Читать книгу "Семь грехов памяти. Как наш мозг нас обманывает - Дэниел Шектер"

Психолог Линда Карли попросила студенток из Колледжа Уэллсли прочесть отрывок о Джеке и Барбаре, уточнив, что это реальная история, которую рассказала женщина в ходе одного исследования, посвященного важным событиям в жизни. Карли создала две концовки. После признания Барбары половина студентов прочла о том, что Джек предложил ей выйти за него замуж, а другая половина – о том, что он ее изнасиловал. Прошло две недели, и всех студенток попросили оценить вероятность альтернативных концовок – как если бы они не знали, чем кончилась история. Также они прошли тест на проверку памяти, куда были внесены и те случаи, о которых в истории говорилось, и такие, о которых в ней никто не упоминал.

И Карли получила убедительные доказательства предвзятого чувства «я так и знал!». Студентки, прочитавшие версию с предложением руки и сердца, сочли, что вероятен именно такой исход. Те, кто прочел версию о насилии, решили иначе. Студентки, читавшие первую историю – «Барбара, выходи за меня замуж», – также были склонны ошибочно вспоминать о событиях, о которых в тексте не упоминалось, но которые ожидаемо предваряют предложение о браке: «Джек дал Барбаре кольцо», «Барбара и Джек ужинали при свечах», «Барбара очень хотела создать семью»… Но те, кто читал историю со второй концовкой, как правило, вспоминали – также ошибочно – события и фразы, способные стать предвестниками конфликта на сексуальной почве, например: «Джека не любили девушки», «Барбара была в вызывающей одежде» и «Джек и Барбара часто выпивали после работы». Кроме того, склонность студенток ошибочно помнить предшествующие истории подробности предсказывала масштаб чувства «я так и знал!»: чем больше было ложных воспоминаний, тем сильней выражался эффект.

Результаты показывают: когда студентки пытались вспомнить, что произошло в оригинальном отрывке, они задействовали общие знания, связанные с окончанием прочитанной истории – в первом либо во втором варианте. Иногда они неверно соотносили это знание с историей – и от этого неправильно вспоминали произошедшее, полагая, будто «всегда знали», что все кончится в соответствии с прочитанным.

Такие предвзятые суждения не могут не тревожить. Они способны уменьшить или даже свести на нет способность учиться на пережитом опыте. Если мы и так «все время знаем», как все будет, зачем нам извлекать пользу из уроков, преподанных случаем? Но это чувство утешает, и нам от него хорошо: вот какой я умный, вот как я все предвидел… Эта черта, несомненно, способствует его силе: предубеждения, усиливающие роль «я», – это извечные спутники наших попыток перекроить свое прошлое, и от них нигде не укрыться.

«Нет, я помню все!»

В мюзикле 1958 г. «Жижи» бывшие влюбленные, которых играют Морис Шевалье и Гермиона Джинголд, вспоминают о былых годах и о своем последнем свидании. Песня «Я помню все!» (I Remember It Well) прекрасно это передает: оба хорошо помнят, но воспоминания вряд ли могут различаться сильнее:

Он. Пробило девять…

Она. Восемь, да?

Он. И я успел!

Она. Ты опоздал.

Он. Разве так? Нет, я помню все!

И при друзьях…

Она. И нам одним…

Он. Пел тенор…

Она. Баритон, бог с ним…

Он. Разве так? Нет, я помню все!

Апрель, ярчайшая луна…

Она. Мой друг, та ночь была темна,

И был июнь…

Он. Конечно да…

Песня продолжается, и противоречий все больше. Кто-то ошибается каждый раз, но оба стоят на своем. Немало пар, и даже их бо́льшая часть, вероятно, могут вспомнить похожие, пусть и не столь экстремальные примеры из жизни. Однажды на декабрьской вечеринке одна аспирантка из моей лаборатории чуть не подралась с мужем из-за спора о том, кто делал пончики с желе в прошлом году. Она в мельчайших подробностях помнила, как готовила и как подавала их на стол. Он тоже помнил все ясно и четко.

Мы, скорее всего, больше доверимся собственной памяти, а не чужой, ведь наши воспоминания приходят на ум так легко, так ярко, так убедительно. У нас есть прямой доступ к этим воспоминаниям – в чужую память нам не проникнуть, – и это может привести к тому, что мы уйдем в глубины своей и будем настаивать на уникальной достоверности собственного взгляда на мир. Этот вид эгоцентрической предвзятости порой порождает ссоры среди пар, когда дело касается общего прошлого. Согласно исследованиям, в период свиданий и в брачных союзах каждый в паре склонен помнить, что именно он – или она – проявлял в неких случаях больше ответственности, нежели спутник[274]. В одном опросе людей попросили оценить долю их участия в решениях о трате денег, о совместном планировании отпуска и о подобных делах, когда один из супругов мог претендовать на 80 %, а другой – на 40 %. Да, оба были согласны с тем, что один из них вкладывал больше сил, но оба отводили своему вкладу слишком значимую роль. Это эгоцентрическое искажение происходит даже при проявлениях негативных эмоций: оба приписывают себе слишком многое в приведении разумных доводов. Вероятно, каждому легче вспомнить свои действия и чувства, нежели то, что сделал или что сказал спутник. Контролируемые исследования показали: мы склонны вспоминать свои слова и действия в большей степени, нежели слова и действия других.

Влияние эгоцентрических предрассудков на память отражает важную роль, которую в организации и регулировании психической жизни играет наше «я»[275]. Многие психологи рассматривают «я» как структуру знаний с обилием взаимосвязей – совокупность хранимой информации о личных качествах и впечатлениях. Многие эксперименты подтвердили: когда мы кодируем новую информацию и связываем ее со своим «я», последующая память на эти сведения улучшается по сравнению с другими типами кодирования. Если я попрошу вас подумать, подходят ли вам слова честный и умный, вы, скорее всего, запомните их, а вот если я попрошу вас решить, подходят ли они другому человеку – вашему другу или знаменитости, – вероятность того, что эти слова вам запомнятся, будет меньше. Если же я попрошу вас прочесть отдельные слова и соотнести их лично с вами, вы запомните их лучше, нежели в том случае, если я дам вам указание точно представить их значение или другие свойства, непосредственно не связанные с вашим «я».

Но «я» – это вряд ли нейтральный наблюдатель. Люди в обществе высоко себя ценят и часто преувеличенно лестно отзываются о своих способностях и достижениях. Когда социальный психолог Шелли Тейлор и ее коллеги обобщили ряд исследований, те показали, что люди подвержены «позитивным иллюзиям», при которых самооценка, как правило, завышена[276]. Мы склонны считать, что желанные черты личности свойственны нам в большей мере, нежели «типичному» человеку, а нежеланные – в меньшей. Но все не могут быть лучше среднего – даже большая часть не может быть лучше среднего, – и для некоторых из нас эта «лучезарная» самооценка явно иллюзорна. Точно так же люди склонны приписывать успехи себе, а неудачи – внешним обстоятельствам.