Читать книгу "Я прятала Анну Франк. История женщины, которая пыталась спасти семью Франк от нацистов - Мип Гиз"

В своей книге я рассказала о письмах и небольших посылках, которые приносила от Фрица Пфеффера (в книге он доктор Дуссель) его жене Шарлотте (Лотте). Шарлотта всегда считала, что Фриц прячется где-то за городом, а я отдаю ее письма другому курьеру или человеку из подполья. Конечно, она не знала, что я передавала все лично. Поскольку Шарлотта не была еврейкой, она смогла выжить, и всю войну оставалась в Амстердаме. После войны мы не раз играли в карты – Шарлотта, Отто, Ян и я. Шарлотта умерла в 1985 году.

Несколько лет назад произошло удивительное открытие. На оживленном блошином рынке на Ватерлооплейн в Амстердаме был обнаружен пакет с письмами и фотографиями. Среди них оказались те самые любовные письма Фрица и Шарлотты, которые я передавала. Фотографии отражают нежность их отношений. На них доктор Пфеффер – красивый, культурный человек, каким я его знала, а не фанфарон, как его несправедливо описывает Анна.

Нелестный портрет Фрица в дневнике Анны и драматические повороты, придуманные писателями, адаптировавшими дневник для пьес и фильмов, очень огорчали нашу подругу Шарлотту – а также Отто Франка, Яна и меня. Обнаруженные на блошином рынке письма и другие свидетельства стали всеобщим достоянием. Теперь не секрет, что до своей свадьбы Шарлотта и доктор Пфеффер уже были женаты. У обоих были сыновья от первых браков. Когда мы узнали, что Фриц погиб в концлагере Нойенгамме, выяснилось, что первый муж Лотты и их сын умерли в Аушвице. Первая жена Фрица погибла в концлагере Терезиенштадт.

Позже стало известно, что сын доктора Пфеффера жил в Англии, а после войны уехал в Америку. Он называл себя Питером Пеппером. По личным причинам он не хотел встречаться с теми, кто был связан с его отцом. Но в 1995 году он решился увидеться со мной. Нашу эмоциональную встречу снимали для фильма «Воспоминания об Анне Франк». Это был очень трогательный момент: увидев сына Фрица, я сразу же его узнала – он был очень похож на отца. Мы пожали друг другу руки. Наши взгляды встретились. Ему не нужно было благодарить меня за попытку помочь его отцу, но он сделал это. Тогда никто из нас не знал, что Питеру осталось жить всего два месяца. Какой странной порой бывает жизнь.

После публикации книги я стала получать тысячи писем со всех концов света. Чаще всего вопросы задавали школьники, и я старалась ответить на все. Когда из-за возраста это стало слишком трудно, мне на помощь пришел добрый голландец Кор Сейк. Он приходил ко мне каждые несколько недель. Даже если ему приходилось ехать из Аахена или лететь из Омахи, штат Небраска, он никогда не забывал подбодрить меня шуткой и добрыми новостями.

В папке на моем столике лежат письма, написанные взрослыми и детьми из французского Ла Барре, новозеландского Пальмерстона, американской Омахи и Хоуб-Саунда, немецкого Ганновера, английского Стаффордшира, шведской Свенльюнги, турецкого Стамбула, голландского Амстердама, израильского Иерусалима, бразильского Терезополиса и множества других городов. Я не успокоюсь, пока не отвечу на них.

Кор Сейк был близким другом Отто Франка. Во время войны он работал в Сопротивлении. Хотя он был еще подростком, его отправили в концлагерь. Иногда он рассказывает мне о большой облаве в Амстердаме. Он не может забыть то, что увидел и услышал тогда. Солдаты заталкивали мужчин в трамваи. Женщины выкрикивали имена мужей, братьев и сыновей. Дети звали своих отцов и дядей.

Кор много лет рассказывает о холокосте по всему миру. Он говорит на многих языках, и это очень полезно для его работы и для ответов на получаемые мной письма из разных стран.

Кор сделал мне самый неожиданный сюрприз за последнее время. Много лет он никому не говорил, что Отто Франк передал ему на хранение пять оригинальных страниц из дневника Анны. Господин Франк просил хранить эти страницы и предать их гласности после смерти его второй жены. Когда Кор объявил об этом, его сообщение вызвало противоречивую реакцию.

Анна размышляет там об очень личных вещах. Судя по всему, она довольно критически относилась к браку родителей. Анна задавалась вопросом: а любит ли отец маму так же сильно, как она его, и гадала, можно ли назвать такую любовь романтической.

Нужно понимать, что это всего лишь мнение Анны. Хотя, судя по дневнику, за двадцать пять месяцев, проведенных в убежище, она очень повзрослела, в душе она все же оставалась ребенком. Следует также помнить, что ее родители и все остальные жили в очень сложных условиях. В убежище невозможно было уединиться и вести нормальную личную жизнь. Вряд ли можно оценивать чей-то брак в подобных обстоятельствах.

Я знала господина и госпожу Франк на протяжении десяти лет. Я всегда считала его хорошим мужем и отцом, а ее – прекрасной женой и матерью.

В 2007 году произошло еще одно открытие, на этот раз печальное. Среди десятков тысяч документов, хранящихся в архиве института еврейских исследований в Нью-Йорке, был обнаружен большой конверт – более восьмидесяти писем и документов. Эти письма господин Франк посылал своим американским деловым партнерам, друзьям и родственникам, в том числе братьям Эдит Франк, Юлиусу и Вальтеру Холландерам, которые уехали в Америку в 1939 году. Господин Франк просит помочь ему и его семье получить визы в нейтральные страны, в Америку или на Кубу. Тон каждого следующего письма становится все более отчаянным.

Я знала, что Отто Франк обращался за такой помощью. Я сама советовала ему попытаться бежать из Европы и понимала, что убежище – это выход на самый крайний случай. Найденные письма напомнили мне об ужасных временах, которых сегодня никто и представить себе не может.

Меня не удивило, что в письмах постоянно повторяются имена Анны и Марго – их спасение для господина Франка было важнее судьбы его самого с женой. Не удивилась я и тому, что в одном из писем говорится, что, если на всю семью получить визы не удастся, Эдит советует ему уехать одному и при возможности забрать с собой детей. Эдит Франк всегда была таким человеком.

Еще одно известие касается большого каштана на заднем дворе нашего дома. Каштан огромный, он старше меня. К сожалению, его возраст дает о себе знать. Корни дерева подгнили, каштан поразили грибок и гниль. Возникла опасность, что он может рухнуть либо на музей, либо на соседний дом. Специалисты приняли решение срубить дерево, но против этого выступили защитники природы и читатели дневника Анны Франк во всем мире. Люди считали этот каштан деревом Анны – она так часто упоминала его в своем дневнике. В 1943 году она его почти не замечала, но вскоре полюбила каштан всей душой. Она поднималась на чердак – иногда вместе с Петером – и через единственное незакрытое окно любовалась этим прекрасным деревом. Зимой ее восхищали капли дождя на голых ветках, а летом – роскошные цветы. Порой она видела между ветвями небо и пролетающих чаек. Она писала, что все это помогает ей сохранить присутствие духа.

Я понимаю, почему для современных людей это дерево так же важно, как и для Анны. Вырубка была отложена, и пока судьба дерева неясна.

Я почти ничего не знала о подпольной работе моего мужа. Во время войны он говорил мне очень мало. Я знала, что он смог достать фальшивые продуктовые карточки для наших скрывающихся друзей, благодаря чему нам удавалось их кормить. Когда Пауль или я пытались расспросить его про жизнь во время войны, он всегда отвечал: «Я расскажу вам позже, не сейчас».