Читать книгу "Бездна между нами - Тахира Мафи"

Описав однажды Оушену свое утро, я даже не думала: информация еще сослужит нам с ним службу.

Короче, я вышла на крыльцо, заперла за собой дверь – и увидела Оушена. У калитки, рядом с машиной.

Я глазам не поверила.

Он поднял руку, сделал неопределенное движение, будто помахал. Вышло неубедительно. Я с колотящимся сердцем побрела к нему по аллее. Остановилась прямо перед ним. Он вроде как удивился. До этого он полусидел на капоте, а тут выпрямился и сунул руки в карманы. Вдохнул и произнес:

– Привет.

– Привет.

Воздух звенел от мороза. Пахло, как всегда по утрам, сухой листвой и кофейной гущей. А Оушен был без куртки. Причем неизвестно, насколько давно. Щеки у него раскраснелись, нос побелел. Глаза казались более яркими, чем при дневном свете: синева – глубже, коричневые крапинки – четче.

– Прости меня, – одновременно выпалили мы с Оушеном.

Оушен издал смешок. Отвернулся. Я не сводила с него взгляда.

– Хочешь школу прогулять? Со мной? – наконец спросил Оушен.

– Хочу. Очень.

Он улыбнулся.

Сколько мы ехали, столько я на него и смотрела. Изучала его профиль, линии его тела. Мне всегда нравилось, как Оушен двигается, как прикасается к разным вещам, как держит голову – с привычным ненавязчивым достоинством. Он явно отлично чувствовал себя в собственном теле. Особенно хороша была походка – уверенная, целеустремленная. Так шагать по жизни может только человек, который мысли не допустит о том, что он не такой, как надо. Даже в конце самого неудачного дня подобная мысль не закрадется, не омрачит существования. Оушен всегда собой доволен. Насчет самокопаний – это не к нему. Он себе разбор полетов не устраивает, не заморачивается: а вдруг я кому не нравлюсь? Не знает смущения – в отличие от меня. Мозг Оушена – приют спокойствия. Терзаниям там не место.

– Слушай, – нетвердым голосом вдруг заговорил Оушен, – что-то меня эти гляделки напрягают. Нет, ты не подумай. Ты и дальше смотри, только…

Я похолодела. Отвела взгляд, промямлила: «Извини».

Оушен покосился на меня. Улыбнулся.

– О чем ты думаешь, Ширин?

– О тебе.

Он не то охнул, не то вздохнул.

Приехали мы как-то внезапно. Оушен подрулил к большому дому – без сомнения, своему.

– Не бойся, матери нет, – сообщил он, заглушив мотор. – Я хотел с тобой поговорить в уединенном месте. Думал, думал – где? Решил – безопаснее всего у меня в комнате. – Он поймал мой взгляд. Я ощутила одновременно приступ паники и прилив умиротворения. – Ты согласна, Ширин?

Я кивнула.

Оушен вышел первым, распахнул дверь пассажирского сиденья. Забрал мой рюкзак, вскинул себе на плечо. Повел меня к крыльцу – как-то очень уж робко. Я тоже оробела. Дом был большой – не чересчур, но все-таки. И красивый. Жаль, я мало что заметила, пока мы шли на второй этаж. Просто утро выдалось с массой очень напряженных моментов и в целом походило на акварельный пейзаж. Такой, знаете, когда фон весь размытый и на нем резко выделяются детали, дорисованные после, поверху. Я не запомнила ни холла, ни лестницы – только лицо Оушена.

И его спальню.

Интерьер не был перегружен мебелью. Обычная спальня старшеклассника, почти такая же, как моя. Кровать, письменный стол, компьютер. Полка, только не с книгами, а с призами за баскетбольные победы. Две двери – одна, конечно, в примыкающую ванную, вторая, наверно, в гардеробную. Белые стены. Мягкий ковер.

Симпатично. При этом ничего лишнего.

– А у тебя чистота! – протянула я.

Оушен усмехнулся.

– Если честно, я надеялся, что ты придешь. Поэтому сделал уборку.

Вот еще неожиданная сторона Оушена Джеймса. Значит, у него был целый план. Подгадать время, заехать за мной, привезти меня к себе – это еще ладно. Только далеко не каждый парень стал бы по такому случаю прибираться в спальне. Волна нежности захлестнула меня. За ней последовал приступ любопытства. Что именно Оушен убрал с глаз долой? Как его спальня выглядит в обычные дни, когда он не ждет гостей?

Я опустилась на кровать. Отметила: моя собственная кровать по сравнению с его – просто игрушечная. Но ведь и сам Оушен гораздо крупнее меня. На моей кровати он бы едва уместился.

Он стоял посреди спальни, наблюдал, как я осматриваюсь, вбираю подробности его жизни. Подробностей оказалось немного. Красок – еще меньше. Покрывало – белое. Подушки – белые. Каркас кровати – деревянный, темно-коричневый.

– Ширин! – позвал Оушен.

Я посмотрела на него снизу вверх.

Он заговорил со слезами в голосе.

– Ширин, прости меня. За все прости. Пожалуйста.

Признался, что прочел мой дневник. Снова стал извиняться. Конечно, он знает, до чего гадко читать чужие дневники. Но он должен был выяснить, что его мать мне наговорила. Сама ведь я не созналась бы. Мать он спрашивал тысячу раз – без толку. На все вопросы отвечала только одно: не твое дело. Ну и вот в процессе поисков конкретной записи Оушен – невольно! – нашел и изложение других событий. Например, «воспитательную беседу» тренера Харта. И перечень издевок заодно.

– Мне так жаль, Ширин, – повторял Оушен. – Как они могли! Что за выродки! Почему ты мне сразу не рассказала? Почему?

Я качнула головой. Стала теребить покрывало.

– Вина не твоя, а моя. Целиком и полностью.

– Как это?

– А вот так. – Я заставила себя посмотреть ему в глаза. – Потому что я это допустила. Надо было тебе сказать насчет денег. Ну, которые твоя мама потратила. А на меня ступор нашел. Заклинило в голове. Я себя чувствовала ужасной дурой. Как услышала, что тебе учиться будет не на что, так и…

– Ерунда. Выкручусь. У отца попрошу. Кредит возьму. Придумаю что-нибудь.

– Прости меня, Оушен. Я кругом виновата.

– Ничего подобного. Не переживай. Сказал же – выкручусь.

– Ну а сейчас что ты будешь делать? Тебя из школы исключили…

Он выдохнул.

– Через неделю педсовет. Официально я еще не изгнан. Только отстранен от занятий. Хотя, конечно, это вопрос времени. Скорее всего, придется искать школу в другом районе.

– Господи боже!

– Ну да, как-то так. Если только не сумею убедить педсовет, что, сломав нос Харту, оказал школе большую услугу. Шансы, сама понимаешь, близки к нулю.

– Но это ведь ужасно!

– Вовсе нет. Я, как только саданул по этому мешку с дерьмом, прямо облегчение почувствовал. Нисколько не жалею. И ты не жалей. Можно было бы драку повторить – повторил бы, не задумался.

Мы помолчали, глядя друг на друга.

– Ширин, ты даже не представляешь, как мне тебя не хватало.