Читать книгу "Люди сумрака - Кармаль Герцен"

Магия, магия, магия… Я задумчиво побарабанила пальцами по клавишам, потом ввела: «Сатана». Не то. «Дитя Сатаны». Снова не то. Взглянула на Лори, увлеченную разглядыванием картинок из книги, и меня вдруг осенило.

«Сумрачный город».

Одна минута загрузки, вторая, третья…

«Добро пожаловать на Игру, Кармаль».

ГЛАВА 12

Ленард

Эти странные сны становились дольше и внятнее. Размытые прежде видения приобретали ясность и четкость. Это даже пугало: что, если моя участь — быть вечным немым свидетелем чьих-то воспоминаний, обратившихся для меня во сны?

И тут же возражал самому себе: мне нужно просто понять, кто держит меня в этом доме, кто каждый раз возвращает меня назад. И главное — зачем?

Мне становилось все тревожнее. Эти сны — или видения, притворявшиеся снами — были предельно подробными и так похожими на правду. Дом в моем сновидении был точной копией того дома, в котором я просыпался каждый рассвет. Расположение комнат, фотографии и картины на стенах, обстановка — все совпадало до мельчайших деталей. В обычных снах такого не бывает.

Раньше единственной странностью было мое маниакальное стремление вернуться в дом Алессы и необычные сны, теперь же появилось то, что вызывало у меня мороз по коже.

Что означал этот амулет и появление внезапно ожившей Алессы? Да, я и прежде слышал об одаренных, которых преследовала церковь, но воскрешение человека, равно как и создание каким-то кулоном его иллюзии… в голове не укладывалось. Я впервые столкнулся с явным проявлением магии, и до сих пор не мог до конца это осознать.

Сначала она казалась фальшивой, ненастоящей. Казалась тем, чем была на самом деле — лишь искусно выполненной иллюзией. Не внешне, нет. Внешне ее схожесть с моей Алессой просто поражала. Убирая волосы с ее узкой спины, я находил едва заметную родинку на плече, которую мне всегда так нравилось целовать. Любуясь прекрасным лицом, видел тонкую морщинку меж бровей, которая была так хорошо мне знакома.

Но моя иллюзия — моя Алесса — редко улыбалась, что отличало ее от моей погибшей любимой, и делала это лишь по моей просьбе. По моей же просьбе она смеялась, и смех звучал так похоже! Вот только в глазах не было веселья.

Она ложилась спать, закрывала глаза, но однажды я понял, что сон ей не нужен. Ей не требовалась еда, хотя она ела то, что я предлагал. Я чувствовал тепло ее тела, но душевного тепла не ощущал.

Утешение я находил в ее памяти. Поразительно, но она помнила наши разговоры и памятные события, могла рассказать даже то, что я уже давно позабыл. И когда она припоминала какой-нибудь забавный случай из нашей совместной истории, ее голос становился живее и звонче, а в глазах появлялся блеск. Разгорячившись, Алесса-иллюзия начинала жестикулировать, чем так напоминала погибшую Алессу. Я слышал знакомые интонации, ее любимые словечки и видел такое родное лицо.

Большего я и желать не мог.

Но вместе с тем появился и страх — что, если Алесса-иллюзия однажды вспомнит, как погибла та, настоящая Алесса? Что, если в тот же самый миг она навеки меня возненавидит?

Иллюзия, посланная мне таинственной незнакомкой и ее амулетом, не переставала меня удивлять. Она становилась все более самостоятельной. Если раньше она находилась лишь там, где я ее оставлял, похожая на застывшую куклу, то со временем все изменилось. Пока я лежал на кровати, занятый чтением, Алесса бродила по дому. Переставляла вещи с места на места, открывала шкафы, чтобы посмотреть на их содержимое.

Делая вид, что читаю, я наблюдал за ней, но не останавливал и ничего не спрашивал.

В какой-то момент ее привлек сад. Выйдя во двор, Алесса всплеснула руками, заявив, что ни у одной уважающей себя хозяйки не должно быть такого запущенного сада. С удивлением и тайной гордостью я наблюдал за тем, как она воодушевленно взялась за работу.

После того, как сад вновь стал ухоженным и аккуратным, каким был задолго до смерти Алессы, ее иллюзия увлеклась рисованием. Карандаши и тетради были извлечены на свет из тесного ящика, где, никому не нужные, пролежали несколько дней.

Мне нравилось наблюдать, как она рисует. Как хмурит лоб, как высовывает от усердия кончик язычка. Заметив мое пристальное внимание, она деланно ругалась, но затем ее разбирал смех.

И да, она смеялась. С каждым днем, с каждым часом она все больше походила на Алессу — ту, которую у меня отобрала судьба.

Это было и больно, и сладко одновременно.

* * *

Я вынырнул из сна-видения. Перед моими глазами стоял образ Алессы в окружении цветов из ее сада. Я видел нежный румянец, слегка пушащиеся от влажной погоды светлые волосы, морщинки, возникающие на лбу, когда она хмурилась, и возле глаз, когда она смеялась…

Она казалась такой же настоящей, как я или Лайли.

Я резко поднялся в чужой постели. С тоской огляделся, подумав, что вернусь сюда всего через несколько часов, хочу я того или нет.

В машине потянулся к радио, но передумал. Громкая музыка — не самый лучший спутник для мрачного настроения. Погода резко испортилась за ночь, а унылый пейзаж за окном, представляющий из себя нескончаемую вереницу голых деревьев на фоне тускло-серого неба, раздражал. Мне хотелось зелени, тепла, света.

Мне хотелось, чтобы все то странное и необъяснимое, что происходило со мной, наконец закончилось.

Родная квартира встретила меня сквозняком и холодом. Я поморщился, обнаружив, что оставил окно в гостиной открытым. Включил телевизор, нашел какое-то кино и бездумно уставился в экран. Когда появились финальные титры, понял, что не могу даже вспомнить, о чем был фильм.

Остаток дня я провел в том же бесцельном скитании по дому и попытках хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей — привычном уже ритуале. Но они каждый раз вновь возвращались к Алессе.

Кем же на самом деле была та, кого я видел в своих снах?

Дождь громко барабанил по закрытому окну, бесцеремонно врываясь в мои мысли и нарушая и без того зыбкий покой.

От безуспешных попыток разобраться в происходящем меня отвлек стук в дверь. Открыв ее, я обнаружил на пороге Лайли. Сумерки скрывали в полутьме ее лицо. Дождь безжалостно хлестал по хрупким оголенным плечам. Она явно замерзла и обняла себя руками в наивной попытке согреться. Но пройти внутрь, в спасительное тепло, не спешила.

— Я не должна была сюда приходить! — вместо приветствия зло, с ноткой отчаяния, воскликнула Лайли, перекрикивая шум дождя.

— И почему же все-таки пришла? — мягко спросил я.

— Потому что ты — идиот, — выпалила она. — А я… — ярость внезапно испарилась, ее голос стал тихим. — А я — влюбленная дурочка.

Лайли внезапно покачнулась. Я протянул руку, чтобы ее поддержать. Этот невинный жест будто бы вспугнул ее, она отшатнулась, чуть не слетев со ступенек.