Читать книгу "Щит побережья. Блуждающий огонь - Елизавета Дворецкая"

Хеймир сам видел, как Хельга полетела в воду и пропала в волнах. «Змей» был уже совсем близко, его хирдманы ныряли, и сам он нырял, чудом избегая столкновений с обломками «Лисицы». Но ее больше никто не видел. Волны взяли ее сразу и насовсем. И оттого что никто не видел ее мертвой и даже умирающей, не верилось, что ее больше нет.

Это было единственной правдой. Хельги больше нет, и надо поверить, что не будет. Разум твердил, что она никогда не вернется, а сердце тупо повторяло: «Не верю. Не верю. Этого не может быть». На смену прежнему гневу и обидам пришло острое чувство вины, сознание, что своими руками погубил другое существо и сделал себя самого несчастным до конца своих дней. Именно это чувство возникшей пустоты, чувство бессмысленности жизни дало Хеймиру понять, как дорога ему стала Хельга, которую он раньше считал чуть ли не маленьким приложением к выгодному союзу. Сын конунга куда-то делся, остался человек, изумленный своим горем, рухнувший с вершины горы в пропасть. Происхождение, ум, нрав ничего не значат перед таким горем – сердце болит у всех одинаково.

Дверь позади заскрипела, вошел кто-то из хёвдиговых хирдманов, потом Даг. Он был на другом берегу фьорда и теперь знал, что там тоже нет никаких следов. Вся его одежда промокла, влажные длинные волосы облепили темное лицо.

– Переоденься, – бессмысленно, по привычке, живущей отдельно от ума, посоветовала фру Мальгерд. Голос ее прозвучал тускло, ломко. Она не могла плакать, потому что горе держало ее за горло и не давало как следует вздохнуть.

Даг молча побрел в спальный покой. Ему было все равно, а двигаться все же легче, чем сидеть неподвижно. Но и ходить, и переодеваться казалось бессмысленным. Зачем, если ее этим не вернешь? Где она? Где?

Если бы не эта ссора… Если бы «Длинногривый» и «Змей» не преследовали «Лисицу», то этого всего не случилось бы и она осталась бы жива. Так выходит, виноваты сами Даг и Хеймир? Но разве они назвали Брендольва на тинге трусом? Разве они… Где найти кончик той нити, которая привела к этому ужасу? Казалось, весь род человеческий приложил руку к пряже судьбы. Но разве хоть один из людей хотел ее смерти, ее, рожденной с душой светлого альва?

Дверь снова заскрипела, но никто не поднял головы. Вошедший несколько мгновений постоял на пороге, потом шагнул к очагу. Но и тогда никто не обернулся.

– Я… – хрипло сказал вошедший. – Я пришел…

В этом изломанном, измученном голосе многие услышали что-то знакомое. Но он странно не вязался с общей тишиной – ему было здесь не место.

– Брендольв… – шепнул Хельги хёвдинг, первый со своего места глянувший на гостя.

При звуках этого имени почти все подняли головы. С трудом верилось, что человек, ставший всему причиной, действительно существует на свете, да еще и прямо здесь.

Брендольв сделал еще шаг и почти наткнулся на спину сидящего Хеймира, который так и не обернулся.

– Я пришел, – продолжал Брендольв, глядя на Хельги хёвдинга, словно его одного только и узнал.

– Зачем? – равнодушно обронила фру Мальгерд. По ее мнению, ему не нашлось места нигде на земле, и уж тем более в Тингвале.

– Я во всем виноват, – прохрипел Брендольв. – Убейте меня.

Хеймир медленно поднялся на ноги и обернулся. Они посмотрели друг на друга. Лица обоих выглядели мертвыми: бледный, с лихорадочно блестящими глазами и нервно дрожащим ртом, Брендольв сейчас приобрел такое сходство со своим родичем Аудниром, какого у них не замечали при жизни последнего. Хеймир молча положил руку на рукоять меча. Он не ощущал ни малейшей ненависти к своему бывшему сопернику. В конце концов, оба они стоят друг друга, оба тянули к себе свое счастье, сжав зубы от напряжения, и вот разорвали его пополам, чтобы не досталось никому. Но справедливость, единственный глаз Повелителя Ратей, жестко требовала воздать каждому по заслугам. Внешне Брендольв виноват – и получит внешнее наказание. Хеймир внешне прав – и его казнь будет внутри. И неизвестно, что хуже.

– Нет. Не трогайте его. – На пороге спального покоя появился Даг. Сухая рубаха сидела на мокром теле как-то наискось, пояс он держал в руке, точно забыл, что с ним делать. – Здесь нельзя, – хрипло продолжал он, покашливая через каждое слово. – Тингваль – мирная земля. У нас никого не наказывают. И нельзя менять обычай ради одного. Если мы будем менять обычаи, то кончится все…

Даг поперхнулся: осознание потери постепенно прорывалось сквозь спасительное оцепенение, от резкой боли в глазах побежали слезы.

– Выйди, – глухо бросил Хеймир Брендольву.

Он понял, что хотел сказать Даг, но смерть Хельги нужно было сопроводить хоть какой-нибудь жертвой. Так ему самому стало бы чуть-чуть спокойнее.

Брендольв послушно шагнул назад к дверям. Он согласился бы даже умереть от руки своего соперника, лишь бы не жить дальше, не чувствовать эту страшную муку. Он хотел забыть о своей вине, но судьба не позволила и утяжелила наказание. Только бы скорее. Наверное, Хеймир позволит ему перед смертью взять в руку меч…

– Хеймир ярл, остановись! – повелительно произнесла фру Мальгерд.

Хеймир вопросительно повернулся к ней. Может быть, она считает, что эта жертва – право кровных родичей девушки? В этом хозяйка права, и он без возражений уступил бы утешительную обязанность отцу или брату своей погибшей невесты.

– Не нужно, Хеймир ярл, – продолжала фру Мальгерд. – Это слишком хорошо для тебя, Брендольв. Ты хочешь снова сделать так: причинить всем горе и убежать за море, чтобы там хвастаться своими подвигами. Только теперь ты бежишь не к конунгу кваргов, а к самому Одину. Ты думаешь, что, оскорбив своего воспитателя и убив его дочь, любившую тебя, ты сравнялся со Старкадом и Атли. Ты еще надеешься получить почести за эти подвиги. Нет. Если так и случится, то не мы поможем тебе в этом. Никто из нас не прольет твоей крови – ни в этом доме, ни в каком-то другом. Уходи отсюда. И живи, как сможешь. Я запрещаю тебе самому лишать себя жизни. Живи и неси свое наказание. И если не сможешь, то тебя назовут трусом!

Брендольв молча смотрел на суровую старую женщину, и в его глазах застыло жалобное отчаяние, как у того, кому посулили избавление от гибели, а потом опять отняли надежду. Она поступила с ним жестоко, и он готов был молить ее о милости позволить ему умереть, но не смел. В нем ожили воспоминания детства, когда эта женщина была для него бабушкой, хозяйкой, богиней Фригг. Сейчас он видел в ней саму норну, старшую норну по имени Урд – Былое. Ее приговор неоспорим, потому что изменить то, что уже случилось, никому не под силу. Потому-то надо думать, прежде чем делать, ведь поправить ничего будет нельзя.

Фру Мальгерд бестрепетно встретила его молящий взгляд.

– Умей отвечать за себя и свои поступки, – сказала она. – Тогда ты – мужчина.

Все в гриднице смотрели на них двоих, и кое-кто даже сочувствовал Брендольву, обреченному на такое суровое наказание. Участь Локи, прикованного к скале под каплями змеиного яда, падающими на лицо, казалась не такой уж страшной.