Читать книгу "Босиком по краю моря - Наталия Миронина"

Марьяну Александровну обмануть было сложно – уже по одному взбудораженному и одновременно «размягченному» виду сына она поняла: что-то случилось и Олег прилетел не просто так. «Ах, как было бы хорошо, если бы дети хотели видеться с родителями без серьезных на то причин. Просто так. Потому что соскучились», – думала она, наблюдая, как ест сын.

Не дожидаясь десерта и пирогов с вишней, Тимофей Петрович встал из-за стола:

– Спасибо, но через пять минут новости начнутся, пойду посмотрю…

– Пойди, пойди, – с готовностью подхватила Марьяна Александровна и посмотрела на сына. Олег закашлялся.

– Осторожней, не торопись, – заметила мать, – когда у тебя самолет?

– Ночью. Я даже немного поспать успею.

– Отлично. Я тебе белье постелила чистое.

– Спасибо, – ответил Олег и потянулся еще за одним пирожком.

– Что случилось? На работе все нормально? – спросила Марьяна Александровна.

– На работе нормально..

– А что тогда? Лиля как? Вы хоть перезваниваетесь иногда? Все же жили вместе…

– Иногда…

– Олег, говори…

– Мам, понимаешь. Я бы хотел жениться…

– Как, опять?! – Марьяна Александровна рассмеялась.

– Мам…

– Ладно, извини… Ну, расскажи про ту, на которой ты хочешь жениться?

– Худая, стриженая, очень красивая. Глаза такие большие темные. Очень умная.

– Очень умная и красивая… – повторила Марьяна Александровна. – А давно знакомы?

– Как работаю в Дивноморске.

– Понятно. У тебя страсть принимать быстрые решения.

– Мам, иногда не нужно много времени…

– С Лилией тоже случилось все быстро..

– Ну, значит, я так устроен. Делаю все стремительно… Что об этом говорить, если это есть и никуда не денется… Это свойство характера.

– Хорошо, про твой характер я действительно все знаю.

– Да, давай я про Женю расскажу…

– Ее Женя зовут?

– Да. Как я сказал, она очень умная и отлично работает. Кстати, была студенткой Вадима Суржикова. Помнишь его? – спросил Олег, но имя друга он произнес с запинкой.

– Вадима?! Конечно! Такой благообразный, рассудительный. И очень интересный внешне. Просто артистическая внешность! Как он? Все в университете?

– Да, там. Профессор.

– Помню, говорили, самый молодой…

– Мама, я не о Суржикове хотел, я про Женю. Понимаешь, она ждет ребенка.

– Господи… – Марьяна Александровна всплеснула руками. – Вам по сколько лет?! Словно десятиклассники.

Бояров видел, что мать растеряна – она не знала, как реагировать на новости. «Да и как отреагируешь на это? Особенно если сыну чуть за сорок. Взрослая детина…» – подумал Олег. И он понял, что матери больше ничего нельзя рассказывать, да и это он сболтнул зря. «Идиот!» – дал себе характеристику Бояров. Сейчас, из Москвы, он ситуацию видел совершенно отчетливо и точно знал, какие решения он примет. Самостоятельно примет. И никаких подробностей никто, кроме них с Женей, не должен знать. Родится ребенок, о покое которого они должны позаботиться. И только сейчас Олег понял, что летел сюда не за советом, не для разговоров, а для того, чтобы подпитаться силой. Родительский дом неизменно вселял это чувство покоя и уверенности. Так было всегда, в любом возрасте. Олег не представлял, как может быть иначе.

– Мам, у нас так хорошо, – сказал Бояров, – знаешь, когда у меня появится ребенок, я сделаю все, чтобы у него был такой же дом.

– Ох, – только и ответила Марьяна Александровна и тут же добавила: – Знаешь, ей нужны сейчас витамины. И вообще все вкусное и питательное. Тебе же лететь недолго? Я тебе для нее передам вкусненького. И еще протертую клубнику. Ничего, ничего… довезешь… – добавила она, заметив гримасу сына, а потом спохватилась: – А свадьба?! Когда же свадьба?!

– Мама, она еще понятия не имеет, что я ей сделаю предложение. – И, стараясь не отвечать на ошалевший взгляд Марьяны Александровны, нарочито громко зевнул: – Мама, я поспать…

– Боже мой! С ума сойти от всего этого можно! – проговорила Марьяна Александровна и принялась собирать гостинцы для беременной Пчелинцевой.

Олег улегся на диване в своей комнате, блаженно вытянул ноги и, наслаждаясь привычными домашними запахами, уснул. На душе было спокойно – словно он закончил трудную работу. «Ну, вот и отлично! Все решено», – подумал он перед сном, совершенно позабыв о том, что Женя Пчелинцева даже не подозревает о его грандиозных намерениях.

Трудные решения

Женю выписали из больницы только через месяц. Лечащий врач на прощание надавала множество советов, среди которых был следующий:

– Сейчас не все зависит от вас. Не все, но многое. Поэтому будьте внимательной ко всему, что происходит вокруг вас. И, конечно, без подвигов на рабочем фронте. Для вас сейчас главное – воздух, питание и спокойствие.

– Я все поняла. Буду следовать инструкциям, – отвечала Женя.

Она чувствовала себя вполне сносно. Слабость прошла, аппетит был хорошим, ну а все остальное было обычным течением беременности. Вернувшись к себе домой, она прежде всего устроила генеральную уборку. В доме было и так чисто, разве что пыль вытереть надо было. Следовало и пропылесосить, но Пчелинцевой нужен был предлог, чтобы избавиться от всего, что напоминало о Суржикове. А «памятных артефактов», несмотря на относительную непродолжительность их отношений, набралось немало. И смешные открытки, и мягкие игрушки, платки-косыночки-шарфики, брелоки и ключницы, дорогая косметика и духи… Суржиков умел выбирать и делать подарки, в этом ему отказать было нельзя. Особенно хороши были платки и шарфики, и Пчелинцева помнила, как удивлялась тому, что все купленное Вадимом безусловно подходило под ее гардероб.

Сейчас она сгребла все это железной рукой и отправила в пакет. «Оставлю рядом с обменом книг – кто-нибудь заберет!» – подумала Женя. Потом настал черед того, с чем Женя при иных обстоятельствах не рассталась бы никогда – большой фарфоровой пары и трех статуэток. Взяв в руки чашку тончайшего фарфора, Женя с минуту думала, а потом со всего маху бросила ее в раковину. Даже грохота не было – только звон. Жене он показался печальным. Затем в пакет полетели личные вещи Суржикова, которые он умудрился здесь оставить в большом количестве. Футболки, шорты, пара трусов, носки, даже джемпер. Взяв в руки джемпер, Женя еле удержалась, чтобы не зарыться в него лицом. «Нет, к черту тебя! Малодушный, трусливый, дурак…» – проговорила она про себя. Женя еще не сделала и десятой части того, что задумала, а уже устала. Она прилегла на диван. «Я ему больше звонить не буду. И видеть я его не хочу. Разве так мужики поступают?!» – думала она, и почему-то из головы не шел лиловый шарф, который так любил носить Суржиков. Лиловый шарф сейчас был олицетворением инфантильности и вероломства. Женя отлично помнила все свои рассуждения о детях и семье, но в то же время она понимала, что наступают моменты, когда человек должен произнести правильные слова. Пусть они будут формальными, но они должны прозвучать. Вадим же не сказал ни слова. И понять и простить это Женя не могла. Она вообще не могла уразуметь, как этот мужчина, такой сильный, мужественный, с неплохими жизненными принципами, мог так поступить. Женя почему-то вспомнила, как Суржиков рассказывал ей, как он недолго служил в каких-то особых частях. Это было лишь эпизодом в его мирной, в общем-то, биографии. Как и почему он туда попал, Женя уже не помнила. Скорее всего, этот опыт был необходим для написания какой-то статьи о поведении человека в экстремальных ситуациях – у Суржикова было ряд работ на эту тему. «Понимаешь, это безумие – задача у парней была с завязанными глазами перебинтовать себя раненого. На это даются считаные минуты, не успеешь – погиб от кровотечения. При этом ты в наушниках, а там звучит лай собак, агрессивные шумы, и женский голос передает тебе разведданные, которые ты должен запомнить и впоследствии записать на бумаге», – рассказывал тогда Суржиков. Женя ахала и спрашивала: