Читать книгу "Когда герцог вернется - Элоиза Джеймс"

Лондонская резиденция герцога Бомона

3 марта 1784 года

Герцог Вильерс отдал плащ Фаулу, дворецкому Бомона, и выслушал сообщение о том, что Джеммы дома нет, а вот герцог дома.

Им с Элайджей надо поговорить.

Вот уже много лет они не разговаривали нормально, хотя лакей Вильерса Финчли не раз рассказывал всем о том, как Элайджа спас Вильерсу жизнь, когда у того была лихорадка. Но поскольку сам Вильерс об этом не помнил, то он вряд ли был бы в состоянии оценить их примирение.

Все дело в том, что Вильерс постоянно делал все возможное для того, чтобы соблазнить жену Элайджи, хотя очевидно, что он должен поблагодарить Бомона за легендарное спасение собственной жизни.

Неужели это все, что он сможет сказать старому другу?

— Я сам объявлю о своем приходе, — бросил он Фаулу.

Войдя в библиотеку, он сразу увидел точеный профиль Элайджи на фоне высокой спинки стула. Кажется, тот закрыл глаза. Вильерс терпеть не мог, когда кто-то дремал. Правда, Элайджа посвятил жизнь спасению мира или хотя бы его британской части, а сам он сосредоточился на всяких фривольностях вроде шахмат.

Как и всегда, когда он замечал разницу между собственной жизнью и жизнью другого человека, Вильерс остановился, чтобы подумать о том, захотел ли бы он предпочесть тот образ жизни, который выбрал Элайджа.

Нет. У него нет ни малейшего желания заседать в палате лордов. Честно говоря, даже сама мысль об этом была ему противна.

Вильерс бесшумно прошел по ковру и обошел вокруг стула.

Элайджа и в самом деле спал.

Или не спал?

Было что-то странное в неподвижности его лица, в том, как его тело осело на стуле.

— Герцог! — позвал Вильерс, наклоняясь к нему. Неужели Элайджа в обмороке? И лицо у него такое бледное… — Элайджа!

На фоне лица его ресницы казались невероятно темными. Элайджа был красив и в детстве. Он вообще был единственным человеком на свете, которого Вильерс любил.

Протянув руку, он осторожно прикоснулся к плечу Элайджи.

И потряс его.

Потом еще раз потряс…

Глава 30

Ревелс-Хаус

3 марта 1784 года

Последнее, что сказала вдовствующая герцогиня Исидоре, перед тем как уехать в поместье своей сестры, — это чтобы она велела слугам почистить бриллианты до того, как они вновь к ней вернутся.

— Он дарил их мне каждый раз, — проговорила она, многозначительно глядя в глаза Исидоре. — Уверена, ты понимаешь, что я имею в виду.

— Нет.

— Ну тогда скоро поймешь. В конце концов, ты вышла замуж за одного из Козуэев. Мне никогда не нравились эти ожерелья, но они напоминают мне о муже. — Маленькую старую шкатулку с серебряными петлями она поставила на противоположное сиденье кареты. — Эти драгоценности принадлежали моей матери. Я не буду возражать, если ты оставишь себе что-нибудь из тех, других, ведь ты жена герцога. Но эти я беру с собой. Я подарю их детям сестры. Ты можешь сказать об этом моему сыну.

— Герцог принимает ванну, — сказала Исидора. — Вы не могли бы подождать, пока он закончит, и попрощаться с ним?

— Нет. Я остановлюсь у соседей, а завтра к вечеру буду у сестры в поместье. Сама скажи ему, куда я уехала, — заявила герцогиня. — Он мне не сын, я в этом уверена.

Исидора нахмурилась.

— Не строй из себя дурочку, — промолвила вдовствующая герцогиня своим скрипучим голосом, как обычно, чуть задыхаясь. — Да, Господь свидетель тому, что в его жилах течет моя кровь. И Годфри тоже. Но Годфри уедет в Итон, а я так от всего устала. Я сделала все, что могла!

— Разумеется…

— Я была хорошей женой, идеальной женой, — перебила ее герцогиня. — И никогда не задавала мужу вопросов о женщинах. Он дарил мне бриллианты из чувства вины. Да, оно у него было. — Она наградила Исидору обвиняющим взглядом. — А это уже что-то!

— Да, — кивнула Исидора.

— Я не хочу оставаться в этом доме, полном воспоминаний и писем, на которые я не ответила, и глупостей — глупостей! — которые он натворил. — В ее голосе появились яростные нотки. — Эта вонь… Это вонь от глупости!

Исидора кивнула.

— Да, моя сестра, вдовствующая графиня Дуглас, живет в старомодном доме, но мне там будет хорошо. Этот сын мой, судя по тому, как он выглядит и как себя ведет… Но я больше не могу. Я не могу оставаться здесь и делать вид, что мне наплевать, когда нарушаются традиции и когда глупые-глупые мужчины делают то, что хотят. Он бегает по дорогам голый!

— Не совсем, — успела вставить Исидора.

— Они живут для того, чтобы нас унижать. Снова и снова. Мой муж никогда не бегал трусцой в каком-то тряпье. Но когда я думаю обо всем этом, мне тоже кажется, что он порой был голым. А теперь можешь идти. — Она махнула рукой.

Исидора выбралась из кареты.

— Сама в этом убедишься, — пообещала вдовствующая герцогиня. Она смотрела на Исидору недобрым взглядом. — Пошлешь мне мои вещи, когда горничные смогут войти в этот жалкий дом. Я отправлю Годфри свои утешения и напишу, что ему нужно сделать в будущем для собственного благополучия. А тебе придется терпеть выходки герцога, его странности. Видит Бог, я пыталась, но он никогда меня не понимал. А я не понимала его.

Исидора присела в таком глубоком реверансе, как будто отдавала дань уважения свергнутой королеве.

Но королева этого не заметила.

Глава 31

Гор-Хаус, Кенсингтон

Лондонская резиденция герцога Бомона

3 марта 1784 года

Казалось, окружающий мир на мгновение застыл. Вильерс потряс Элайджу. Голова его упала на грудь, словно цветок мака, которому переломили стебелек.

— Не-ет! — Ни секунды не задумываясь, Вильерс стал яростно трясти Элайджу. — Проснись! — Внезапно его охватил страх.

Элайджа очнулся. Несколько мгновений он смотрел прямо перед собой, словно видел нечто недоступное взглядам других, но потом его взор устремился на Вильерса, и он улыбнулся:

— Привет!

Вильерс попятился назад, нащупал за спиной стул и буквально рухнул на него.

— Святой Господь, черт побери! — выругался он.

Улыбка на лице Элайджи погасла.

— Что это было? — спросил Вильерс. — Что сейчас произошло?

Не услышав ответа на свои вопросы, он закричал:

— Элайджа!

Они не называли друг друга по именам с тех пор, как обоим было пятнадцать-шестнадцать лет… и они ссорились из-за девушки, а потом долго не разговаривали.