Читать книгу "Элеонора. Кровные узы - Злата Линник"

— А разве вы не читаете мои мысли? В книге про Аниту Блейк...

— Все верно, но мне не хочется так поступать с теми, кто мне дорог. Я предпочла бы услышать все от тебя самой.

— И вы никогда-никогда за мной не следили?

— Если быть совсем точной, то приглядывала иногда, когда чувствовала, что тебе грозит опасность. Как сегодня или в тот раз, когда вы с молодым человеком отправились в заброшенный дом. Это очень нехорошее место. Пообещай мне, что больше туда не пойдешь.

— Ой, там было здорово, просто классно! А потом вдруг началось: непонятно почему стало так страшно, появилась летучая мышь, она как будто нас выгоняла... Ой, летучая мышь... Тетя Элеонора, это были вы?

— Не совсем так. Я как раз возвращалась из Финляндии. Пришлось воспользоваться сознанием настоящей летучей мыши, к счастью, они в этих местах еще не перевелись. Что тебя опять расстроило?

— Значит, вы — не ведьма и не научите меня всем этим штукам...

— Для этого нужно стать такой, как я, а в этом есть множество отрицательных сторон, можешь мне поверить.

...Когда Юля наконец-то была готова рассказать о хулиганах на лестнице и собаке-фантоме, выяснилось, что уже восемь вечера и нужно спешить домой.

...На бетонном заборе, стоящем неподалеку от особняка тети Элеоноры, появилась яркая надпись краской из баллончика: «Дракула форэве! Ван Хельсинг — козел!»

Охранники, выглядывающие из-за ворот, сделанных в форме переплетенных между собой цветов репейника, прятали улыбки и старательно делали вид, что ничего не замечают.

Настоящее время продолжается

На опустевшем участке по Выборгскому шоссе неподалеку от озера появилась строительная техника. Кто-то купил дом номер сто восемьдесят четыре и прилегающую территорию в качестве площадки под застройку, или там планировалось воздвигнуть очередную «золотую коммуналку» — осталось неизвестным. Первый этап работ, то есть снос старого здания, планировался как достаточно быстрый и не требующий особых затрат труда. Вскоре выяснилось, что это совсем не так.

Было достаточно теплое утро начала осени. К обреченному дому подъехала техника, которая должна была превратить его в груду строительного мусора и вывезти на свалку. Но с самого начала все пошло не так, как обычно. Железная баба, вместо того чтобы с грохотом удариться о стенку, влетела прямо в окно второго этажа и... исчезла там, как будто срезанная гигантским лезвием вместе с куском троса. Изумленные рабочие обнаружили пропажу на заднем дворе, изъеденную ржавчиной до состояния полной негодности. Бульдозер, едва въехав на участок, провалился в какую-то яму — не то остатки укреплений времен войны, не то просто неучтенные коммуникации. Рабочие, посланные разбирать строение вручную, поднялись на второй этаж. Некоторое время спустя бригадир, озадаченный необычной тишиной, поднялся посмотреть, чем заняты его подчиненные. Глазам его предстала отвратительная и до крайности непристойная сцена. При виде нее с мужчиной, считавшим, что достаточно повидал в жизни и вряд ли способен чему-то удивиться, чуть не случился инфаркт. Вдобавок ко всему за одной из наполовину рухнувших перегородок обнаружился вход в туннель, из которого веяло холодом и сыростью. В то же время по всем законам физики и геометрии там должна была находиться всего-навсего соседняя комната.

Работы отложили на неопределенное время. Ночному сторожу, которого оставили караулить технику, несмотря на солидное количество потребленного им спиртного, а может быть вследствие этого, постоянно мерещилось нечто вроде громадной черной воронки, расположенной прямо над домом. Потом строительная техника постепенно исчезла. Должно быть, кому-то расхотелось строить здесь коттедж или для очередной «золотой коммуналки» нашли более подходящее место. Дом так и остался стоять одиноко посреди вытоптанного участка. Несмотря на то что для заброшенного строения он выглядел более чем прилично, почему-то больше не находилось желающих отправиться туда «на экскурсию». Те же, кому случалось пройти мимо, особенно после захода солнца, не могли отделаться от мысли, что за черными провалами окон шевелится и перетекает с места на место что-то такое, от чего лучше всего держаться подальше. Бродячие собаки старательно избегали этот участок, а бездомные кошки, наоборот, начали стекаться отовсюду, оглашая окрестности любовными ариями, более уместными для марта, чем для начала осени.

Примерно в это же время

В светло-зеленом вечернем небе чертит зигзаги и сложные кривые необычно крупная летучая мышь. Ее не привлекают ни заброшенные дома, ни каркас недостроенного завода, ни другие не менее глухие места, милые сердцу всякой уважающей себя летучей мыши. Крылатая путешественница уверенно направляется к центру города, но не к тому, виды которого фигурируют на глянцевых открытках, давно набивших оскомину местным жителям, а к нескольким домам, построенным в начале двадцатого века. Они могут справедливо претендовать на то, чтобы называться памятниками старины.

Два из них, стоящие посреди пустыря, привлекают ее внимание, особенно один. В самом деле, здесь есть на что посмотреть. Дело даже не в стрельчатых окнах и не в мозаичном орнаменте, расположенном между окнами четвертого и пятого этажей и даже не в дворике с бездействующим фонтаном посредине.

Бремя вечернее, достаточно позднее для того, чтобы большинство жильцов вернулись домой, и еще слишком раннее, чтобы они легли спать. Но почему-то половина окон в этом доме выглядит так, как и полагается в это время суток, а во второй половине светятся окна только двух квартир на пятом этаже. Летучая мышь приближается и поочередно заглядывает в каждое из окон.

В крохотной комнатке, напоминающей скорее большой шкаф, в котором для чего-то сделали окно, старушка в клетчатой мужской рубашке буквально прилипла к экрану телевизора. Там сошлись в честном поединке благородный сыщик Шерлок Холмс и глава преступного мира профессор Мариарти. Летучая мышь моментально понимает, что эту видеокассету старушка смотрит не в первый и даже не в десятый раз, что каждая сцена известна ей до малейших деталей, но от этого фильм не становится для нее менее интересным. Следующее окно разделено перегородкой на две части. В одной половинке комнаты женщина в старомодной блузке и юбке от когда-то хорошего костюма тщательно отглаживает одежду на завтра. От летучей мыши не укрывается ни одна из мыслей, сопровождающих это занятие. Зарплата такая маленькая, на квартиру и продукты уходит все больше и больше, да еще и сыну сколько всего нужно, даже если взять вовсе по минимуму. К тому же следует и самой прилично выглядеть, иначе сотрудники просто не поймут. И потом, она далеко еще не старая женщина, и ей вовсе не безразлично мнение окружающих. Если немного переделать джемпер, купленный в секонд-хенде, то с черной юбкой должно получиться совсем неплохо...

Меньшую часть комнаты комфортной не назовешь, но обитающий там молодой человек привык к простой, почти аскетической обстановке и считает ее вполне нормальной. Мебель до перестроечной эпохи, вероятно, была куплена, когда хозяин комнаты только пошел в школу. Узенькая подростковая тахта — из которой, кажется, еще немного, и полезут во все стороны пружины, превратив мебель в излюбленный тренажер йогов, — книжный шкаф и письменный стол составляют здесь всю обстановку. Молодой человек с длинными светлыми волосами, собранными сзади в хвост, откладывает в сторону книгу и совершает несколько довольно странных действий. Он подходит к стене, облицованной белыми кафельными плитками, открывает одну из расположенных там дверок, засовывает руку в дымоход и достает оттуда полиэтиленовый пакет с какими-то бумагами. Перебрав содержимое пакета, хозяин комнаты откладывает в сторону несколько брошюр, после чего помещает мешок на место. Вслед за этим он кидает внутрь дымохода камушек и, трижды скрипнув дверцей, принимается что-то говорить в дымоход, сложив ладони рупором.