Читать книгу "Супербоги - Грант Моррисон"

В школе я выплескивал свое подростковое либидо в свирепо-невнятный бунт. Каждый день я, стиснув губы, вел войну с властями, шел в крестовый поход против учебы, от которого мебель разлеталась в щепки, а один добрый и старый учитель физики пострадал от жестоко спровоцированного нервного срыва. Я выиграл стипендию одной из самых престижных шотландских школ для мальчиков, но едва накатили гормоны, мои ужасные подозрения подтвердились: я сам себя лишил нормального сексуального развития.

Знакомых девочек-сверстниц у меня не было. Я жил вдали от друзей, с которыми рос с начальной школы, а мои новые друзья в мужской школе Аллана Глена были со мной в одной лодке. Каждый день мы съезжались на занятия со всего города, и шансы встречаться с друзьями где-нибудь в округе выпадали редко и требовали эпических поездок на автобусе. Словно желая лишний раз усложнить мне жизнь, моя мама прекратила роман с шикарным пилотом из Швейцарии, и я потерял шанс переехать в Цюрих сыном миллионера. Если б мне досталась эта альтернативная жизнь «лыжника», в окружении девушек в шапках с помпонами и лыжных очках, я бы, наверное, никогда не писал комиксов, а также этой книги. Мечты о побеге угасали, и единственным решением моих проблем стала дружба с изоляцией и интроспекцией, а единственным спасением – богатая и разнообразная внутренняя жизнь.

Вечерами после школы нормальных занятий у меня не было, поэтому я остужал жар воображения на страницах фэнтези и супергеройских комиксов и навязчиво сочинял собственные истории – развивал собственные внутренние миры – на листах сложенного картона и бумаги, которые мне поставлял отец. Я все больше идентифицировался со странным, девиантным, иным; я чувствовал себя суперзлодеем, но пытался выковать некий этический кодекс и хоть какое-то ощущение своего взрослого мужского «я» – а направлять меня могли только герои комиксов, воины-варвары и отцовская закадровая разновидность ревностного проактивного социализма.

Моей первой серьезной попыткой создать оригинального супергероя, заключившего в себе эти миазмы подросткового ангста, был Монад – его я придумал в четырнадцать лет. Он был британский герой и суперспособности черпал из своих «эмоций». Втайне же он был морским биологом и одиноко жил в пляжном коттедже на западе Шотландии, пока к нему на порог не явилась роскошная хиппушка, преследуемая безумным суперзлодеем-насильником. Наш герой Иэн Кинкид (названный в честь двух моих лучших друзей по начальной школе), он же Монад, не тратя времени зря, отлупил приапического гада и услал куда подальше.

Одной левой расправившись с сюжетом про изнасилование и бесстыдными подростковыми фантазиями о рыцаре в сияющих доспехах, история резко сменила тон и переместилась в Северную Ирландию, а затем набухла тоскливым ужасом и моей личной разновидностью нарочитой, неосведомленной «релевантности» – в стиле, каким я воображал стиль О’Нила. Северная Ирландия каждый день появлялась в заголовках, и посыл мой был равно прочувствованным и невежественным: в этом ужасном конфликте не разберется даже супергерой. То был первый комикс, который я почти закончил, нарисовав двадцать пять тщательно детализированных страниц – порой под двадцать шесть панелей на страницу. (В большинстве комиксов, как вы помните, на страницу приходится где-то между пятью и девятью панелями.)

По выходным я навещал отца, который, оставшись в одиночестве, завел привычку всю еду варить; целых кур он предпочитал варить, а не запекать в духовке или жарить на сковороде. Он варил стейки, бараньи отбивные и печень, даже самые сочные куски мяса превращая в бледные, серые, волокнистые зомбикотлеты. Защиты ради я запечатался внутри своего мирка и не мог постичь, как тяжело отец переживал развод с мамой. Он стал больше пить, но, по-моему, я даже не связывал его поведение с тем, что мы все недавно пережили.

Я отвергал музыку своих сверстников (Tangerine Dream и Gong, с одной стороны, REO Speedwagon, KISS и Meat Loaf – с другой) и отыскал собственный бестолковый путь к аутентичности через радиопередачу Тони Кэпстика Folkweave вечерами по средам. В часы одиночества я строил свой мир под взвизги волынок и хрустальные переливы кельтской арфы Алана Стивелла[151]. Я настойчиво советовал друзьям рисовать собственные комиксы, сочинять своих персонажей и истории. По субботам мы молча сидели у отца в спальне, усердно рисуя друг для друга новые приключения.

Я забросил «Монада», наскребя историю, в которой сексуальная инопланетная диктаторша переоделась Гитлером и во главе космических нацистов пошла в атаку на мир. Извергнув эту мозговую блевотину, я догадался, что уперся в тупик, и она даже не добралась до бумаги. Впрочем, Расс Майер[152] ее у меня с руками бы оторвал. Но меня теперь больше интересовали герои-варвары – Конан, король Кулл и Бран Мак Морн[153]; вдобавок варварские истории – удачный предлог на каждой странице рисовать почти голых танцовщиц. Куда уж там супергероям.

К середине семидесятых писатели «Марвел» владели монополией на изощренных супергероев, которые мне нравились больше всех. Создатели комиксов «Марвел» никогда не говорили со мной свысока, помогали мне ориентироваться в моем беспокойном внутреннем пейзаже и его картографировать.

А что лучше всего, на «Марвел» работал Дональд Макгрегор:

БАБОЧКИ ВЗЛЕТАЮТ, СТИРАЯ НОЧНОЕ НЕБО. ЛАВИНА ЦВЕТА РАЗМЫТА, МЕМБРАННЫЕ КРЫЛЬЯ РАЗРЕЗАЮТ ВОЗДУХ, ЭФФЕКТ ЖИВОЙ ПУЛЬСАЦИИ ВИТРАЖНОЙ РОСПИСИ. В НЕМ ВПЕРВЫЕ СМУТНО ШЕВЕЛИТСЯ СТРАХ.

Повествование здесь – типичный Макгрегор: вычурное, на пределах общепринятой грамматики, с болезненным привкусом самоанализа. Такова была комиксовая версия прог-рока, который слушали мои одноклассники и презирал я, – King Crimson, Greenslade, Yes, – и однако, тексты Дона Макгрегора мне нравились.

Его работы пылали священным огнем праведной ярости, полной любви. Его фанаты пылкостью не уступали своему идолу в струящейся пиратской рубахе и были такие же громогласные, но даже это не спасло его изысканные комиксы от закрытия, когда в «Марвел» пал топор. Тонко чувствующих авторов сменили бизнесмены, и они ввели новый фирменный стиль – теперь зазубренные лезвия экспериментов полагалось покрывать пластмассой. От этого Макгрегор был еще круче – мученик от искусства, принесенный в жертву на алтарь категорического отказа уступить хоть одну каплю крови, пота, туши и слез. В интервью он был напорист и умен – герой школьников-нонконформистов по всей Земле.

ВОТ, ЗНАЧИТ, ПОСЛЕДНЯЯ УТРОБА. СМЕРТЬ! ГЛЯДИ! УСТРЕМИ РАНИМЫЙ ВЗОР В ПРОНЗИТЕЛЬНЫЕ ЛЕЗВИЯ. М’ШУЛЛА СТОИТ, ИЗМАРАННЫЙ МАРСИАНСКОЙ КРОВЬЮ… ВАГНЕРОВСКАЯ МУЗЫКАЛЬНАЯ ДРАМА, СВИРЕПЫЕ ЛИБРЕТТО ТЕКУТ ВОДОВОРОТАМИ МАРСИАНСКОГО РАСПАДА. ШАГАЙ ВПЕРЕД, МЕНЕСТРЕЛЬ, ПРИУКРАСЬ СВОИ ПЕСНИ О СЛАВЕ ВАРВАРОВ, А МЫ СТАНЕМ ПОПИВАТЬ КИСЛЫЙ ГРОГ И ДЕЛАТЬ ВИД, БУДТО СОН НАШ НЕ ТАИТ КОШМАРЫ!