Читать книгу "Космическая Одиссея 2001. Как Стэнли Кубрик и Артур Кларк создавали культовый фильм - Майкл Бенсон"

Но не все шло безупречно. 21 февраля они снимали ультрашироким объективом, и Panavision и видеокамера выпали из долли и упали на пол, сломав видеосистему и отложив съемки на несколько часов. Видеокамера Grundig была примитивной, ее присоединили к Panavision при помощи регулируемого кронштейна, и она быстро отскочила. Система связи между «глубоким космосом» и «наземным комплексом управления» не была дистанционной, ей требовались провода, которые проходили по контактным кольцам и постепенно закручивались в центрифуге, все эти провода приходилось распутывать и раскручивать после длинных дублей. Во-вторых, видеокамера перестала показывать Кубрику, что происходит внутри, и он, ужасно хотевший узнать, что происходит внутри, заваливал Пайка быстрыми вопросами: «Кельвин! Что ты там делаешь? Что ты делаешь! Ты все портишь!» Голос Пайка отвечал, такой далекий, как будто он действительно был астронавтом в космосе: «Все в порядке, Стэнли, все хорошо, все хорошо!» Хьюстон, у нас все в порядке. Кроме всего прочего, однообъективный зеркальный фотоаппарат Nikon F – одна из самых любимых фотокамер Кубрика был тоже встроенна в Panaflex, и Пайк периодически делал снимки.

После нескольких дней пробежки Локвуд пробежал так много миль в своих новых кроссовках, что он вышел из центрифуги, хромая от мозолей. Выйдя в город, он начал замечать, что неважно, в каком направлении он шел, ему казалось, что улицы Лондона изгибаются перед ним, заставляя его нагибаться в качестве компенсации. Кольцевая логика съемочной площадки исказила его визуальное восприятие. Из-за жары от множества прожекторов и накапливающегося выдыхаемого углекислого газа туда было трудно заходить. Снаружи колесо поворачивалось со стоном приложенной силы, сопровождаемым зловещим звоном падающих гвоздей и разбитых лампочек. «Там было страшно работать, – вспоминает Трамбулл – Кинопрожекторам не нравилось поворачиваться вниз головой, когда они были нагреты. Там был постоянный обстрел взрывающимся стеклом. Каждый раз, когда центрифуга поворачивалась, был этот звук, когда все огни взрывались».

На самом деле Центр управления космическими полетами Кубрика, заваленный записывающими устройствами, микрофонами и проводами, загораживался большой прямоугольной рамой из проволочной сетки, которая защищала команду от непрерывного дождя из битого стекла и другого мусора. Любой, кто выходил из защищенной зоны, должен был надевать каску.

Что касается актеров и команды операторов, запертых внутри колеса, для них существовала значительная опасность возгорания. Выход через пол был небыстрым и непростым. Команда пожарных всегда была начеку неподалеку. Учитывая количество электричества, подаваемого по толстым проводам, а также разбитых ламп накаливания и падающих объектов; извивающихся, наложенных друг на друга труб с подачей воздуха и проводов к проекторам; и легковоспламеняющихся материалов, из которых были сделаны многие элементы декораций, риск внезапного возгорания был более чем реален.

Но им повезло.

* * *

Во время съемок «Одиссеи» Гари Локвуд стал хрестоматийным примером хорошо известного феномена кино, согласно которому то, что происходит за кадром, иногда более интересно, чем то, что находится в кадре. Несмотря на его мускулистое тело квотербэка, поддерживаемое тренировками несколько раз в день и строгой диетой из овощей и рыбы, его присутствие на съемочной площадке никак не отвлекало от процесса. Это было намерено. Кубрик и Кларк представляли себе космонавтов, отвечающих за «Дискавери», как пару хорошо образованных, невероятно сдержанных двойников с докторскими диссертациями, которые своим хладнокровием должны были походить на андроидов. Как в фильме «Новые времена», где герой Чарли Чаплина – фабричный рабочий, который крутится вместе с шестеренками, которые он обслуживает, так и эти двое (только с меньшим юмором и большим пафосом) были призраками в машине, составными частями их холодного космического корабля.

В реальной же жизни Локвуд был харизматичным, обаятельным аферистом, плутом, азартным игроком, любителем бильярда и девушек: он не был самым блестящим умом на съемочной площадке, но это ни в коем случае не значит, что он был глупым. Он очень хорошо чувствовал неопределенность и вранье, почти так же, как и Кубрик. И хотя в колледже он был смутьяном, а некоторые помнят его как человека, который никогда не видел легких наркотиков, которые ему бы не понравились, на съемках актер всегда был собран и дисциплинирован.

К своему собственному удивлению, режиссер был заинтригован. У него также были черты афериста, хотя скорее в умственном плане, и, как и Локвуд, он порой поддерживал свою жизнь увлечением азартными играми. Хорошо известно, что он зарабатывал достаточно денег, чтобы выжить, игрой в шахматы на деньги в Вашингтон-Сквер-парк в конце 40-х, менее известно, что спустя 10 лет Кубрик зарабатывал себе на еду, играя в покер на большие деньги с важными птицами Голливуда. Доработав «Тропы славы» в 1957, он вернулся в Лос-Анджелес из Германии в сопровождении его новой гламурной жены Кристианы, ее дочери Катарины и с огромным долгом. Долг был результатом кредитов, которые он взял в предыдущие несколько лет у некоторых доброжелателей, например его партнера Джима Харриса, который был продюсером его трех ранних фильмов, эти деньги Кубрик использовал, чтобы доделать свои первые художественные фильмы – «Поцелуй убийцы» (1955) и «Убийство» (1956).

В результате, несмотря на успех «Троп славы», пара оказалась в стесненных обстоятельствах. У Кристианы сохранились живые воспоминания дискомфорта, который она испытывала в связи с увлечением нового мужа игрой в азартные игры. «Мне казалось это таким несолидным, чем-то из Дикого Запада. Мне казалось: “Это закончится плохо”. Он сидел в кругу людей, за нашим домом были припаркованы огромные машины, и я так нервничала». Скоро она поняла, его подход к азартным играм как две капли похож на его дисциплину на съемках: он получал именно то, что предсказывал. «Он играл, но никогда много не выигрывал и никогда не проигрывал, он всегда делал небольшие и нерегулярные ставки», – рассказала она. Он сказал ей: «Я не хочу, чтобы они подумали, что у меня есть какая-то особенная техника или я как-то определенным образом играю… Поэтому они и должны быть нерегулярными. Я просто пытаюсь получить 200 долларов на супермаркет на следующей неделе. Не больше».

«И он это сделал, – говорит она. – Мы на это жили».

Во время работы над ролью второго члена экипажа «Дискавери» Фрэнка Пула Локвуд успешно попробовал разные формы азартных игр и в лондонских казино, которые легализовали в 1960, что предоставило прекрасную возможность для организованной преступности, например для братьев Крэй, и в играх на относительно небольшие ставки с сотрудниками Борхэмвуда. Однажды один из его дублеров так много задолжал ему в кункен, что не пришел на работу на следующий день. Очевидно, он просто не хотел платить, и поэтому ушел в самоволку. Услышав это, Кубрик почувствовал, что должен вмешаться. Он попросил Локвуда перестать играть в карты с членами команды. «Это было очень просто, – сказал Локвуд. – Мне это не было необходимо. И я просто сказал: “Конечно”. Мы не стали раздувать эту историю».

«Все так боялись Кубрика, что постоянно вели себя как подхалимы, – вспоминает Локвуд. – А я не такой. Я квотербэк. Я альфа-самец, агрессивный. Я дерусь в барах. Я был умным в школе. Я кусок дерьма, понимаете». Успех актера у женщин восхищал Кубрика точно так же, как и его знания в спорте, особенно в футболе. Кубрику доставляли по воздушной почте записи игр НХЛ из Нью-Йорка с тех пор, как он переехал. И он начал смотреть их с Локвудом по пятничным вечерам в его резиденции в Эббот Мид, которая располагалась рядом – это был особняк X века к югу от Борхэмвуда, Кубрик приобрел его в 1965. Периодически он просил Эдди Фревина, отца Тони, нажать на стоп, чтобы они могли обсудить игру.