Читать книгу "Все о мире Ехо и немного больше. Чашка Фрая - Александр Шуйский"

Марк просто очень испугался.

Человеческое тело у него. Трусливое.

Как человек, однажды оказавшийся в пространстве с двумя закатами, я его понимаю очень хорошо.

И его страх был так велик, что держал этот мир от прорастания, пока у него было тело?

Понимаешь, по тексту выходит, что мир его рванул наружу с его смертью.

Я думаю, тут, скорее, так.

То, что он испугался и отменил Лейн, сделало Лейн дважды сверхценностью, а желание отменить эту ошибку, все исправить, вернуться и не испугаться – сверхзадачей.

Когда умирает очень сильный человек большого масштаба (а настоящий творец всегда большого масштаба) с такой вот сверхзадачей, он может (если специально учился или если невероятно удачлив) правильно использовать момент выхода сознания из тела.

Да. Вот об этом я сейчас думаю. О прорастании внутрь и прорастании наружу. Что можно сидеть на своем мире, как дракон на золоте – и безмерно испугаться, когда вдруг увидишь, ну, не знаю, лишний выход в своей пещере, которого не было до сих пор. И броситься его запирать.

Я немного говорил с другими людьми об этом. О том, что заставляет прятать и пугаться. Все в один голос говорят «меня сочтут сумасшедшим». Но я все больше думаю, что дело здесь в другом. Может быть, в этом самом телесном страхе. Хотя – если рассуждать логически – а что телу-то с того, что мост появится не в воображении, а вживую? Почему тело так пугается таких вещей?

Это совершенно, принципиально разные вещи.

У ребят была ситуация, когда они сами, целиком оказались в Лейне. Всем телом – вот там.

И тут у Марка сработал обычный для всякого, у кого есть человеческое тело, телесный же страх. Это нормально для человека – наделать в штаны, оказавшись в другой реальности. Оно только в книжках легко, а на самом деле мало кто вдох сделать сможет. Там все чужое, и тело точно знает, что оно сейчас умрет (хотя на практике может и не умирать, если попало в дружественную реальность, где воздух не ядовит и т. п.).

Двое других испугались меньше просто потому что они незаурядные чуваки. Очень круты. Инстинкт самосохранения снижен, вот и все. Ну и плюс, будешь смеяться, когда люди очень близки и физически рядом, у них один страх на всех (и не только страх, многое). Так что Марк весь общественный страх выжрал, получается так.

То есть ему в буквальном смысле слова досталось.

Ну да.

А ты, как я понимаю, говорил с другими людьми не о физическом воплощении иной реальности (нас в иной реальности, или ее через нас, один черт). А – о чем? О разговорах о других реальностях с людьми? Так это, знаешь, последнее дело – с кем попало о таких вещах болтать.

Это, мне кажется, распространенная ошибка – типа обо всем надо (зачем?!) рассказывать другим людям. На самом деле обычно не надо!

И дело даже не в нашей безопасности, сейчас насильно не отправляют в дурдом.

Дело в первую очередь в том, что, когда имеешь дело с людьми, десакрализация почти неизбежна.

Не совсем. Скорее о столкновении с чем-то… действительно заветным. И впадании в панику по этому поводу. Причем паника эта такого свойства, что да, о ней рассказать невозможно.

И тогда человек сам осуществляет акт десакрализации. «Это была неправда. Это не то. Я обманулся.»

То есть ты все-таки о физическом столкновении?

Ты имеешь в виду, когда человек переживает не вмещающийся в него опыт? И потом уговаривает себя, что ничего не было, показалось?

Даже еще похлеще – уговаривает себя, что не так уж и был велик этот опыт.

Я о случае, когда «мечтать» кажется более безопасным, что ли, занятием, чем проращивать сквозь себя.

Это все-таки не самый распространенный случай ты описываешь. Обычно просто говорят «показалось» и стараются забыть.

И это понятная реакция человеческого ума – он не хочет считать реальностью что-то, не укладывающееся в него.

Мечтать, конечно, приятней и безопасней, чем что-то делать. Хотя бы потому, что в мечтах как придумаешь, так и будет. А когда оно УЖЕ ЕСТЬ, оно не под твоим контролем. Реальность (что привычная, что непривычная) всегда больше, чем человек. И диктует свои условия.

Грубо говоря, в мечтах нас всегда полюбит принцесса/принц. При перемещении в другую реальность – не факт, даже если там принцы стадами бегают.

Больше того: можно что-то делать (действительно делать) всю жизнь, а оно НЕ ПОЛУЧИТСЯ. Такая вероятность есть. Не все выбирают дела по плечу. И дела, которые выбирают нас сами, тоже не всегда оказываются по плечу.

Вот. Стой.

Реальность. Ключевое слово.

Я пытаюсь сейчас нащупать разницу между прорастающей сквозь тебя реальностью и «мечтаниями». Потому что когда сквозь тебя начинает хлестать пространство, как-то очевидно уже, что оно – больше тебя.

Нащупать разницу между прорастающей сквозь тебя реальностью и «мечтаниями» – эта разница во вложениях. В мечты не вкладываются, ими себя, условно говоря, развлекают (отвлекают от неприятного, занимают на досуге и т. п.)

И вот что, пока я не забыл. В сборнике очень много о перемене участи. Триггером служит разное – но каждый раз это приводит к тому, что приходится действовать.

Усилие по перемене участи – по сути, это же тоже вложение. В другого себя. И оно всегда связано с действием, а не с мечтой о действии, я верно тебя понял?

Я к тому, что в «Консуле» ребята действуют, почти постоянно, – и это таки да, приводит к перемене участи.

Самый простой пример. Вот мы считаем (нам приснилось, рассказал незнакомец, вычитали в книжке), что на каком-то перекрестке на окраине далекого (или даже, черт с ним, нашего) города в какой-то определенный день года в четыре часа утра можно увидеть башни волшебного города-призрака (я нарочно для наглядности упрощаю). Так вот, пока мы лежим с этим на диване, рассказываем знакомым или пишем об этом стихи, это просто мечтания. А когда мы начинаем копить деньги для поездки в незнакомый город или просто в нужную ночь вызываем такси и едем – это вложение. Причем неважно, увидим мы башни или нет. Главное – мы сделали шаг, реальный физический шаг ради чего-то как минимум не гарантированного. Нам было стремно ехать на эту окраину. Мы вообще хотели спать, нам на работу завтра. Но мы встали и пошли. Этот факт гораздо важнее башен, вот о чем надо помнить, когда их нам не покажут. Наше движение навстречу несуществующим башням важнее, чем сам факт их существования, сомнительный, честно говоря.

Действие, действие и еще раз действие. Это правда так.

Вот это «движение навстречу несуществующим башням» – это, конечно же, Грин в чистом виде.