Читать книгу "Тайны древних миграций - Ярослав Бутаков"

Однако и тут есть сомнения. Историкам, которые будут говорить о неиндоевропейских народах Европы как о более древнем субстрате, всегда возразят другие и станут доказывать, что именно баски и финны пришли в Европу позже индоевропейцев. При этом сошлются на венгров, которые точно переселились в Центральную Европу не раньше IX века н. э. Одни историки и лингвисты считают остатками доиндоевропсйского населения Европы исторических лигуров, сардов, этрусков, пеласгов, иберов и т. д. Но другие с не меньшей убедительностью смогут обосновать их индоевропейское происхождение. Одни выделяют т. н. гидронимы древней Европы — названия рек, данные до прихода индоевропейцев и воспринятые последними. Но и им находятся оппоненты, полагающие, что эти названия восходят не к виртуальному доарийскому населению Европы, а к первым индоевропейцам, издревле заселявшим Европу. Есть лингвисты, обнаруживающие субстратную, доиндоевропейскую лексику в древних индоевропейских языках Европы (латыни, германских, кельтских и др.), и есть лингвисты, наличие такой лексики отрицающие.

Генетика, как обычно, не может пролить достаточно света на ход и направления миграций древнейшего населения Европы. Картина европейских гаплогрупп представляет собой весьма пёструю мозаику. Характерно, что в ряде мест Европы современное население генетически восходит к их доисторическим обитателям! Так, в 1996 году было проведено генетическое исследование останков человека, найденного в начале XX века в пещере близ деревни Чеддар в Англии. Возраст этих останков — чуть более 7000 лет. В то время на территории Британии жили ещё первобытные охотники. Выяснилось, что чеддарский человек имел Мт-ДНК гаплогруппы U5, обнаруживаемой у 11 % европейцев. Но самым интересным оказалось то, что у троих современных жителей деревни Чеддар была выявлена та же мутация гаплогруппы (U5а), что и у их древнего земляка! Впрочем, этот пример из Англии не может быть типичным для всей Европы. После того, как Англия стала островом, она превратилась в окраину ойкумены, до которой докатывались лишь слабые волны миграций.

О том, что крупные миграции в доисторической Европе имели место, косвенно говорит хотя бы то, что демографический взрыв в Восточном Средиземноморье, связанный с переходом к производящей экономике (одни учёные считают демовзрыв следствием, другие — причиной неолитической революции), не мог остаться без последствий на территории Европы. О миграциях именно в этот период свидетельствует изменение антропологического облика обитателей доисторической Европы: кроманьоидный расовый тип был потеснён средиземноморским. Неолитическая революция в Европе, происходившая в течение нескольких тысяч лет, совершалась, главным образом, путём расселения древних земледельцев, а не вследствие заимствования их умений и навыков туземным населением.

Первым носителем производящей экономики на значительной части Центральной и Восточной Европы стала возникшая в среднем течении Дуная в V тысячелетии до н. э. культура линейно-ленточной керамики (КЛЛК), хорошо ныне изученная во всех отношениях, кроме одного — неизвестен язык её создателей. Эта культура подсечного земледелия распространялась со средней скоростью 5,5 км в год. То было медленное расселение земледельцев, а не экспансия. Оно осуществлялось, разумеется, не на пустых землях. Однако характерно, что археологи не находят следов военных столкновений между земледельцами и первобытными охотниками. Почти нет оружия в погребениях и культурных слоях поселений КЛЛК. Это обычно объясняют тем, что земледельцы выбирали для расчистки полей богатые аллювиальные и лёссовые почвы, тогда как племена охотников населяли преимущественно районы песчаных почв. Преимущества земледелия не были очевидными для первобытных охотников, те не стремились заимствовать новые навыки хозяйства, если их к этому не вынуждало изменение окружающей среды в результате вмешательства земледелия в природу. Да и то почти всегда оставалась возможность податься дальше от цивилизации, в глушь и дебри.

Взаимоотношения между охотниками и первыми земледельцами и скотоводами, между присваивающей и производящей экономикой — одна из важнейших проблем истории первобытного общества. Эти взаимоотношения рано или поздно заканчивались фатально для охотничьих племён. Но интенсивность этого процесса бывала различной. На примере айнов на Японских островах мы видели, что взаимодействие культур иногда оборачивалось трагедией для носителей менее развитой из них. Особенно если более первобытный народ оказывался слишком консервативным и неспособным или не желавшим заимствовать новый род занятий. В то же время мы знаем примеры другого типа контакта двух экономик. Среди одних и тех же народов Сибири в XVI–XIX веках были как группы исключительно охотников и рыболовов, так и группы кочующих оленеводов (для которых охота и рыболовство, впрочем, служили важным подспорьем). Между теми и другими не замечалось никакого антагонизма, борьбы за ресурсы, за жизненное пространство и т. д. Ещё раз подчеркнём, что разделение между производящей и присваивающей экономикой проходило зачастую не между этносами, а внутри этноса.

Очевидно, в примерах древней Японии и Сибири до массовой русской колонизации мы имеем дело с двумя крайними вариантами проникновения древнего производящего хозяйства в сферу господства хозяйства присваивающего. Похоже, что на большей части древней Европы это проникновение совершалось ближе ко второму (мирному) варианту, чем к первому.

КЛЛК, возможно именно в силу своей изученности, задала немало загадок исследователям. Одна из них — строй обществ этой культуры. Согласно традиционной схеме, восходящей к американскому учёному XIX века Л.-Г. Моргану (построения которого широко использовал Ф. Энгельс), общества КЛЛК, как раннеземледельческие, должны были быть матриархальными. Этому, казалось бы, отвечает незначительное количество предметов вооружения в артефактах КЛЛК, отсутствие укреплений в её поселениях и т. п.

В западной и отчасти в нашей исторической литературе получила широкое распространение выдвинутая американским учёным Марией Гимбутас гипотеза «цивилизации Великой Богини», которая предшествовала арийскому заселению Европы. Для этой цивилизации древних земледельцев была характерна высокая роль женщин в хозяйстве и общественной жизни и, соответственно, главенствующее положение женских божеств в пантеоне.

Но в то же время археологические данные определённо свидетельствуют о более высоком социальном статусе мужчин в КЛЛК. Это ярко выраженное богатство погребений. Да и средняя продолжительность жизни мужчин КЛЛК была явно выше, чем женщин.

«Те предметы в могильном инвентаре, которые могут рассматриваться как ценные или престижные… постоянно встречаются лишь в погребениях старых мужчин, — излагается фактическая сторона вопроса в первом томе академической “Истории Европы”, вышедшем в 1988 году. — Видимо, именно старые и пожилые мужчины занимали более высокое положение в общине и участвовали в межрегиональном обмене. Полированные каменные топоры и ретушированные изделия связаны с погребениями взрослых (31–45 лет) и пожилых (46 и более лет) мужчин. Всё это свидетельствует о высокой роли взрослых мужчин в обществе КЛЛК и даже о тенденции к геронтократии. Из 22 детских погребений (моложе 15 лет) 45 % совсем не имели погребальных даров. Аналогичное положение и с женскими погребениями. Из 23 погребений около половины не имели погребального инвентаря, что ещё раз свидетельствует о более высоком положении мужчин. Женщины имели к тому же меньше шансов дожить до преклонного возраста: из 21 женщины 81 % [вероятно, 17 человек. — Я.Б.] умерли между 16 и 40 годами, а из 26 мужчин только 42 % [видимо, 11 человек. — Я.Б.] умерли в этом возрасте».