Читать книгу "Ступень Четвертая. Часть вторая - Инди Видум"

слишком тяжелой ношей, почти невыносимой. Она давила, заставляла сгорбиться куда больше, чем возраст.

— Отец, ты так и не ответил, что случилось.

Мальцев-старший поднял голову. Про сына он забыл, да и не был тот опорой, так, промежуточным звеном до следующего наследника. Но был ли опорой Андрей?

— Новиков оказался замешан в какую-то лабуду.

— Но как это возможно? Он же был нам предан.

— Предан — сильно сказано, — хмыкнул Мальцев-старший. — Саша, он был под клятвой. Коли клятва не по нраву, ищутся пути обхода.

— И в чем мы ему насолили?

Мальцев-старший пожал плечами. Из обмолвок, прозвучавших в разговоре между императором и Елисеевым, выходило, что Новиков был как бы не совсем уже Новиковым. Но говорить такое Сашке? Не поймет. А если поймет, так испугается. Думает он и так плоховато, но, когда чего-то боится, мозги ему отказывают напрочь.

— Проверить надо все траты, которые через него проходили. Займись этим немедленно.

— Но уже поздно… — растерялся Александр Игнатьевич.

— Вот именно, поздно. Этим нужно было заняться раньше, тогда бы мы не были в такой заднице сейчас! — рявкнул Мальцев, приходя в себя. Если он не вытянет клан из возникшей дыры, то амебистый наследник вообще угробит Мальцевых. — А сейчас нам поможет любая информация, которая у нас окажется раньше, чем у Императорской гвардии.

— К нам же приходил сам император?

— По мелочам он к нам бегать не будет. А если мы что ценное нароем и передадим ему лично, то, может, грозу и пронесет. Конечно, Ванька говорит, что претензий к нам не имеет, но то, что он затаил на нас нехорошее, это точно. А если инфа поплывет дальше, то затаит кто-то еще, понял? Поэтому нам надо отстраниться от того, что делал Новиков для себя, а не для нас. Выявить всех, кого он финансировал. Ты ж у нас финансами заведуешь — тебе и карты в руки.

Он ехидцы, прозвучавшей в голосе отца, Александр Игнатьевич скривился. Потому что заведовал он исключительно формально, не вникая в документы, которые таскали ему на подпись. До этого дня он даже не подозревал, что кто-то из связанных клятвой подчиненных может пойти против.

— Что конкретно искать? — уточнил он, потому что понятия не имел, как будет формулировать запрос.

— Все деньги, которые проходили через руки Новикова. И искать подтверждения тратам. Все странное — мне. Иди, Саша действуй.

Мальцев так зыркнул на сына, что у того пропало любое желание что-то еще выяснять и он рысью помчался выполнять поручение отца.

— От Андрюши и то толку больше, — вполголоса буркнул Мальцев.

Новикова не хватало. За столько лет Игнат Мефодьевич настолько привык к своему безопаснику, что отсутствие его казалось чем-то вроде ампутации, непредусмотренной никакими планами. Нужно ставить нового и отправлять его разгребать дерьмо бывшего начальства. И срочно нужно. Пока сидишь и рефлексируешь, дела сами не делаются. Мальцев потянулся за телефоном, но тот неожиданно зазвонил сам.

— Слушаю вас, Дмитрий Максимович, — хрипло сказал Мальцев, нутром чувствуя, что к неприятностям добавится еще одна.

— Игнат Мефодьевич, заявление на вас поступило, — с сомнением в голосе сказал Ефремов. — От Головиных. Обвиняют в нападении на наследника клана.

Глава 27

Первое, что начал делать очнувшийся Головин, поднявшись с кровати при помощи восторженно охнувшей матери, — это разговаривать. Поначалу что-то неразборчиво бубнил, но с каждым звуком речевой аппарат вспоминал, как работать, и наконец пациент довольно связно сказал:

— Я все чувствовал, все слышал и даже видел то, на что были направлены мои глаза, но сделать ничего не мог.

Проговаривая это, он постоянно совершал какие-то действия: то взмахивал руками, то чуть сгибал колени, то поворачивал голову из стороны в сторону. Вкупе с тем, что владел он своим телом из рук вон плохо, создавалось впечатление ненормальности, но на самом деле Виктор хотел всего лишь убедиться, что тело слушается, как и раньше. Наверняка он ослабел за время заточения, потому что двигался неловко, словно заново учась некоторым вещам. Не хотел бы я оказаться рядом, когда он будет проверять, что там с его магией.

— Боже мой, Витенька… — Головина заливалась слезами. — Не верю глазам своим.

Я переглянулся с Постниковым. Делать нам здесь больше было нечего, Новиков сам себя не допросит. Но Тимофей выглядел бледновато, поэтому я решил дать ему возможность немного прийти в себя, посидеть на стуле у кровати пациента, куда он плюхнулся сразу после прорыва того пузыря.

Головин оказался куда менее сентиментален, чем супруга, поэтому сразу спросил:

— Тимофей, может ли повториться потеря личности у моего сына?

— У него была не потеря личности, — ответил наш целитель. — Там стоял блок на взаимодействие души и тела. Он, как мне кажется, искусственного происхождения.

— Искусственного, — тут же подтвердил Головин-младший. — Это старый козел Мальцев сделал.

Уходить резко перехотелось.

— Что он сделал? — напрягся Ефремов.

— Я отказался пойти ему навстречу в одном вопросе, после чего он сделал со мной вот это. — Головин-младший указал на кровать. — Еще и бросил на прощание: «У тебя будет время подумать над своим поведением, потому что единственное, что ты сможешь делать сам, — это думать».

Говорил он четко, но все еще медленно, проговаривая каждый звук.

— Скотина, — выдохнул старший Головин. — Мальцевы совершенно распоясались. Но в этот раз старый пердун перегнул палку окончательно. Дмитрий Максимович, вы все зафиксировали?

Ефремов выглядел ошарашенным, тем не менее он ответил:

— Я все слышал, но чтобы завести дело, мне нужно заявление от вас.

— И оно будет, — бросил Головин.

Его взгляд пылал ненавистью, но направлена она была не на того.

— Не торопитесь, — вмешался я. — Боюсь, Игнат Мефодьевич понятия не имеет о том, что случилось. Это был маг под личиной.

— Не смешите, — бросил Головин-младший. — Чтобы я да не отличил личину от личного явления этой сволочи?

Я с ним спорить не стал, сотворил свою, и рядом с Ефремовым встал еще один Ефремов. Головин зажмурился и затряс головой.

— Вам не кажется, — сказал я, копируя генеральские интонации еще одним заклинанием. — Нас действительно двое. И кто настоящий?

— Потрясающе, — удивился Головин-старший. — Как вам это удалось? Даже я не различил бы вас. Заклинание не берет…

— Вот поэтому я и говорю, что торопиться не стоит. Личины бывают разными.

— Елисеев, не наглей, — миролюбиво бросил Ефремов. — Хочешь сказать, что с Виктором Александровичем Головиным встречался не Игнат Мефодьевич Мальцев, а твой клиент?

Как он красиво пытается перепихнуть на меня ответственность.

— Ваш клиент, Дмитрий Максимович.

— Э нет, — неожиданно сказал Головин-младший. — Вы меня не убедите. Потому что Мальцеву требовались преференции для своего клана. Кто будет таким заниматься ради других?

— Тот, кто хочет подставить? — предположил я, возвращая свой обычный вид. — Дмитрий Максимович, вы заявление все равно примите, а там уж разберемся, Мальцев был или нет. Уверен, Игнат Мефодьевич сможет поклясться, что не имеет к этому отношения.

— Он-то, может, и не имеет, а остальные в клане?

— Тут возможны варианты, — признал я. — Тимофей, ты как? В состоянии двигаться?

— Да, все совершенно нормально, — бодро ответил он. — Вы не на то акцент делаете. Откуда бы Мальцеву знать технику, которой он душу спеленал? Если бы это использовалось раньше, непременно были бы слухи.

— Мальцевы на месте не стоят, постоянно занимаются исследованиями. Но гадать можно долго, — прищурился Головин. — В конце концов, господин Елисеев прав: мы пишем заявление, а там уж вотчина господина Ефремова решает, кто преступник. Мы не хотим, чтобы обвинение было предъявлено невиновному, но оставлять без наказания преступника не позволим.

— Не позволим, — подтвердила жена.

Она стояла рядом с сыном, который присел на кровать, потому что силы его иссякли, и гладила по голове, как маленького ребенка. Тот не возмущался, настолько его утомило собственное выступление. Мышцы висели дряблыми тряпочками. Ему теперь восстанавливаться и восстанавливаться.

— Дмитрий Максимович, мы поедем, — сообщил я Ефремову. — У нас еще дела в лечебнице.

— Насыщенная у тебя жизнь, Елисеев, — проворчал он. — В которую ты вовлекаешь всех по соседству. Даже свой день рождения нормально отпраздновать не можешь. Где ты, а где гости?

— Я так и скажу преступнику, что главная претензия — мой испорченный день рождения, — буркнул я. — Вы же понимаете, что он именно к этой дате и подгадывал.

— Да я вообще перестал понимать в последнее время, что творится, — в сердцах бросил Ефремов. — Мне вот сейчас претензию Мальцеву предъявлять, а я тоже уверен, что