Читать книгу "Власть в Древней Руси. X - XIII века - Петр Толочко"

Из цитированного текста следует, что недовольны правлением Святополка могли быть как неимущие слои населения, так и богатые. И, тем не менее, видеть в термине «кияне» общую массу киевлян всех сословий нет оснований. В повторном обращении к Владимиру отчетливо видны различия действующих лиц. Приглашающие заявили, что если он снова откажется придти в Киев, то «вѣси, яко много зло уздвигнеться, то ти не Путятинъ дворъ, ни соцькихъ, но и жиды грабити, и паки ти поидуть на ятровь твою и на бояры, и на монастырѣ, и будеши отвѣтъ имѣлъ, княже, оже ти монастырѣ разѣгравять».[479]

Летописец отчетливо свидетельствует, что «кияне», приглашавшие Владимира, и «кияне», грабившие дворы княжеской администрации и купцов-ростовщиков принадлежат к разным сословиям.[480] Конечно, широкие демократические низы Киева, учитывая популярность Мономаха, могли желать его прихода в Киев, но решалось это без них, и считать его избранником народа на великокняжеском столе можно только по неразумению.

В повторном обращении киевлян к Владимиру звучит угроза об ответственности за последствия народного волнения в Киеве. Конечно, это и своего рода шантаж, призванный ускорить принятие решения князя, и беспокойство за свою судьбу, которая в случае продолжения и расширения восстания не была бы гарантирована. Феодальная верхушка не могла быть заинтересована в продолжении беспорядков, рассчитывала что Мономах сумеет «уставить кромолу, сущую в людьях». Составитель «Сказания о Борисе и Глебе» отметил, что надежды эти оправдались. «Избранник» народа действительно усмирил народное восстание: «И вшѣд утоли мятежь и гѣлку в людях».[481]

События 1113 г. впервые отразили глубокие противоречия между ремесленно-торговыми низами Киева и усиливавшимся сословием их непосредственных угнетателей, т. е. торгово-ремесленной знатью.[482] Неупорядоченной бесконтрольной деятельностью ростовщиков, купцов-менял, вызывавшей недовольство киевлян, были обеспокоены и наиболее здравомыслящие представители господствующих верхов. В результате появился знаменитый Устав Мономаха об ограничении произвола ростовщиков, утвержденный на совещании в Берестове.

Особой активизацией вечевой деятельности в Киеве характеризуется середина XII в. В 1146 г. Всеволод Ольгович, следуя примеру князей-Мономаховичей, решил передать великокняжеский стол своему брату Игорю и закрепить эту передачу посредством вечевого согласия. С этой целью он собрал под Вышгородом киевлян и объявил им свое решение. «И ста под Вышгородомъ въ Острове, и Всеволодъ же призва к собе кияне и нача молвити: „Азъ есмь вельми воленъ, а се вы братъ мой, Игорь, имѣтесь по нь“. Они же (киевляне — П.Т.) рекоша: „Княже! Ради, ся имемѣ“».[483]

От Вышгорода киевляне идут вместе с Игорем в Киев, где собираются для клятвоцелования под Угорским. «И пояша Игоря в Киевъ, иде с ними подъ Угорьский, и съзва киянѣ вси, они же вси цѣловаше к нему крестъ, рекуче: „Ты намъ князь“, и яшася по нь лестью».[484]

Не надо обладать особой проницательностью, чтобы увидеть в этих известиях много неясного, недоговоренного. Киевлян, судя по летописному контексту, собрал Игорь, но, почему-то, не в центре города, а на его южной околице. Не совсем ясно кто скрывается под термином «кияне вси». Он не дает основания утверждать, как это делает И. Я. Фроянов, что «под Угорским сошлись массы горожан от мала до велика или от простых до знатных мужей». Загадочно звучат слова «и яшася по нь лестью».

Из Киева Игорь возвращается в Вышгород, где «цѣловаше к нему хрестъ вышегородьцѣ». Кто эти вышегородцы, в летописи также ничего не сказано. Они не сопровождены даже традиционным, в таких случаях, определением «вси».

После смерти Всеволода Ольговича и похорон его в вышгородской церкви св. Бориса и Глеба, Игорь едет в Киев и вновь собирает киевлян для клятвоцелования. «И созва кияне вси на гору на Ярославль дворъ, и цѣловавше к нему хрестъ». После того, как киевляне присягнули на верность Игорю под Угорским, новая аналогичная процедура не выглядит обязательной. И, тем не менее, она была исполнена.

Но еще более неожиданным представляется собрание киевлян у Туровой божницы на Подоле. «И пакы скупишася вси кияне у Туровы божницѣ, и послаша по Игоря, рекуше: „Княже! поѣди к намъ“. Игорь же, поемъ брата своего Святослава, и к ним и ста съ дружиною своею, а брата своего Святослава посла к нимъ у вѣче». Киевляне изложили Святославу свои обиды, которые они терпят от тиунов киевского Ратши и вышгородского Тудора. Святослав поклялся на кресте, что впредь им не будет никакого насилья. «А се вамъ и тивунъ, а по вашей воли». После этого исполнили обряд крестоцелования и киевляне. «Кияне же вси, съсѣдоша с конь, и начаша молвити: Братъ твой князь и ты — и на томъ цѣловаше вси кияне хрестъ, и с дѣтми, оже подъ Игоремъ не льстити и подъ Святославомъ».[485] Договор Святослава с вечем закрепили «лутшѣи мужѣ Киянѣ» с Игорем, после чего все отправились на обед. Как предполагал Л. В. Черепнин, это был сепаратный сговор князей со знатью.[486] Может быть, с какой-то ее частью, которая ориентировалась на Ольговичей, что вскоре и проявилось.