Читать книгу "Грабеж и спасение. Российские музеи в годы Второй мировой войны - Коринна Кур-Королев"

выше обстоятельство, что Петергоф олицетворял сильную империю и могущественную фигуру властителя.

ГАТЧИНА: «ВОЕННЫЙ» ЗАГОРОДНЫЙ ДВОРЕЦ

Екатерина II подарила село Гатчина к югу от Санкт-Петербурга своему доверенному лицу и фавориту Григорию Орлову в 1760‐х годах. Орлов поручил итальянскому архитектору Антонио Ринальди построить там внушительный ансамбль зданий в стиле классицизма. Для просто оформленного фасада использовался желтоватый туфовый камень из окрестностей, который придает дворцу особый характер. Слегка всхолмленный окружающий ландшафт с озерами был превращен в просторный английский пейзажный парк. После безвременной кончины Орлова Екатерина приобрела Гатчину для своего сына, будущего царя Павла I, по указанию которого Винченцо Бренна украсил дворец и сады, добавив в них мостики и павильоны. При Павле I, обожавшем прусского короля Фридриха II и все военное, был создан и большой плац перед дворцом. На нем сын Павла, Николай I, в середине XIX века поставил отцу бронзовый памятник.

Находившийся на некотором удалении от столицы, Гатчинский дворец служил царской семье для охоты и уединения. Именно отсюда Александр III вел государственные дела после убийства своего отца Александра II. Десятилетиями здесь собирались произведения европейского и азиатского искусства, в том числе декоративно-прикладного, а также знаменитая коллекция оружия, так что еще до революции дворец имел почти музейный характер.

5. КРАСНОГВАРДЕЙСК: ПЕРЕВАЛОЧНЫЙ ПУНКТ ДЛЯ ВОЙСК И ГРУЗОВ

Хранительница Гатчинского дворца

В межвоенный период Гатчинский дворец понес огромный урон от продажи произведений искусства: утверждается, что продано было более 100 000 предметов541. Директора часто менялись. Дольше занимали свои должности научные сотрудники, такие как Серафима Николаевна Балаева, которая, несмотря на дворянское происхождение и беспартийность, проработала в музее почти непрерывно с 1927 по 1941 год, а затем с 1944 года до выхода на пенсию в 1956 году. Она была высококвалифицированным специалистом и обладала бесценными познаниями в своем деле. Родилась Серафима Николаевна в 1889 году в Санкт-Петербурге и принадлежала к тому поколению эмансипированных женщин, которые получили образование еще до революции. Она окончила гимназию, а затем изучала русскую историю на Бестужевских курсах – одном из первых высших учебных заведений для женщин, – прекрасно говорила по-французски, читала на английском и немецком языках. После окончания университета Серафима Николаевна с 1911 по 1917 год преподавала в женской гимназии М. Д. Могилянской, директором которой был ее отец. Там она познакомилась с искусствоведом Владимиром Кузьмичом Макаровым542, который в 1918 году был назначен главным хранителем, а годом позже – директором дворца-музея в Гатчине. Благодаря знакомству с ним С. Н. Балаева в 1919 году стала работать в этом музее, где в 1927 году заняла должность помощника главного хранителя. Когда в 1928 году Макарова сняли с должности и сослали на три года под Череповец, для Балаевой тоже наступило тревожное время. Но в 1933 году она смогла возглавить научный отдел, а к началу войны стала уже главным хранителем, и на ней лежала основная ответственность за эвакуацию музея.

С 1924 по 1956 год Серафима Николаевна вела рабочий дневник, который опубликован критическим изданием543. Ее записки дают представление о повседневной работе и к тому же содержат подробную информацию о ситуации в период между 22 июня 1941 года и захватом Гатчины немецкими войсками 10 сентября. Текст выдержан в сугубо деловом тоне – он предназначался для последующего научного анализа. Балаева обращалась и к западной специальной литературе, поскольку искусствоведы всей Европы после начала войны столкнулись с вопросом, какие меры необходимо принять, чтобы как можно надежнее сохранить музейные коллекции и защитить музейные здания от разрушения544. Отстраненный взгляд ученого был для нее еще и стратегией выживания: он помогал ей не поддаваться эмоциям. Как позже вспоминала ее коллега Зеленова, Балаева все время блокады придерживалась правила «не говорить о еде», чтобы избежать «гастрономических галлюцинаций»545.

Роковые последствия неправильного планирования

Согласно записям С. Н. Балаевой, к упаковке экспонатов приступили уже в ночь с 22 на 23 июня 1941 года. В первую очередь были запакованы ценная коллекция оружия и предметы из специального хранилища. К 4 июля собрали все экспонаты, которые по плану эвакуации относились к первой или второй категории, всего 162 ящика. 7 июля отправили два вагона, 12 июля – третий. Несколько научных сотрудников и охранников сопровождали эшелон до Сарапула. Часть сотрудников-мужчин призвали в армию в первые же дни войны. Директором Гатчинского дворца-музея ленинградское Управление культуры назначило Г. В. Дьяконова, работавшего с 1940 года главным бухгалтером. В июле оставшийся персонал собрал третью партию предназначенных к эвакуации экспонатов, но главным его занятием – в строгом соответствии с инструкциями на случай войны – было перемещение предметов внутри здания546. В июне и июле казалось, что эти меры носят профилактический характер: никто еще не мог представить себе, что в Гатчине будут бои, а тем более что ее займут войска противника. Поэтому до середины августа ничего не делалось для подготовки экспонатов к вывозу, продолжались только работы, связанные с защитой здания: окна забили досками, паркетные полы укрыли, подготовили все необходимое на случай пожара.

11 августа Балаева отметила в своем дневнике первую воздушную тревогу. 14 августа на площади перед дворцом установили зенитку. Она не смогла полностью защитить от бомб: одна из них 15 августа взорвалась в десяти метрах от левого крыла, в результате чего образовалась воронка диаметром семнадцать и глубиной восемь метров. Был нанесен некоторый ущерб зданию, который Серафима Николаевна тщательно задокументировала. Только теперь сотрудники, похоже, осознали всю серьезность положения. На следующий день они лихорадочно начали упаковывать четвертую партию экспонатов для эвакуации (32 ящика) и 18 августа отправили ее в Ленинград. Пятая партия (22 ящика) была отправлена днем позже – уже частично под артиллерийским обстрелом. С ней же уехали из Гатчинского дворца некоторые семьи сотрудников. В ночь на 20 августа директор, по-видимому, потерял самообладание. Он собрал весь персонал на вокзале, чтобы уезжать. Сам Дьяконов и часть сотрудников в самом деле уехали, но Балаева, ее близкие соратницы Ирина Константиновна Янченко и Эльфрида Августовна Тихановская, фотограф Михаил Антонович Величко и еще тринадцать человек, включая охрану, остались в Гатчине. Город находился уже почти под непрерывным обстрелом. Комендант больше не мог гарантировать безопасность дворца, так как комендатура тоже эвакуировалась. Телефонная связь с ленинградскими органами власти прервалась, поэтому оттуда в течение какого-то времени никаких инструкций не поступало. Тогда Балаева обратилась к бывшим на месте военным и обошла дворец вместе с ними. Впервые встал вопрос, что