Читать книгу "С горячим приветом от Фёклы - Анна Зенькова"

И умчалась на кухню, как я понял, звонить Валюхе. Но когда через час с лишним она не появилась, я забеспокоился и пошел проверять, в чём дело. И нашел ее на кухне рыдающую.

– Как же это… – выла она в передник.

Я сел рядом и тронул ее за руку:

– Это случайно получилось.

– Ну зачем? – донеслось до меня сквозь всхлипывания. – Зачем ты ей усы нарисовал?

– Ну так… просто. – Я даже растерялся от такого коварства. Да как она вообще посмела рассказывать такое? А как же врачебная тайна?

– У-у-у. – Фёкла зарылась лицом в передник. – Значит, ты и правда – того! С приветом!

– Ну c приветом. И что? – Пожал я плечами. – Вот такой я у тебя приветливый.

Она шумно высморкалась. Вроде даже успокоилась немного. А я сказал:

– Чего ревешь? Пошли пельмени лепить!

И мы пошли. Я даже тесто ей помог замесить – так мне ее жалко было.

– Скажи честно, – попросила Фёкла, когда мы уже ужинали. – Зачем всё-таки ты усы нарисовал?

Пришлось рассказать. Как она хохотала! Хорошо хоть не лопнула! Мы же с ней целую кастрюлю пельменей съели. Я прямо обалдел, когда увидел. А Фёкла объяснила, что это на нервной почве.

– Значит, ты не отдашь меня в учреждение? – спросил я, когда мы насмеялись.

– Да бог с тобой. – Она смахнула слезы. – Куда же я тебя отдам такого?

А потом вдруг прижала к себе и поцеловала в макушку:

– Ты же мой родной. Я тебя никому и никогда не отдам.

– Обещаешь? – Я с облегчением уткнулся носом ей в плечо.

– Обещаю, – сказала она тихо. – Конечно, обещаю.

* * *

– Она мне пообещала. А теперь я здесь. Я всегда думал, раз со мной такое уже случилось, значит, всё – больше никогда. Значит, она у меня теперь навсегда.

Ржавый смотрел на меня без всякого выражения. Не лицо, а маска.

«Может, и хорошо, что так. Так даже лучше!» – Я прикрыл глаза, а когда снова открыл – увидел маленькую морщинку у него на лбу. Она медленно расползалась, становясь всё шире и шире, а потом вдруг – крак – и треснула. И вся эта маска провисла у него на щеках, точно сдувшийся шарик.

– Так бывает, – сказал он тихо. – Никто не виноват.

– Виноват. – Я сцепил руки, царапая ладони ногтями. – Конечно, виноват. Я ведь ей даже спасибо не сказал. Ни разу не сказал, хотя должен был. Всё думал, ай, потом, когда-нибудь.

Я вытер рукавом соленый ручеек под носом, но он снова быстро набежал. Тогда я всхлипнул – раз, и потом еще раз. Просто чтобы он больше не проливался.

– Она же одна была, когда… А я по утесу шастал… Если бы я тогда не опоздал…

– Ты не виноват. – Рыжий упрямо мотнул головой. – Она же сама.

– Она меня спасла, понимаешь?! – выкрикнул я беспомощно. – А я ее – нет.

Ржавый положил руку мне на плечо.

– Отстань! – Я злобно дернулся. Что мне его жалость?

– Сева! – пробормотал он и так в меня вцепился, прямо как клещ! А я подумал: «Черт с тобой!» И вот тогда уже заревел по-настоящему.

Мне даже стыдно не было. Я вообще ничего не чувствовал – ни ног, ни рук. Просто выл в голос, чтобы вся эта соль поскорее вышла. И выталкивал ее как мог – губами, горлом, даже щеками, чтобы она вылилась и перестала жечь меня изнутри.

– Это ты ее спас, – долетело до меня яростное.

Я даже плакать перестал. Утерся рукавом – сначала нос, потом пекущие слезы.

– Это ты ее спас, Сева, – настойчиво повторил Ржавый. – Сразу, как только появился.

Я смотрел на него непонимающе.

– Она без тебя спилась бы давно, – сказал он окрепшим голосом. – Вон как Яшкина или еще чья… А с тобой… Ты же ей целую жизнь подарил!

Он что-то еще говорил, размахивая руками. Забыл, видно, что мы на дереве.

А я смотрел на него и думал, что сейчас этот дурень сорвется вниз и воткнется головой в землю, как морковка. И как я его тогда буду вытаскивать? Меня это зрелище так позабавило, что я не удержался и хихикнул.

– Ты слышал, что я сказал? – Ржавый выпучил глаза, как лягушонок.

– Да, – сказал я, широко улыбаясь. – Слышал.

Я сидел и слушал, как оживают мои ноги и руки. И уже даже пальцы чувствовал. А еще – сладкий привкус муки´ во рту. Если честно, я сам не понял, откуда он там взялся.

* * *

А потом она замолчала. Сначала я подумал: «Спит!» Ходил всё утро, прислушивался. Даже попрыгал немного, чтобы ее растормошить. И всё равно – тишина. Тогда я снова подумал: «Дуется, наверное, что я про ту историю с усами рассказал. Как она меня в интернат сдать хотела!» Я специально так подумал, чтобы ее разозлить и вывести на чистую воду. Но она даже не пошевелилась! Ну а потом мы с Ржавым наткнулись на кормушку для оленей и завалились в нее спать.

Помню, Ржавый еще сказал:

– Раз здесь кормушки стоят, значит, и люди – где-то рядом.

Но я даже не успел толком обрадоваться, потому что тут же уснул. Честно, я и не предполагал, что эти кормушки такие удобные. Спи – не хочу. Вот мы и спали. Отсыпались после бессонной ночи. Я для себя лично сразу решил – всё, больше никаких елок. У меня после них и так всё тело болело, словно битое. И еще тошнило – жуть как.

– Это точно из-за клеща, – сказал Ржавый, когда мы снова двинулись в путь. – Или грибы.

И вот тут я сразу вспомнил про Фёклу и подумал: «Почему она до сих пор молчит? Особенно сейчас, когда я, считай, на грани жизни и смерти».

Я даже обиделся немного. Потом не выдержал и спросил:

– Ты чего молчишь?

– Так, – Фёкла лениво зевнула.

– Как это – так?

– Тебе теперь есть с кем разговаривать, – отозвалась она глухо.

Я украдкой покосился на Ржавого. Со вчерашней ночи мы почти не разговаривали. Может, потому, что до утра всё друг другу выболтали? Я ему столько всего рассказал! И про Жеку, и про художку, и вообще! Даже про Маринкин телефон сболтнул, хотя, конечно, не надо было. Но, с другой стороны, я же не специально.

Как-то раз они к нам на пирог пришли – всей семьей. И пока взрослые пили чай, мы с Маринкой в моей комнате маялись. Я ее как человека просил – не кроши на диван. Но она, как поросенок, всё покрывало крошками засыпала. А я же крошки вообще не переношу. У меня от одного только их вида всё тело чешется. В общем, я так разозлился – не передать, и как только она пошла за добавкой, схватил одеяло в кучу, выбежал на балкон и стряхнул все эти крошки вниз. Я же не знал, что там еще Маринкин телефон лежал. Новенький! Я на него вообще старался не смотреть, чтобы не умереть от зависти. Вот и не заметил. Потом уже понял, когда он по баб-Шуриному подоконнику грохнул. И тут Маринка, как назло, вернулась. И такая: