Читать книгу "Деньги для киллера - Татьяна Полякова"

— Прежде всего вам нечего бояться. Может быть,воды? — вдруг спросил он Соньку, та головой покачала, боясь рот открыть,понимая, что в обществе такого мужчины икать совершенно неприлично. Заподозрив,что Сонька глухонемая, он стал обращаться ко мне. Я приободрилась от уверений,что бояться нам нечего, вид имела смиренный и доверительный, преданно смотрелаему в глаза, но на всякий случай готова была зареветь в любую минуту. В этотмомент по щеке Соньки скользнула одинокая слеза: это ее так проняло оттого, чтоговорить она боялась, а молчать не было сил, но очкарик решил по-своему —похлопал рукой по ее ладошке и сказал опять же не без некоторой приятности:

— Ну, ну, успокойтесь. Я ведь сказал: вам ничего негрозит.

— Мы много пережили, — пояснила я, извлекая платокиз сумки.

— Па-па-па, — Начала Сонька и хлопнула челюстью,потом попробовала еще раз и изрекла:

— Покойники.

Очкарик вопросительно уставился на меня, как видно, избравпереводчиком, я с готовностью перевела:

— На наших глазах людей убили. Двоих.

Они сидели рядом с нами.

Он сочувственно закивал и произнес совершенно серьезно:

— Да, ужасно. Я вас понимаю.

— Че-че-че, — багровея, начала Сонька, видимо,пытаясь произнести «черта лысого», но потом крутнула головой и примолкла.Перевести я не смогла и только пожала плечами.

— Может быть, все-таки воды? — Настойчивопредложил очкарик.

— Спасибо, не беспокойтесь. У нее это нервное.Возобновит лечение, и пройдет.

— А она что?..

Я удрученно кивнула.

— А… — сказал очкарик и перестал обращать внимание наСоньку, сосредоточившись на мне.

— Видимо, вам может показаться несколько странным тотспособ, который я избрал, чтобы встретиться с вами, — витиевато начал он,а я всерьез забеспокоилась: когда современный русский человек начинаетизъясняться подобным образом, это пугает. — Однако причина должна быть вампонятной. Вы, вольно или невольно, оказались в эпицентре событий, которыебеспокоят многих.

Тут Сонька неожиданно совершенно отчетливо произнесла:

— Витька козел.

— Что? — Не понял очкарик. Сонька повращалаглазами и замолчала, как навсегда.

— Она кого имеет в виду? — все-таки спросил он. Яплечами пожала:

— Наверное, Рахматулина.

— Ах, вот как! О нем я, собственно, и собирался с вамипоговорить.

И мы стали говорить о Рахматулине.

Впрочем, говорить — Не совсем верно: очкарик был мастеромзадавать вопросы и буквально вывернул меня наизнанку. Через полчаса япочувствовала себя кусочком лимона в стакане с недопитым чаем. Но кое-что исама узнала, полезное. Ведь вопросы тем и хороши, что в них уже заложенаопределенная информация. Надо лишь ее выудить. Выудила я следующее: передо мнойсидел один из Витькиных хозяев, который хотел знать, кто водит его за нос, и,кажется, вполне обоснованно подозревал в этом Витьку. Особенно интересовала егоситуация с Оборотнем. Тут я много сказать не могла, чем заметно его огорчила.Представив себя Констанцией Бонасье, я очень трогательно изложила нашу историювплоть до сегодняшнего дня, преданно глядя в его глаза, с надеждой обрестиподдержку и защиту. По его реакции было ясно: история ему известна, но онслушал внимательно, как видно, надеясь извлечь из моего рассказа что-нибудьполезное. Это вряд ли. Потом он еще поспрашивал. Направление этих вопросов я неуловила, поэтому они мне не понравились. Беседа уже длилась больше часа, и он,и я устали. Наконец очкарик поднялся и сказал:

— Что ж, все когда-нибудь кончается.

И беседа наша тоже. Вас проводят. — И вышел в ту жедверь возле сейфа. В комнате сразу возник тип в спортивном костюме и молчаповел нас по коридору, потом через двор к железным воротам. Через минуту мыобрели свободу. Напротив здания, где мы только что были, помещалось районноеотделение милиции. Вывеска радовала глаз. и Тип повернулся и ушел, все так жемолча, а я затосковала, потому что на Соньку напал столбняк.

— Эй, — подергала я ее за рукав, — ты живая?

— Чтоб им всем пропасть! — ответила Сонька. Якивнула: ее желание совпало с моим.

— Может, пойдем отсюда, — предложила я, — ану как передумают?

Сонька резво потрусила рядом.

— И что теперь? — через пару минут спросила она.

— Ты меня спрашиваешь?

— А то. Кто у нас умный?

— Это ты сказала. Вот. что, Софья Павловна, пакуем вещии делаем ноги. Ну их к черту, пусть без нас разбираются. Оборотень на дняхшлепнет Витьку, эти хмыри найдут и шлепнут Оборотня, а мы сможем вернуться иразводить кактусы.

— Я не хочу разводить кактусы, — возразила Сонька.

— Хорошо, не будешь, — после перенесенныхстраданий спорить с Сонькой не хотелось.

За разговором и невеселыми размышлениями я не сразусообразила, что мы прошли приличное расстояние пешком. Сонька, как видно,притомилась и сказала:

— Давай на остановку.

Мы перешли через дорогу, и тут с Сонькой началось неладное.Она приоткрыла рот, выпучила глаза и промычала: «Не-нене». Я пошарила глазами итоже открыла рот, потому что рядом тормознула машина, из нее выскочили двадобрых молодца и направились к нам.

— Ну что за день, а? — взвизгнула Сонька и вродебы решила бежать. Я поддалась порыву и припустилась следом. Дело зряшное,потому что парни бегали лучше. Руки сомкнулись на моих локтях наподобиенаручников, и паренек отрывисто бросил:

— Дернешься — пришибу! — На сегодняшний день этафраза стала невыносимо банальной.

— Я кричать буду, — честно предупредила я иполучила затрещину. Народ на остановке в количестве шести человек оживился.

Сонька взвизгнула, а женщина в красном плаще проронилаиспуганно:

— Да что ж это делается?

— А милицию надо! — рявкнул дед в шляпе.

— Ты б, старый, не лез, — бросил парень, державшийменя за локти, и бодро зашагал к машине. Парень произнес замысловатоеругательство, что, впрочем, не удивило: русский человек, да и в сердцах… Вобщем, мы снова оказались в машине на заднем сиденье, зажатые двумя конвоирами.