Читать книгу "Семь пятниц на неделе - Татьяна Луганцева"

И тут произошло совсем неожиданное – их не пустили в здание. Сказать, что Ветрова возмутилась, – совсем ничего не сказать. Она просто была готова лопнуть от злости! Но два человека, контролирующие порядок и проверку билетов, четко сказали, что по распоряжению директора театра мадам Татьяне проход в зрительный зал запрещен.

– На каком основании?

– Нам неизвестно.

– Я буду жаловаться! Это нарушение моих прав!

– Пожалуйста, можете даже подавать в суд, но на сегодняшний спектакль вы не пройдете, – все так же спокойно поясняли Татьяне.

А она не сдавалась. И требовала позвать директора, начальника полиции, президента Венгрии и королеву Англии.

– Какой талант! – услышала вдруг Груня и, обернувшись, увидела маленькую, очень пожилую женщину.

Та была одета очень аккуратненько и как-то так… несовременно. Старенькая шляпка с кое-где дырявой вуалью, клумбочка засохших, пожухлых и выцветших цветочков в вырезе давным-давно не модного платья, ажурные перчатки, кое-где заштопанные. Увидев, что привлекла к себе внимание, старушка заулыбалась, поджимая губы, как это иногда делают пожилые люди. И неожиданно заговорила:

– Здравствуй, дочка! Я русская, но уж лет двадцать живу здесь, в Будапеште. Даже видеть русских людей, тем более – представителей русской культуры, для меня сродни продлению жизни.

– Вы знаете Татьяну Ветрову? – спросила Груня, приняв ее за театралку.

– Я? Нет. – Небесно-голубой взгляд старушки затуманился. – Меня зовут Серафима Дмитриевна, я обитаю здесь недалеко и тружусь в антикварной лавке. Правда, работа ко мне подходит? – засмеялась эта дама из прошлого. – Вернее, муж мой был антикваром, но почил в бозе восемь лет назад, и я решила продолжить его дело. Не выбрасывать же то, что он собирал годами, фактически всю жизнь? Он так любил свои статуэтки, перечницы, брошюрки… Ох, чего у меня там только нет! Даже газеты местные за пятьдесят лет. Ко мне иногда из архивов или органов обращаются за информацией. А я вот не люблю старые вещи… Супруг видел в них историю, жизнь, доход, в конце концов. А я замечала только пыль и то, что они катастрофически сужали наше жизненное личное пространство. А вот когда Сени не стало, мне пришлось ими жить. Приходите ко мне в гости, для такой милой леди у меня есть чудная брошь с перламутровой камеей за символическую цену. Я все отдаю недорого, лишь бы кто взял, лишь бы все продать. С собой ведь не заберешь, а мой звоночек на вечный антракт скоро прозвонит…

Груня слушала интеллигентную старушку, понимая, что одинокому пожилому человеку просто не хватает общения. Но, как ни странно, ее это не раздражало и не надоедало! Аграфена пообщалась бы с ней с удовольствием и дальше, рассказала бы про современную Россию. Поэтому задала и сейчас естественный вопрос:

– А в России вы где жили?

– В Москве, деточка. Я знала многих актрис, актеров, была вхожа в артистические круги. Там я с Сеней-то и познакомилась. У нас был поздний, но очень крепкий брак.

– Вы были актрисой? – поинтересовалась Груня.

– Нет, я художница по профессии и по призванию. Но писала мало, не ради денег, а только по вдохновению. Или уж по очень большой просьбе сверху, – многозначительно подняла указательный палец к небу Серафима Дмитриевна. – Я никогда не испытывала материальных затруднений – сначала родители у меня были обеспеченные, затем муж, – и это несколько развратило меня.

– Я тоже художница! – отчего-то обрадовалась Аграфена.

– Правда? Чудесно! Правду говорят: свой свояка видит издалека. Тогда вы точно должны прийти ко мне в гости. Здесь действительно недалеко, все знают антикварную лавку тети Симы. На острове она одна.

– Я обязательно зайду. Во всяком случае, постараюсь, – пообещала Груня. И решила предостеречь новую знакомую, мол, сегодняшняя постановка обещает быть никакой, лучше бы она не тратила свои нервы и время. На что получила лаконичный ответ:

– Даже если бы просто привезли куклу олимпийского мишки, я бы пошла посмотреть, потому что безумно соскучилась по родине и русской речи.

Тут Аграфену чуть не сбила с ног Татьяна, сразу же оттащив ее в сторону. Отчего художница не успела даже попрощаться с Серафимой Дмитриевной.

– Звони Дебрену! – потребовала Ветрова.

– Зачем?

– Беспредел творится! Меня не пускают! Пусть приедет полиция и разберется!

И тут уже Груня рассердилась.

– Знаешь что, Таня? Ты просто достала со своими амбициями! Ты думаешь только о себе! Дебрен, между прочим, еще болеет, человек весь переломанный. Никому я звонить не буду!

Татьяна мгновенно как-то сдулась.

– Ладно, не обращай на меня внимания. На твое посещение запрета нет, можешь идти в зал, бросить меня прямо здесь.

– Если бы ты была более чуткой к людям, то заметила бы, что я не горела желанием сюда ехать. Я здесь только из-за тебя. Поэтому никуда не пойду без тебя.

Актриса вздохнула, на ее лбу пролегла продольная морщинка.

– Я только хотела убедиться, что с труппой Эдуарда кончено… просто посмотреть… больше ничего не было бы…

Аграфена буквально всей кожей почувствовала, насколько Татьяна расстроена и огорчена. И тихонько предложила ей:

– Ну, если хочешь, давай обойдем здание театра, может, где и пролезем? Только если ты пообещаешь мне вести себя сдержанно.

– Конечно, я обещаю! – обрадовалась Таня.

Две женщины, озираясь, стараясь, чтобы их никто не заметил, потихоньку двинулись вдоль стены. Заглядывали в каждое окошечко и даже пробовали их открыть, но те все оказались закрытыми наглухо. Таня начала нервничать, поглядывая на часы.

– Спектакль уже идет, то есть начался…

– Кстати, мы можем попробовать пройти через вон ту пристройку, – предложила Груня. – Я видела там дверь, ведущую куда-то, когда спасала Дебрена.

Татьяна тут же направилась туда, благо уже было видно, что дверь в сарай не заперта. Там они открыли ту створку, о которой говорила Аграфена, и по ступенькам спустились в подвал, похожий на своеобразный подземный ход. Здесь было темно, сыро и холодно. Кисть маляра и шпатель штукатура очень давно не касались этих стен.

– Надеюсь, выйдем прямо в здание театра, – вслух подумала Груша, оборачиваясь на свою спутницу.

– Вроде в нужном направлении идем. Вот, я уже слышу звуки музыки… Это же из нашего спектакля! – Татьяна подняла лицо кверху. – Точно, мы уже под театром, причем близко к сцене… Сволочи, все-таки играют наш спектакль!

– Таня, ты обещала! – прошептала Аграфена.

– Я держу себя в руках, как могу. Нам бы с тобой на сцену не выйти прямо вот так вот… Хотя, зрителей рассмешим, им понравится, и опять-таки спектакль сорвем, а может, наоборот, спасем. Все же только и ждут чего-нибудь этакого! – Таня хохотнула.