Читать книгу "Август 1991. Где была армия? - Дмитрий Язов"

ГКЧП обвиняют в нерешительности. Но я не мог поступить, как Ельцин в 1993 году, не мог быть Пиночетом и кого-то арестовывать. А арестовывать надо было верхушку во главе с Ельциным. Комитет госбезопасности, Министерство внутренних дел говорили мне: «Выдели в Медвежьих озерах две казармы, будем туда сажать арестованных». Но так никого и не арестовали. Мне звонит член военного совета десантных войск: «Уражцева арестовали, что делать?» Я говорю: «Отпустите, нужен он мне…»

— Спустя пару дней с вами обошлись иначе…

— Да. Когда мы приехали к Горбачеву в Форос 21 августа, он нас не принял — видимо, с ним уже переговорил Ельцин. Сразу вслед за нами на ТУ-134 прилетают Руцкой, Бакатин, Примаков. А когда они стали возвращаться, позвали с собой в самолет Крючкова: «поговорить», а на самом деле, чтобы нас разъединить. Крючкова по прилете сразу и арестовали. Через 20 минут сел наш самолет. Нас тоже тут же арестовали. Они для этого привезли на аэродром рязанскую школу милиции. Я же мог посадить на каждый аэродром по десантной бригаде. Что такое школа милиции и что такое бригада десантников? Но это была бы гражданская война. Стрельба, по крайней мере… И это точно. Я знал обстановку. К этому времени многие москвичи уже не любили советскую власть.

— Для чего же вы тогда ввели танки в Москву?

— Войска были введены в Москву для охраны Кремля, водозабора, госхрана — важнейших объектов города.

Когда 19 августа 1991 года у Белого дома стал собираться народ, Грачеву позвонил Лобов, просить охрану у армии. Грачев: «Поможем!» и перезванивает мне. Я говорю: «Хорошо, направьте туда батальон». И генерал Лебедь появился со своим батальоном у Белого дома, зашел к Ельцину и доложил: «Мы вас охраняем!» Тут вдруг «Эхо Москвы» передает, что Лебедя застрелили. А через несколько минут он появляется у меня в кабинете: «Я был у Ельцина, доложил ему, что мы его охраняем». Никто ведь не знал, как народ будет реагировать. Лужков с Поповым на автобусах завозили водку к Белому дому. И если сначала там было тысячи две человек, то к вечеру стало тысяч семьдесят. Многие просто перепились. Собчак в это время морочил голову народу в Ленинграде. Кстати, я считаю, что Собчак не достоин того, чтобы студенты Санкт-Петербург-ского университета получали стипендии его имени. Я не согласен, что существуют стипендии имени Ельцина. Ну, кто они такие? Разрушители Советского Союза. Так вот… Мы не собирались брать Белый дом, даже свет и телефоны там не отключили.

— Обстоятельства вашего назначения на должность министра обороны СССР в 1987 году носили — понятно, не по вашей воле — трагикомичный характер. Согласны, Дмитрий Тимофеевич? Какой-то Матиас Руст…

— Все это было сделано специально! Мы Руста прекрасно видели. Несколько раз реактивный самолет пролетал рядом с ним, и если бы истребитель пролетел на полной скорости, то, не задевая Руста, просто перевернул бы его воздушной волной. С какой стати какому-то Русту было с таким риском лететь на какую-то Красную площадь? Но, дело в том, что, когда в 1983 году мы сбили корейский пассажирский самолет, было принято решение: гражданские суда больше не сбивать. Может быть, Руст поэтому и летел так смело? Мы же понятия не имели, что эта «птаха» летит именно на Красную площадь. Над Москвой его уже, конечно, было поздно трогать — обломки бы посыпались на город. Важно помнить, что в этот самый момент министр обороны Соколов, Горбачев и Рыжков были в Берлине на консультативном совещании стран Варшавского Договора. После известия о прилете Руста Горбачев на обратном пути демонстративно не взял Соколова в свой самолет. У меня, конечно, нет данных, что Горбачев мог заранее знать об этом полете, но предполагать, что он о нем мог заранее знать, я имею право. Этот полет — дискредитация Советской армии в глазах общественного мнения нашей страны и всего мира.

Я был на заседании Политбюро, которое разбирало этот инцидент. В тот день в три часа ночи меня стуком в дверь разбудил зять — я закрыл телефон подушкой, чтобы он не мешал выспаться. Говорит: «Вас вызывает министр!» Приезжаю в Генштаб, Соколов удивляется: «Я тебя не вызывал». Начальник Генштаба Ахромеев говорит: «Это звонил я, тебе в 10 часов надо быть на Политбюро».

Открывает Политбюро Горбачев: «Позор на всю Европу! Какой-то самолетишко прилетел, понимаешь, болтался тут…» Дальше докладывал первый замминистра Лушев, остававшийся в Москве вместо Соколова. Горбачев ему говорить не дал: «Хватит, садись!.. — и обращается к дважды герою Советского Союза Александру Ивановичу Колдунову, главкому ПВО, — давай ты, Колдунов!» И опять: «Да у тебя тоже одни оправдания!..»

— То есть Михаил Сергеевич хотел, чтобы тогда Руста сбили?..

— Слушайте дальше. Константинова, Героя Советского Союза, маршала авиации Горбачев тоже сажает на место и обращается к министру обороны Соколову: «А тебе, Сергей Леонидович, тоже надо определиться!» Потом нас всех выпроводили, а члены Политбюро ушли в Ореховую комнату. Через 20 минут Савинкин, заведующий административным отделом ЦК КПСС, приходит за мной и ведет к Горбачеву. Горбачев говорит: «Мы решили, что ты будешь министром обороны». Я отвечаю: «Я не готов. В Москве всего-навсего три месяца в должности замминистра по кадрам». — «Мы тебе лишние сутки для вхождения в должность дадим…» Все смеются. Соколов мне подмигнул: соглашайся. Я Соколова знал и раньше, когда он был командующим Ленинградским военным округом, я у него был начальником отдела планирования и общевойсковой подготовки. Горбачев продолжает: «Ты, Толя, — обращаясь к Лукьянову, — и ты, Лев, — обращаясь к Зайкову, — представьте его в шесть часов коллегии. Все, ты — министр!» Вот так, по-хамски, со всеми на «ты»… Соколов передал мне ядерный чемоданчик: пришли ребята, рассказали, как с ним обращаться — там никаких разговоров не надо вести, фишки передвигаешь, даешь ими команду на удар или на отмену удара. В подчинении у меня оказались пять маршалов: Ахромеев, Куликов, Соколов, Куркоткин, Петров. Но в результате мы работали дружно: с замами у меня никаких эксцессов не было.

— Правда ли, что в период Карибского кризиса в 1962 году вы со своим мотострелковым полком, командиром которого являлись, в боевой готовности были скрытно переброшены на Кубу для отражения возможного нападения войск США на этот остров?

— Правда. Я был на Кубе во время Карибского кризиса. Мы должны были противостоять вторжению американцев. Но если бы оно случилось, то американцы нас, конечно бы, просто сожгли. Я был на 40-летии Карибского кризиса в Гаване, и там Макнамара (министр обороны США в 1961–1968 гг. — Авт.) рассказывал в присутствии жены Роберта Кеннеди и его советников, что на военном совещании в самый разгар кризиса Кеннеди спросил министра военной авиации: «Сможете ли вы сразу уничтожить все ракеты на Кубе?» Тот ответил: «Авиация у нас, конечно, хорошая, но из 41 ракеты пара штук может и уцелеть…» — «…Значит, не будет двух американских городов! Все! Вводим карантин!»— решил Кеннеди. Кстати, американцы — трусливая нация. Когда во время Карибского кризиса в прессе появились сообщения, что на Кубе есть ракеты с ядерными боеголовками, вся Америка устремилась с севера на юг — на дорогах скопилось 74 миллиона автомобилей! Так нам дословно переводили на Кубе их же информацию.