Читать книгу "Франция в эпоху позднего средневековья - Юрий Малинин"

Логика нового политического мышления, пробивающего себе дорогу с XIII в., наиболее ясно предстает в сочинениях видных философов и легистов той эпохи, в том числе и легистов времен правления Филиппа IV Красивого, положивших начало развитию монархической теории во Франции. Основные постулаты этой теории ранее были разработаны теми идеологами имперской власти, которые ставили своей целью доказать ее независимость от власти римских пап и обосновать ее приоритет. Французским легистам оставалось в основном лишь приспособить те же идеи применительно к королевской власти, что они с успехом и сделали, по существу изложив в своих сочинениях главные политико-правовые максимы, на которые опиралась монархическая доктрина. Поскольку учение легистов эпохи Филиппа Красивого достаточно глубоко проанализировано в научной литературе, мы не будем специально на нем останавливаться и лишь заметим, что, как справедливо указывается во многих исследованиях, их теория несомненно опережала политическую практику, представляя такую модель монархии, какая будет реализована, да и то не полностью, лишь при абсолютизме Нового времени.

Большая дистанция отделяла эту теорию также от массового политического мышления, которое в XIV–XV вв. ориентировалось по большей части на этические и феодально-правовые нормы. И лишь постепенно, благодаря усилиям монархической пропаганды и распространению античных политико-правовых понятий, отдельные ее положения вживались в традиционное сознание.

Наиболее прочно укоренившимися в социальном сознании этой эпохи были фундаментальное для этой теории понятие суверенитета короля, а также понятие королевской власти как суверенной. Оба они стали обычными понятиями политической лексики и в разнообразной литературе широко использовались без каких-либо пояснений и раскрытия их смысла. Для многих авторов их изначальный смысл, по-видимому, ускользал, настолько они стали привычными.

Смысл этот очень важен, ибо то и другое понятия означали высшую власть, которая не признает над собой никого, кроме Бога, и которая в теории представлялась наподобие власти римского императора. Понятие суверена вытесняло феодальное понятие сюзерена, употреблявшееся в литературе XIV–XV вв. весьма редко.

Появление идеи королевского суверенитета относится к XII в., и наиболее ранней формулой, выражавшей ее, было утверждение, что «Le Roy ne tient que de Dieu» (Король держит власть лишь от Бога). По сути, это была еще феодальная формула, означавшая, что король не является чьим-либо вассалом, и направленная на то, чтобы отвергнуть претензии Священной Римской империи на верховенство. По этой причине французские короли в XII в., такие как Людовик Толстый или Людовик Молодой, в своих хартиях титуловали себя императорами и августами, выражая то же стремление к независимости от империи. Позднее, в середине XIII в., французским юристом Жаном де Блано была пущена, в ход другая формула королевского суверенитета перед лицом империи: «…король Франции является императором в своем королевстве», которая позднее получила довольно широкое распространение.

В XIV в. суверенитет французского короля по отношению к императорам составлял еще достаточно актуальный вопрос, чтобы его обстоятельно обсуждать с теоретической точки зрения. Так, автор «Сновидения садовника» приводит многочисленные доводы, доказывая, что французский король неподвластен императору. Прежде всего он обращается к божественному праву, запечатленному в Священном Писании, и замечает, что королевства (царства) были учреждены самим Богом, как явствует из Ветхого Завета, тогда как империи появились позже и не по воле Бога, а в силу завоеваний. В заключение своего экскурса в Библию он восклицает: «Как смеет какой-либо император в прошлом или настоящем безумно воображать, будто имеет какую-либо власть или суверенитет над тем, кто утвержден сеньором самим Богом-отцом и не имеет над собой суверена, кроме одного лишь Бога?» К схожему выводу автор приходит, рассмотрев вопрос об императорской власти с точки зрения всех видов человеческого права, ибо коль скоро королевская власть установлена по божественному праву, а императорская — по человеческому, эта последняя не может претендовать на верховенство.

Другим распространенным доводом в пользу независимости короля от императора было утверждение, что поскольку Франция «стала империей раньше, и лишь позднее немцы создали империю», то король Франции обладает властью не меньшей, чем императоры. С той же целью иногда использовалась старая концепция «переноса империи» (translatio imperii), согласно которой «владычество над миром и достоинство суверенной империи некогда перешло от ассирийцев к персам, от персов к грекам, от греков к римлянам, от римлян к французам и германцам». Или же Франция представлялась частью былой империи, которую «разделил Святой Карл Великий, пожелав и установив, что у королевства Франции будет такое же благородное достоинство и такая же высшая власть и привилегии, какие были у империи».

Таким образом, король Франции имел право титуловаться императором, поскольку его власть была столь же суверенна. Он «император в своем королевстве и не признает никакого суверена, кроме Бога». В XIV в. этот титул действительно нередко прилагался к королю, подчас вместе с другими, дабы подчеркнуть величие его власти, как это делает, например, Ф. де Мезьер: «суверенный государь, император и король галльской нации». Но в XV в., когда проблема политического суверенитета короны по отношению к империи перестала быть актуальной и представление, что достоинство короля не ниже императорского, более или менее укрепилось, титулование короля императором прекращается. В королевских документах оно уже не встречается и в XIV в.

Помимо обоснования независимости короны от империи идея суверенитета была необходимой и для того, чтобы отвергнуть притязания папства на верховную власть во всех мирских делах. Особенно настоятельной эта потребность стала при Филиппе Красивом во время его борьбы с Бонифацием VIII. Именно тогда во Франции появилось большое количество полемических трактатов в защиту королевского суверенитета, выдвинувших множество доводов правового и религиозного характера. Литература этого времени во многом повторяла доводы старой доктрины «двух мечей», развитой в период борьбы империи и папства из-за верховной светской власти. В наиболее полном виде эти доводы представлены в сочинении Иоанна Парижского «О королевской и папской власти», где он приводит и специфически «французские» аргументы, отвергая, например, возможность распространять на Францию права, предоставленные Риму Константиновым даром. Поскольку франки не были подвластны империи, на них, и соответственно на французское королевство, они не распространялись.

Не входя в детали всей этой аргументации в пользу независимости королевской власти от папства в мирских делах, отметим лишь некоторые доводы против претензий римского престола. Еще У. Оккам в 1305 г. в трактате «Спор о власти служителей церкви и земных государей», написанном в форме диалога между клириком и воином, рассуждению о полной безосновательности посягательства папы на высшую светскую власть предпосылает выразительные слова воина: «Меня сильный смех разобрал, когда я услышал, как папа Бонифаций VIII вновь постановил, что он выше всех государей и королей». После этого У. Оккам устами того же воина доказывает бессмысленность утверждения папы.