Читать книгу "Прерванная дружба - Этель Лилиан Войнич"

Изумлённый Феликс не сразу нашёлся, что ответить.

– Прошу прощенья, – наконец сказал он. – П-подобные планы либо пустая болтовня, либо должны держаться в строжайшем секрете. Почему вы говорите все это мне, иностранцу, человеку совершенно постороннему и вам почти неизвестному?

Синьор Джузеппе улыбнулся.

– Лично мне – неизвестному, это правда. Но постороннему…

– Да, – отвечал Феликс, прямо глядя ему в глаза. – Поймите меня, пожалуйста, правильно. Постороннему.

– Вы хотите сказать, что мы не можем на вас рассчитывать?

– На меня рассчитывать?

Синьор Джузеппе положил локти на стол и подпёр подбородок ладонями.

– Мне нужен человек, который помог бы организовать восстание. Он должен уметь обращаться с самыми отчаянными людьми, справляться с внезапными трудностями, должен уметь провести через горы людей и вьючных животных. И он должен знать, как заставить себе повиноваться. Здесь пригодился бы опыт, который вы приобрели в Южной Америке. Меня не интересует ни ваше прошлое, ни почему вы выдаёте себя за иностранца. У вас несомненно имеются на то свои причины. Я не прошу, чтобы вы мне доверились, – я доверяюсь вам. Я знаю, когда человеку можно верить. Ну как, вы согласны?

Феликс слушал молча, но в углах его рта трепетала лёгкая улыбка.

– Когда-то и я, синьор, был молод, – сказал он, выслушав итальянца.

Синьор Джузеппе кивнул.

– Вот именно, и вы будете молоды снова.

– О нет, не думаю, – пробормотал Феликс, подняв брови.

Гость не стал его убеждать, он отвернулся и принялся любоваться открывавшимся из окна видом. Несколько минут поболтали о пустяках. Феликс взглянул на часы.

– Я должен просить вас извинить меня. Сегодня предстоит ещё произнести речь на скучнейшем ежегодном банкете, и мне пора одеваться. Вероятно, мы больше не встретимся? При моём отношении к задуманному вами было бы насмешкой желать вашим друзьям успеха, но я пожелаю им благополучно вернуться назад и испытать не столь горькое разочарование, какое, боюсь, уготовано и им и вам.

– Благодарю, – невозмутимо отвечал синьор Джузеппе, – и раз вы к нам не присоединяетесь – прощайте. Что до меня, то я уезжаю завтра, время не ждёт.

Он взял свою шляпу и, почистив её рукавом, мимоходом добавил:

– Сегодня я ночую дома.

Феликс посмотрел на него из-под опущенных век.

– Да? И, разумеется, ляжете пораньше, чтобы хорошенько отдохнуть перед дорогой. Прощайте.

На банкете Риварес, оправдав ожидания собравшихся, несколько минут непринуждённо и изящно болтал о всяких пустяках, не приумножив, однако, своей славы остроумца.

Феликс, спускаясь по лестнице, услышал, как один журналист говорил другому:

– Конечно, он блестящий застольный оратор, но сегодня он не совсем в форме. Послушал бы ты его в прошлом году! Это был настоящий фейерверк!

Риварес обогнал журналистов и, улыбаясь, вышел на улицу. Да, сегодня он был «не в форме» и никогда больше не будет он «в форме»… Знали бы они, что вызвало прошлогодний «фейерверк»…

Да, в тот памятный вечер, год тому назад, он был так забавен, что все хохотали до слёз, а когда он сел на место, присутствующие стали барабанить по столу и кричать: «Продолжайте!» Он слушал смех, слушал аплодисменты, а в голове стучало: «Приступы возобновятся, и тогда останется только одно – выпить яд, только одно…»

Но теперь он в безопасности, в полной безопасности, «если исключить кораблекрушение». С этим кошмаром, как и со всей трагедией, со всеми муками его юности, покончено; и больше никогда не придётся ему отгонять демона страха напускной весёлостью. И никогда больше не бросится он в бездну, потому что какой-то друг оказался предателем, а какой-то бог – фальшивым идолом; он разделался с богами и с демонами и стоит ногами на твёрдой земле.

С друзьями он, правда, разделался ещё не полностью. Пожалуй, это было бы разумнее, но человеку приходится считаться со слабостями собственной натуры: так уж он устроен, что не может жить совсем без привязанностей. Ну что ж, он позволит себе одного друга. Он и тут в полной безопасности: никакая дружба не сможет занять в его жизни такое место. чтобы это угрожало его душевному спокойствию, а привязанность Рене – хорошее прибежище от полного одиночества. Душа у Рене чистая, и он ни на что не притязает. Рене можно довериться – он никогда не станет допытываться, никогда не предаст… А если вдруг… И это не страшно. Страшно было только одно предательство, но это случилось так давно, что все уже изгладилось из памяти. Риварес перешёл через мост и свернул к острову Святого Людовика. Идти домой было ещё рано, он не чувствовал усталости, и чудесная ночь располагала к прогулке. Он всегда больше любил Париж ночью, к сейчас тишина вокруг гармонировала с глубоким спокойствием души, сбросившей павшее на неё в юности проклятье.

На мосту между двумя островами он остановился, бездумно глядя на отражение фонарей в спокойной воде, на клочья разорванных облаков, мчавшихся в небе, скрывая тонкий серп луны. Как ветрено и тревожно там, наверху! Какое спокойствие царит здесь, у дремлющей реки. Огни горят не мигая, и тени мирно спят под пролётами моста… Да, воистину ветер дует, где хочет, увлекая к погибели всё, что не прочно и шатко. А для него, в нём самом и вокруг него, царит мир…

Они шли на блеск твоих стрел, на сиянье копья твоего.

Выходи, выходи, мой народ,

Выходи на войну!

Я – пена

На гребне первой волны.

Волна, разбиваясь, уходит.

И вместе с ней пена.

Выходи, выходи, мой народ,

Встречать прилив.

Я – пламя

На крыльях далёких туч.

Приблизятся тучи —

И молния гаснет.

Выходи, выходи, мой народ,

Встречать ураган!

Я – знамя,

Зовущее в битву.

Проходит смерть —

И ногами армий

Растоптано знамя.

Выходи, выходи, мой народ,

Выходи на бой!

Я – голос

Грядущего гнева,

Он, зазвучав, умолк.

Задушенный тишиной.

Но там, где гремел он,

Трепещет имущий

И ярко пылает

Манящий огонь!

Выходи, выходи, мой народ,

Будут твоими и счастье, и солнце,

И сладостный вольный воздух.

И я, что не встречу рассвета,

Захваченный тьмой,

Я, которого выпустил ад,

Чтоб вновь поглотить,

И я буду с вами

Шагать сквозь мглу.

Выходи, выходи, мой народ,

Выходи на войну!

Он вернулся из далей забытья и ударился о стену сознания.