Читать книгу "Мертвые пианисты - Екатерина Ру"

— Не ожидал тебя здесь увидеть, — громко сказал Павловский, когда Надя остановилась в девяти прямоугольниках от него.

— Почему не ожидал? — спросила она.

Голоса прорывались сквозь дискотечную музыку с большим трудом. Отчаянно хотелось куда-нибудь в тишину. Например, на пустырь за поликлиникой № 2. В легкий стеклянистый туман и полное безветрие. Правда, в тот момент это было невозможно. Потому что на улице давно стемнело и шел мокрый снег. К тому же на пустыре, возможно, уже началась стройка. А если так, то ходить туда вообще больше не имело смысла.

— Ну… Тебе ж вроде как не очень нравятся подобные мероприятия. Нет, неправда?

— Правда. Но если я не стану в них участвовать, меня будут считать изгоем.

Павловский почему-то улыбнулся. Надя стеснялась смотреть ему в глаза и смотрела на подбородок. На редкие точки щетины.

— Ну, ясно. А как твои фортепианные конкурсы? Поедешь еще куда-нибудь?

Надя ничего не ответила. Говорить про классическую музыку было нельзя.

— Как твои конкурсы? — повторил Павловский еще громче и наклонился прямо к Надиному уху.

— Нормально, — испуганно ответила Надя, сделав шаг назад. — То есть никак. Их пока больше нет.

— С тобой все в порядке?

— Да, в порядке.

— Не хочешь разговаривать?

— Хочу, только не здесь. Здесь очень громко.

— А где хочешь?

В Надиной голове из пестрого мелькающего шума выросла тихая и родная комната. Около стены очертились и уплотнились черные линии «Красного Октября». А за окном сквозь беззвучную густую ночь поплыл корабль «Пятерочки».

— Можно пойти ко мне домой, — предложила Надя.

Павловский замер на две секунды. Затем потер левую щеку — около родинки.

— А у тебя дома кто-нибудь есть?

— Есть. Дядя Олег.

— Думаю, дядя Олег не очень обрадуется моему внезапному вечернему появлению, нет?

— Да, наверное, он не очень обрадуется. У него всегда много работы. И он не любит гостей.

— Ну… тогда можно пойти не к тебе домой, а в какое-нибудь другое место?

— Нет, я хочу пойти именно к себе домой.

— Хорошо… Давай я тогда хотя бы тебя провожу?

— Не надо. Я люблю ходить одна.

— Даже в такой поздний час?

— Да, в поздний час тоже.

— Ну… Это опасно.

— Да, я слышала от многих, что возвращаться одной в поздний час — опасно. Но мне кажется, что опасность преувеличена. Так что провожать меня не надо. Пока.

Рома Павловский, видимо, хотел прикоснуться к Надиной руке. Но Надя вовремя сделала еще один шаг назад.

— Ты уверена?

— Да, я уверена. Я часто возвращаюсь вечером одна. Из дома престарелых, где живет бабушка. Иду до остановки пятого автобуса пешком. И потом, когда выхожу из автобуса, иду от остановки до своего дома. И я нигде не встречаю никаких опасностей.

Это было правдой. Гуляя в одиночестве по вечерним улицам — да и не только по вечерним, — Надя никогда не чувствовала, что во внешнем мире ей что-то активно угрожает. Ни от чего и ни от кого не исходило обжигающе враждебного дуновения. Или тревожно ледяного. Внешний мир словно плыл параллельно Наде в своей огромной тепловатой капсуле. До Нади ему не было никакого дела. «Ты ни холоден, ни горяч». Эту фразу из Библии как-то вспоминал дядя Игорь. И Наде казалось, что она относится к миру в целом, а не только к лаодикийцу. На улицах было не страшно. Было просто никак.

Придя в тот вечер домой, Надя сразу легла на кровать. Люстру зажигать не стала. Целых сорок семь минут Надя смотрела в плотный комнатный полумрак и слушала, как в голове звенит нахлынувшая тишина. Подушка немного промокла от снежинок, стекших с волос. Наверное, следовало бы вытереть волосы и перевернуть подушку другой стороной. Но Надино тело словно обмякло, расползлось по кровати и никак не могло собраться с силами.

Надя думала, как ей хорошо и спокойно лежать в своей комнате. И что встречаться с Ромой Павловским она не хочет. И не будет.

Однако позже, а именно на следующий день, Надя изменила свое решение.

Когда она рассматривала в холле второго этажа фотографию Виталия Щукина, бабушка спросила, кто это.

— Это знакомый Маргариты Владимировны, — ответила Надя. — То есть не просто знакомый, а друг. Близкий друг. Скорее всего, даже любовник. Но он уже умер. Много лет назад.

Надин голос слегка царапался хрипом. Словно в горле похрустывали невидимые крошечные осколки скорлупы грецкого ореха. Все из-за вчерашнего перекрикивания дискотечной музыки.

— А зачем тебе его фотография?

— Я просто хотела понять, похож ли он на Рому Павловского. Теперь я четко вижу, что не похож. И в самое ближайшее время верну фотографию Маргарите Владимировне.

— Подожди, Надюш, на Рому Павловского? Из класса «В»? — удивилась бабушка. Задумчиво посмотрела на фотографию. — Действительно, не похож… А почему ты вдруг про него подумала?

За окном распухший солнечный шар опускался все ниже между деревьями. Надя подумала о распухшем комке в воспаленном горле и сглотнула слюну. Решила больше не смотреть за окно — чтобы осипшее горло не разболелось — и стала разглядывать само стекло, трещинку внизу справа.

— Просто я вчера думала, что, возможно, буду с ним встречаться. То есть находиться в близких отношениях.

— С Ромой? — Бабушка зачем-то снова задумчиво посмотрела на снимок Виталия Щукина. Хотя Виталий Щукин не имел к Роме никакого отношения. — Ну а что… Рома хороший мальчик. Из приличной интеллигентной семьи. Умный. Сочинения мне по Гончарову писал неплохие. И по Тургеневу тоже. Не блестящие, конечно, как Вероника Зябликова, но вполне добротные. Почему бы и нет, Надюша.

— Почему бы и нет? — хриплым шепотом переспросила изумленная Надя. С силой прижала фотографию Виталия Щукина к джинсовой коленке.

— Ну а что? Ты уже взрослая у меня, скоро вот школу закончишь. И если рядом с тобой окажется серьезный, хороший мальчик, то мне станет спокойнее на сердце. Я буду знать, что ты не одна, что кто-то тебя поддержит, если вдруг что-то случится.

— Случится? А что должно случиться?

— Да мало ли что, Надюша. Жизнь, она такая… Лучше держаться вместе.

На следующий день, в понедельник, Надя предложила Роме Павловскому встречаться. Увидев его в коридоре, прокрутила в голове для успокоения список мертвых пианистов (теперь их было двадцать три: добавился Виталий Щукин). Затем подошла к Роме на расстояние не трех, а двух линолеумных ромбиков. Потому что дистанция между двумя людьми, которые состоят в отношениях, обычно сокращена.

— Я думаю, что мы могли бы с тобой встречаться, — сказала Надя, смотря на витиеватый узор внутри ромбика.