Читать книгу "Последний стожар - Дмитрий Емец"

– Этот проныра, летальный ген ему в хромосому, мог использовать магию самого Колотило! – заметил Бермята. – Просто вернул ему атакующую магию… Говорят, стожары как-то умеют.

– Это – да. Возможный вариант, – согласилась Настасья.

⁂

Час спустя Настасья, магент Веселин и Бермята сидели в музее Чехова и смотрели, как Ева играет с котошмелём. Тот наскакивал на её руку, отпрыгивал, взлетал. Потом, переливаясь золотыми волнами, плюхнулся в вазочку с мёдом. Увяз, забарахтался, вылез и стал облизывать лапы.

– Забавная диета. Мухи, комары и мёд… – сказал Бермята.

– И рыжьё… – добавила Настасья.

– Хорошо, что Невер Невзорович не видел котошмеля, – хмыкнул Юстик. – Он бы и его забрал… Не только карту… Напрасно я про неё упомянул. Ох, напрасно… Но и Невера Невзоровича можно понять. Он боится утечки… Пока о карте знаем только мы и атланты… А атланты не болтают.

Настасья подошла к окну, взяла горшок и стала отрывать от герани сухие цветки.

– Занятно, – сказала она, не глядя на улицу. – Нас опекают. Наблюдение очень плотное.

– Откуда ты знаешь?

– Видишь вон то такси? Таксист только что отказался от клиента. Похоже, ему выгоднее заплатить штраф за стоянку в неположенном месте. И зеркало заднего вида он развернул в сторону наших ворот. А вон те дорожные рабочие?

Магент Веселин мелкой трусцой подбежал к ней и выглянул из-за шторы:

– А рабочие чем не угодили? Просто люди. Просто долбят асфальт!

– Долбят – и прекрасно. Деструкция конструкции в рамках реконструкции! Но просто как совет: когда долбишь отбойным молотком так, что куски асфальта летят, лучше его куда-нибудь подключать. Не на солнечных батареях же он, в конце-то концов!

Не удержавшись, Настасья открыла форточку и приветливо помахала рабочим рукой:

– Ребят! Раз уж все равно тут все изрыть собираетесь, давайте я пару мест укажу, где можно клад поискать?

Рабочие пришли в большое смущение, принялись долбить асфальт втрое энергичнее и вскоре почти скрылись под землёй. Бермята, которому нечем было заняться, остался у окна глазеть. Настасья зевнула, вернулась на диван и, сказав, что она вздремнёт эдак минуток двадцать две с половиной, впала в автоспатокинез.

Еве же вдруг вспомнился подбородок Нахабы, утыканный ежиными колючками.

– У Пламмеля какие волосы? Жёсткие? И у Нахабы тоже! – выпалила она.

Верный Юстик надулся, огорчённый нападками на внешность шефа.

– Прекратите! – попросил он умоляюще. – Это неблагородно, наконец!

– Жёсткие волосы – это ведь свойство рыжей магии! – продолжала Ева.

– Просто от рыжей магии волосы жёсткими не станут. Они станут жёсткими, если человек разово получил очень много. Ну или слился с кем-то из первых, – рассеянно произнёс Бермята и вдруг застыл, услышав свои слова. – Да ну… бред…

– Невер Невзорович готовит нападение на Фазаноля! Он его лютый враг! – дрожащим голосом произнёс Юстик, и оба они посмотрели на Настасью. Настасья безмятежно спала. Её двадцать две с половиной минуты ещё не истекли. За окном долбил отбойный молоток.

Ева вертела на колене телефон. Жизнь в нём едва теплилась. Ева и экран включать боялась, потому что даже простое любопытство о здоровье телефона уже отнимало у него силы.

– Слушайте, у кого-то зарядник есть? – спросила она.

– Зарядник есть! – радостно закивал Бермята. – У нас только электричества нет. Нам оно особо ни к чему, – щелчком пальцев он включил и погасил магический свет.

– А в музее?

– В музее оно, конечно, имеется, хоть они и притворяются, что забыли, зачем Чехову нужна была керосинка и почему он с бумагой и чернильницей бегал от одного стола к другому.

Ева с трудом представляла себе, как она не пойми откуда вынырнет в музее и на глазах у сурового экскурсовода будет заталкивать телефон в тщательно законспирированную розетку.

– А вещун ваш надо заряжать? Он же тоже как средство связи! – спросила она.

– Самой собой, надо! – закивал Бермята. – Ничего вечного нет! Два в двадцатой степени дней – это сколько? Короче, мой дедушка его заряжал, и моей дочке, скорее всего, придётся… Ну, если у меня будет дочка… – Он задумчиво взглянул на Настасью и отвернулся. – Люблю, когда она спит. Лицо у неё такое умное, приятное. Не спорит, всё понимает. Просто женщина моей мечты!

– А как вы познакомились с Настасьей Николаевной? – спросил Юстик и сощипнул с брюк севшую на них соринку.

– Видишь ли, – сказал Бермята. – Я родился в славном городе Минске, а жил в областном центре. Вся моя родня трудилась в области сельского хозяйства, ветеринарии и метеорологии. Вызывали дожди для полива магической картошки, одним словом. Ну, и, кроме того, разводили крылатых хрюшек.

– Крылатых? – удивилась Ева.

– Ну… – Бермята слегка смутился, – пегаса себе представляешь? Вот крылатая хрюшка – это примерно то же самое, только вдохновения от неё никакого. Неглупое животное, хорошо дрессируется, очень ручное… Поросятки такие славные, штук по двенадцать их обычно рождается… На крупных взрослых самцах можно даже летать, только недалеко. Они устают быстро… К несчастью для них, у крылатых свинок очень вкусные крылышки. Да и не только крылышки – они все вкусные… В общем, их разводят для кормления драконов и всяких прочих хищничков в учреждениях типа нашего Магзо.

– Жуть какая! – охнул Юстик. – А не жалко?

– Жалко, – признался Бермята. – Ещё как жалко… Ты ж его растишь, лечишь его, а они, свинки эти, умнее даже, чем собаки! Всё понимают, всё чувствуют! Самое печальное в нашей работе – это одними друзьями кормить других друзей!.. Хотя со временем привыкаешь, конечно, и утешаешь себя разными резонами… Мол, отдельных свинок как бы не существует, а я забочусь обо всём свином древе.

– Если б их не ели – их бы не разводили, и они бы вовсе тогда исчезли, – не очень уверенно произнёс Юстиниан Григорьевич-млад.

– Да, это и есть резоны. Но это в теории, а на практике, когда знаешь, что утром прилетит грузовик с парой ругающихся джиннов, всех поросят пинками погрузят и заберут на мясо… Короче, как-то я не выдержал. Однажды ночью, как раз перед очередной сдачей поросят, встал и выпустил на свободу всех летающих хрюшек. «К солнцу! – сказал я. – Друзья мои, к солнцу!» Некоторые лететь ну никак не хотели. Пришлось дать им пинка. До солнца, увы, они не долетели, но до тучек вполне себе. И то, боюсь, многие потом вернулись к своим корытам и в финале к драконам…

– А что тебе сделали родители? – с беспокойством спросил Юстик.

– Ничего. Я собрал вещички и ушёл той же ночью. Мне было тогда двадцать лет. Отправился пешком на автостанцию, сел на летающий автобус… Медленная ржавая штуковина тащится над лесом, садится на заповедных полянах, подбирает всяких кикимор, а водитель – мрачный, из лешаков, занудливо скрипит, что кто-то не передал магию за проезд. Но кикиморы, конечно, не сознаются, кипят, брызжут жижей, и платит тот, кто первым потеряет терпение.