Читать книгу "Распутницы - Алексей Наст"

«Бух!» — снова грохнул взрывпакет.

Вся толпа кинулась прочь, истерично крича, только Геннадий остался на месте. Из раскрытой нараспашку входной двери заводоуправления повалили чёрные клубы дыма.

Зеваки, видя безопасность пиротехники, тут же навалились снова, придвинув Геннадия к самой красной трубе опущенного шлагбаума.

И тут из потоков дыма и гари вышел на крыльцо Тетеря, потный, чумазый, раскрасневшийся — внутри здания, видимо, шла реальная, жестокая рукопашная схватка. Он бросил взгляд на зевак и разом побледнел, различив в первом ряду строгого Геннадия. Он даже сглотнул слюну от волнения (он понимал теперь на все сто, что, взявшись выполнять поручение Пантелея и даже переусердствовав над Геннадием, он совершил роковую ошибку!). Геннадий, прямо глядя в глаза своему врагу, провёл пальцем по своей шее.

Тетеря в панике нырнул внутрь здания.

«Боится, упырь», — удовлетворённо подумал Егоров, понимая, что сейчас достать негодяя будет невозможно.

Опять расталкивая зевак, он пробрался сквозь толпу, оправил сбившуюся одежду. С ума посходили! Лезут так, словно им мёд бесплатно раздают!

Придя на автобусную остановку, сел на лавку ждать транспорта. Как планировал, он сразу же навестит отца и порадует своей победой над Ондатром.

Когда входил в салон подошедшего автобуса, внутренний голос пискнул: «Не твоя это победа, а Одоевой! Она всё сделала!»

— Пускай. Я рад, что не ошибся в Лизе, — ответил вслух сам себе Геннадий.

Молодой парень-кондуктор обернулся, обозначая внимание:

— Вы что-то спросили?

— Возьмите за проезд, — протянул деньги Геннадий.

Поговорить с отцом не удалось. Когда Геннадий, сделав пересадку, уже сел в автобус, чтобы ехать к нему, во внутреннем кармане зашебуршился сотовый, играя звонком и шекоча вибровызовом.

«Отец!» — сразу понял Геннадий.

Сейчас он его обрадует. А то совсем скис старик, собрался умирать раньше отпущенного Богом срока! Так не пойдёт! Ещё поживёт, и поживёт хорошо. Всё равно найдёт какое-нибудь издательство, которое начнёт его публиковать, он же не человек с улицы, он профессионал в своём деле.

— Да, отец, — отозвался Геннадий.

— Па… это я. — Машка рыдала.

Сердце Геннадия защемило плохим предчувствием.

— Маша, что стряслось?

— Дед… У него удар, па… «Скорая» увезла.

— В какую больницу?! — вскричал Геннадий на весь автобус, вскакивая с сиденья.

— В Савеловскую.

— Я — туда!

— Я тоже туда! Мама уже там!

Геннадий, вдруг переполнившись горем (только бы он не умер! Нельзя умирать, они же победили!), стёр пальцами слезы с глаз. Оглядел салон автобуса, словно не понимая, где находится. Только бы отец перенёс этот удар! Это важно не только Геннадию, это важно Ирине, важно девчонкам. Они все очень любят своего старика, и они не готовы навсегда отпустить его из своей жизни!

«Господи, если он умрёт сейчас, это будет верхом несправедливости!» — взмолилась вся сущность Геннадия.

Бессильно опустившись обратно на сиденье, уткнувшись лбом в пыльное, нагретое солнцем стекло окна, ехал, не думая ни о чём. Потом, очнувшись, вышел на какой-то остановке и стал ловить такси.

«Господи, мне уже ничего не нужно! Ничего! Я устал! Я не могу выдерживать эти бесконечные удары со всех сторон! Не могу, поверь. Делай, что хочешь, только пусть он живёт! Пусть!» Мысли Геннадия текли шуршащим ручьём по каменистым кручам.

— Куда едем?

— Что? — очнулся Геннадий.

— Ехать куда, друг?

— Савеловская больница.

— Понял. Что-то серьезное? На тебе лица нет.

— Отец…

— Не переживай. Всё будет в норме, поверь мне. — Пожилой таксист обернулся к Геннадию, улыбнулся, подмигнул ободряюще.

— Спасибо.

Геннадий со вздохом отвернулся к боковому стеклу задней дверцы. Он просто жаждал, чтобы случилось так, как пожелал этот посторонний человек…

Утренняя проработка в управлении, обещанная Геннадию Ассаровым, получилась не такой, какой представлял её Егоров. Обычно, если следователи срывали намеченные Ассаровым сроки сдачи дел, он не только, постепенно заводя себя, переходил на повышенные тона, но даже мог поорать. Сегодня же, после вчерашней катастрофы, Геннадий был бесчувственен к какому-либо давлению. Пусть бы даже его уволили, он не испытал бы никаких эмоций, хотя работа была его сутью, частью его души.

Ребров, встреченный Геннадием в вестибюле, посоветовал не злить Ассарова и, даже не заходя в родной кабинет, двигать к нему на «совещание».

— Он как на иголках! Идёт и то подскакивает! Ох, Геннадий Андреевич…

— Лиза уже в управлении?

— Уже у Ассарова… Её со вчерашнего вашего рандеву с Ондатром и Малофеем рвут на части наши коршуны…

Геннадий махнул рукой — тут уж ничего не поделаешь, когда от твоей пули погибает человек, кем бы он ни был по роду занятий, на какой ступени социальной лестницы не состоял, придётся упорно доказывать, что лишил жизни даже самого отъявленного подонка из-за критически сложившихся обстоятельств, при которых закон разрешает отнять чужую жизнь, чтобы сохранить свою. Достанется теперь Одоевой, но Геннадий был уверен, что Лиза отобьёт все атаки чересчур прытких проверяющих и продолжит успешную работу следователем.

Поднявшись по широким мраморным ступеням лестницы на второй этаж, где группировались кабинеты начальства управления, Геннадий прошёл к шпонированной двери с табличкой «Заместитель начальника областного управления внутренних дел Ассаров Игорь Георгиевич», постучал.

— Заходи, Геннадий! — прокричал из кабинета Ассаров. Значит, кроме Геннадия, больше никого не ждали.

Егоров вошел. За длинный столом сидели Одоева (по её бодрому виду было ясно, что основные наскоки она уже отбила), Урюпин, командиры оперативников Кулаков и Шматов. Ассаров восседал во главе этого сборища, физиономия полковника выражала лёгкую растерянность. Он, указывая на свободный стул у длинного стола, сказал без раздражения:

— Присаживайся, Геннадий. Дело Игошина готово к передаче в суд?

— Сегодня закончу оформление.

— Ситуация изменилась. Все материалы дела сдашь мне, я сам назначу человека, который оперативно всё оформит и передаст в суд. Ты срочно нажимай на дело Нуретовой!

Усевшись за стол рядом с Урюпиным, Геннадий чуть двинул плечом в знак согласия, хотя как нажимать на дело Нуретовой, если теперь, после устранения компроматов на отца, оно полностью расследовано, только в суд его не передашь, его закрывать надо. Окунев указал убийцу Зин — это Гордей, но Гордей мёртв. Окунев указал заказчика убийства, человека, давшего непосредственный приказ, — Ондатра, но Ондатр тоже мёртв. А Окуневу, самому себя оговорившему, что вменишь? Только соучастие и сокрытие. Помог Гордею прикопать труп Зин, не донёс в органы о случившемся, так это другая песня, отдельная…