Читать книгу "Великий лес - Збигнев Ненацкий"

ноги, только бы он не хотел жить в ней, а только рядом с ней. Они могли бы даже лежать в одной постели, нагие и с переплетенными руками и ногами, согревая друг друга собственными телами. Но не друг в друге.

И при мысли, что лежит нагая, прижавшись к Юзва, обнимает его тело, она ощутила возбуждение. Она торопливо погасила свет и выбежала во двор.

Светил месяц. Осторожно ступая босыми ногами по песку и мелким камешкам. Вероника прошла под окнами комнаты Марына и оказалась на дороге. Вдруг на нее навалилась усталость и сонливость, на миг она присела на опушке леса. И вдруг услышала нечто страшное — через приоткрытую форточку в окне комнаты Юзвы до нее долетел пронзительный женский крик. Он был похож на крик какой-то неведомой ночной птицы. Крик набирал силу и продолжался, казалось, очень долго, пока наконец не начал затихать, напоминая подвывание зверя. Несмотря на то, что он был таким пронзительным, она поняла, что он выражал наслаждение. И сознание этого стегнуло ее, как кнут. Она сорвалась с места и побежала в лес, в непроницаемый мрак, в котором ее подкарауливали скрытые в темноте стволы сосен и буков. Два раза она больно ударилась, пока не остановилась, потому что крик уже совсем смолк. У нее не было сил вернуться домой. Она обхватила ствол старой сосны, прижалась к нему и провела щекой по шершавой коре. Потом начала кричать — громко, все громче и пронзительнее, потому что это, как ей казалось, могло принести ей облегчение в муке, которую она ощущала. Вероника кричала, как та девушка в комнате Марына, но еще пронзительнее, чтобы ее услышал целый лес. А потом тихо заплакала и вернулась в свою комнату. Разделась, куда попало бросая одежду, и заснула крепко, без снов.

Ее разбудили голоса на дороге и фырканье кобылы. Был день. Марын помог девушке из Гауд усесться на лошади, а потом вскочил в седло сам. Она смеялась, сидя верхом на спине кобылы с задранной юбкой, обнажив свои худые бедра. Вероника не могла на них смотреть, а когда Марын уехал в сторону Гауд, она спустилась вниз и принялась тереть ванну.

Спустя какое-то время появился старый Хорст и попросил Веронику, чтобы она подала ему завтрак.

— Она сказала, что постарается к нам прийти, как только я ее позову, — говорил Хорст, бреясь перед зеркальцем, поставленным на подоконник кухонного окна. — Сейчас я уже наверняка знаю, что Юзва от нас не уйдет. Думаю, что им было очень хорошо, потому что я слышал, как кричал в отчаянии лес.

— Это не лес, это я кричала в лесу, — ответила Вероника.

— Ты? — удивился старый. — А отчего?

— От ненависти, — бросила она Хорсту. Хорст, однако, не понимал.

— У тебя нет поводов для ненависти, — сказал он. — У меня такое впечатление, что ты немного полюбила Марына. В каждую минуту ты можешь быть в его постели на месте той из Гауд. Ты привлекательнее и красивее. А кроме того, ты знаешь, наверное, что я понимаю язык леса. Я способен отличить крик женщины от крика деревьев. Это кричал лес. Кричал страшно, потому что снова потерпел поражение. Марын от нас не уйдет, потому что мы купили ему женщину. Он получит ее снова, когда пожелает.

Вероника не ответила. Подала Хорсту яичницу и хлеб, намазанный маслом, а потом вышла во двор с миской для собаки. Она боялась Иво, который любил только Марына, но сегодня ей захотелось, чтобы ее разорвал этот бешеный пес. Она открыла дверцу в ограждении и поставила миску посреди загона.

Иво радостно завилял хвостом. Не зарычал и не залаял. «Он полюбил и меня», — подумала она, и это была единственная радостная минута, которую она за последнее время пережила.

А Хорст Собота сделал несколько шагов через дорогу и приблизился к краю леса. Потом мысленно сказал на языке, который показался ему понятным для деревьев и подлеска:

«Ты отобрал у меня жену, великий лес. Отобрал дочерей. Потом похитил вторую жену и сына. Поглотил мои поля и хочешь украсть дом и сад. Но вот поселился у меня человек, который тебя победит. Его зовут Юзеф Марын, и он прибыл сюда из таинственного мира. Как говорил мне Изайяш Жепа, есть три твои силы — биоценоз, экосистема и лесной климакс. Но ты, однако, ничего не знаешь о злых силах, которые скрываются в этом человеке. Я отдам ему все свое добро, отдам ему Веронику и все, что я люблю, чтобы он тебя победил».

Глава десятая

Инвентаризация

Утром Кароля Стемборека что-то погнало на делянку. Лесничий остановил «харлей» на просеке, в высокой и мокрой от росы траве, прошелся по старой вырубке, где уже росли молодые деревья. Он нашел только одну лиственницу и долго приглядывался к ней, стараясь понять, отчего остальные засохли, а этот саженец остался и обсыпался зеленью. Стемборек опустился на колени возле маленького деревца и долго смотрел на зеленые мягкие иголки. Внезапно его охватила радость. Разве он не подписал лжесвидетельства против ближнего своего? Через неделю или две люди в белых халатах заберут Хорста Соботу в сумасшедший дом, и он, Стемборек, тогда специально поедет к дому Хорста, чтобы увидеть его лицо, искаженное страданием.

Он вернулся к «харлею» и уже хотел завести мотор, когда на дороге появился Юзеф Марын на лошади. Перед ним сидела молодая блондинка с красивым светлым лицом. Платье задралось высоко, до самого пупка, и Стемборек увидел ее длинные стройные ноги, красивые, белые голые бедра. Он узнал ее — это была официантка из ресторана в Гаудах. И хотя еще не так давно лесничий был с Мальвиной, он сильно захотел эту девушку, может быть, потому, что у Мальвины очень худые бедра и кривые ноги. «Никогда у меня не будет такой девушки», — подумал Кароль с обидой.

Юзеф Марын кивнул ему, девушка стыдливо захихикала. Они медленно проехали мимо, а Стемборек долго смотрел им вслед…

На опушке леса Марын помог девушке соскочить с лошади. Она не сразу пошла к деревне. Схватила кобылу за поводья и выжидающе смотрела на мужчину смеющимися глазами. Может, она хотела его в эту минуту так же сильно, как ночью. Ее худенькое тело никогда не было сыто.

— Ты приедешь за мной вечером? — спросила она, склоняя набок голову со светлыми волосами. — Никогда до сих пор у меня не было такого замечательного парня. Четыре раза ты меня взял. Это чудесно.

Он вздрогнул, словно его кто-то ударил.