конечно, ваш газопровод убьет тундру, и уже не будет здесь соболей, лисиц, горностая. И это – глупо. Потому что газ вы можете найти и где-нибудь в Сахаре. И вообще, пользоваться нефтью, углем, газом – это же рудименты варварских цивилизаций.: Через каких-нибудь двадцать, от силы тридцать лет человечество будет получать энергию из морской воды. Ну пусть через сто лет! Но ни из какой морской воды, ни в каком ядерном реакторе вы не получите вот такого горностая или вот такого песца. И вообще, знаете ли вы, что такое тундра?! Тундра – это единственный на земном шаре курорт, воздух которого еще двадцать лет назад был начисто лишен вредоносных бактерий! Люди, смертельно больные астмой, излечивались здесь в неделю! Но вместо того чтобы строить здесь курорты, здесь строили лагеря! – усмехнулся Гейзенрих, – Право, СССР – страна парадоксов. Сталин убил миллионы граждан своей страны, в России нет семьи, у которой он не сгноил бы в лагерях хотя бы одного родственника. Я, с вашего позволения, тоже отсидел здесь с 38-го по 46-й год, как немецко-японский шпион… – Старик усмехнулся, – Но мне было легче, чем другим, – я привык к тундре. А другие…Здесь до сих пор каждое лето, когда оттаивают болота, плывут по трясине человеческие кости и скелеты… А русский народ все равно тоскует по Сталину, по «хозяину», как они говорят. Его портреты снова по всей стране, в каждом автобусе. Даже диссидент Зиновьев называет его «великим человеком»!..

Зигфрид заметил, что в глазах Гейзенриха зажегся какой-то горячечный блеск. Видимо, старик впервые наткнулся на человека, которому мог сказать все, не таясь, излить, как говорят русские, душу.

– Впрочем, – продолжал Гейзенрих, – извлекать уроки из истории не умеет ни один народ в мире. Отдельная личность – да, отдельная личность учится на своих ошибках. Ребенок не сунет руку в огонь дважды. Но народы удивительно забывчивы, в этом парадокс человечества. Хотите примеры? Извольте: Израиль поставляет цветы в Германию. Нет, вы подумайте: Израиль поставляет в Германию цветы, а Германия поставляет в Израиль армейскую форму! А вы говорите – уроки истории!.. – И хотя Зигфрид ничего такого не говорил., старик продолжал: – Именно потому, что у народов нет памяти, я не верю в свержение Советской власти в России или вообще в какие-нибудь демократические преобразования в этой стране. Русские не знают демократии, боятся ее, им нужен «хозяин». Поэтому власть, которая довела население всей страны до полуголодного уровня, – эта власть и по сей день самая сильная в мире. Никакие диссиденты не могут поднять народ на всеобщее восстание, никакие солженицыны, сахаровы, буковские при всем их донкихотском героизме. Даже во время голодного бунта в Новочеркасске не было мятежа хотя бы в соседних городах и поселках! У русских просто нет опыта борьбы за демократию. Если они и восставали когда-то, то за «доброго» царя! Но ненцы… Конечно, это народ дикий, нецивилизованный и отсталый. Но в этом их преимущество. У них нет исторического комплекса рабства. До порабощения русскими они жили здесь первобытной общиной. Без царей, королей или хотя бы князьков. Судьями были старейшины, которые ничем не владели – ни землей, ни людьми. Я изучал этот край по Миллеру, Мильтону и Георги – я знаю, о чем говорю! А теперь прокатитесь по Советскому Союзу и посмотрите: в каждой национальной республике, от Прибалтики до Грузии, к русским относятся как к оккупантам. Русские знают это, и поэтому они там начеку. В каждой республике правительство держит войска – на случай восстания. А здесь, в тундре, – ну кто мог предвидеть, что дикие ненцы восстанут?! Их же никто и людьми не считал… Наверно, так же думали в сороковых годах англичане о евреях Палестины. Английская армия и ее генералы, которые только что разбили Гитлера в Африке, – разве они могли считать пейсатых евреев серьезными противниками? А теперь вспомните, какой тактикой евреи добились победы в Палестине, как они выгнали англичан. Ведь в Израиле, как и здесь, в тундре, нет ни лесов, ни джунглей для партизанской борьбы! Там, как и здесь, все открыто, и все население страны как на ладони. И все-таки евреи в течение нескольких месяцев выкинули англичан из Палестины. Как? Чем? Террором! Простым террором они довели англичан до того, что их армия позорно сидела в своих казармах и боялась нос высунуть из-за каменных заборов. А потом и вообще бежала из страны…