Читать книгу "Мадам будет в красном - Людмила Мартова"

Может быть, именно от того, что в их широтах не росли никакие гранаты, а только картошка, лук и капуста, да и то не каждый год, картины Анны пользовались большим спросом. В них было что-то магическое, напоминающее о дальних странствиях, о местах, где растут экзотические плоды, напоенные солнцем и шальной песнью теплого ветра. Путешествовать Анна обожала.

Она отступила на шаг и критически осмотрела почти законченную работу – картину, заказанную для просторной светлой кухни в большом загородном доме. Впрочем, увиденным она осталась довольна. Эта работа претендовала на то, чтобы стать одной из самых лучших. Летящая занавеска, приоткрытая створка окна, треснувший от спелости гранат с выглядывавшими наружу красными зернышками, казалось, подглядывающими за происходящим. Лето, солнце, счастье, любовь – вот чем дышала эта картина.

Анна вытерла кисти тряпкой, смоченной в скипидаре, и начала заворачивать тюбики с краской. Скоро придет Алеша, можно будет поужинать, не спеша, под мягко падающим светом бра над кухонным столом, обсудить ничего не значащие глупости, чтобы потом, в постели, прижаться друг к другу и помолчать о том, что действительно важно. С Алешей можно было молчать, и, пожалуй, это качество Анна ценила в нем больше всех остальных.

Она ни на минуту не поверила в сообщение Алексея, что Евы больше нет. Это не могло быть правдой. Свою сестру-близняшку Анна всегда чувствовала где-то внутри себя, воспринимала сердцем, поэтому была уверена: Ева в целости и сохранности, а не появляется, просто поскольку, видимо, считает, что так лучше, правильнее. Анна же с таким подходом не спорила.

Какая разница, как часто видятся близкие люди, если связь между ними настолько сильна, что они чувствуют друг друга на расстоянии. Сколько таких историй, когда у близняшек одновременно случался аппендицит. Или когда одна падала, а у второй появлялись синяки. Анна Бердникова могла рассказать про подобное единение душ много, очень много, только ее никто не спрашивал. Она попробовала объяснить это Алеше, но он не понял и посмотрел на нее жалостливо, как на больного ребенка. Спорить не стал, видимо, чтобы не причинять ей боль, но сам в то, что Ева жива, так и не поверил. Дурачок.

К Алеше Анна привязалась. Пожалуй, впервые в ее жизни был мужчина, который продержался рядом так долго. Она вообще впервые за долгое время была в ладу с самой собой. Все было правильно. Так, как и должно быть в гармоничном мире. Возникшей вокруг себя гармонией Анна дорожила, поскольку знала, насколько та на самом деле хрупка.

Она взъерошила свои короткие волосы, благодаря которым казалась похожей на мальчика – томного и невыразимо прекрасного, как юные натурщики на картинах художников эпохи Возрождения. Прошла в ванную, тщательно отмыла руки от въевшейся в них краски, сменила футболку, в которой всегда рисовала, на домашнюю блузку, вольно спадающую с одного плеча, округлого, очень женственного, совсем не мальчишечьего плеча, при одном взгляде на которое Алеша терял голову. Анне нравилось, как он на нее реагирует.

Сама она опять находилась в том странном периоде, когда ее организм становился совершенно не восприимчив к плотским желаниям. В постели она делала все, что нравилось Алеше, а сама в нужных местах стонала, в нужных вскрикивала, изображая страсть, хотя не чувствовала почти ничего. Она уже привыкла к тому, что ее сексуальный аппетит все время менялся, то падая до нуля, как сейчас, то разгораясь до невозможности, когда никакие ласки не гасили до конца разгоревшееся внутри пламя. Так уж она была устроена, вот только Алеше знать про это было необязательно. Мужчины боятся того, чего не понимают.

Она нанесла на шею несколько капель духов, которые тоже действовали на капитана Зубова убийственно. От этих духов, сделанных в Париже, на маленькой парфюмерной фабрике специально для нее, у него сносило крышу. Он терял свою хваленую полицейскую выдержку, сжимал Анну в объятиях, оставляя синяки от пальцев на белой коже, припадал лицом к ложбинке между грудями и не останавливался до тех пор, пока не скидывал охватившее его возбуждение. Когда Анна была на сексуальном пике, ее неимоверно возбуждало его неистовое желание, и ему нужно было взять ее не менее трех раз подряд, чтобы она хоть немного насытилась. Сейчас ей было все равно, но почему бы и не подыграть любимому мужчине, чтобы он смог почувствовать себя кем-то вроде рыцаря в тигровой шкуре.

На кухне мягко звякнул электрогриль, сообщая, что готово мясо – два мраморных стейка, которые Анна по дороге с работы купила в супермаркете к ужину. К ним прилагались запеченные в том же электрогриле овощи – баклажан, кабачок, сочные помидоры, которые оставалось только сбрызнуть соком лимона. Анна поставила на стол пузатые стеклянные бокалы, открыла бутылку красного сухого вина. Теперь к задуманному ею ужину все было готово.

В коридоре щелкнул дверной замок, пришел Алеша. Анна выскочила в прихожую, подпрыгнула, повисла у него на шее. Он был твердый, холодный и вкусно пах морозом. Анна потерлась щекой о задубевший отворот куртки, погладила пальцами щеку, тоже прохладную.

– Я соскучилась, – сообщила она.

Зубов, не снимая одежды, поцеловал ее в нежные губы, втянул носом тонкий, едва уловимый аромат духов, глухо зарычал, понимая, что не может держать себя в руках. Анна тихо рассмеялась, довольная тем, что придуманный ею сценарий воплощается в жизнь. Все-таки за эти месяцы она успела неплохо его изучить.

– Я грязный, уставший, злой и голодный, – предупредил объект ее исследований.

– Сначала кормить или сначала ласкать? Какой голод ты предпочитаешь утолить первым? – невинно осведомилась она, дернула плечом, заставляя широкий ворот блузки сползти, открывая ровную аппетитную округлость. Зубов послушно тяжело задышал, как пес, пробежавший кросс. И она снова засмеялась от того, что у нее получалось так ловко им управлять.

Ее пальцы проворно забрались под куртку, дернули молнию, расстегнули нужные пуговки, забрались под мешающую ткань, погладили, пощекотали, подбодрили. Спустя пару секунд, не больше, Анна уже сидела на тумбочке, стоящей перед висевшим в прихожей зеркалом, обхватив ногами крепкий Алешин торс. Он ритмично двигался в ней, по-прежнему уткнувшись носом в основание шеи, куда она нанесла свои волшебные духи. Куртку он так и не снял.

Физически Анна сейчас была не в состоянии ничего чувствовать, но удовлетворение моральное, яркое, всеобъемлющее охватило ее сейчас всю целиком, без остатка. Ей нравилось быть для него главной, более важной, чем еда и удобная постель. Все закончилось довольно быстро, и она знала, что сейчас ее Алеша будет чувствовать себя виноватым, и это знание ей тоже нравилось, потому что давало дополнительную власть.

– Раздевайся и мой руки. – Она соскользнула на пол, оправила юбку и блузку, вернула на место упавшую с ноги тапочку. – Теперь тебя ждет стейк медиум прожарки. Как ты любишь.

– А ты? – неловко промямлил он, снимая, наконец, куртку и нагибаясь, чтобы стащить ботинки. – Я себя чувствую скотиной, животным.

– А что я? Я тоже буду стейк, – лукаво сощурилась Анна. – И овощи на гриле. И красное вино. А потом, после ужина, мы с тобой пойдем в постель, и там ты сможешь доделать все то, что, с твоей точки зрения, не доделал.