Читать книгу "Афган - Родрик Брейтвейт"

Помню случай, когда я после очередной встречи с Ахмад Шахом приехал и Кабул, а на следующее утро был приглашен к главному военному советнику генералу М.И. Сорокину для доклада. Сорокин стал читать донесение, в котором сообщалось, что накануне в 13.00 по кишлаку, где проходило совещание главарей бандформирований, был нанесен бомбо-штурмовой удар. Все главари, в том числе Ахмад Шах, погибли. Сообщались даже подробности: у него оторваны обе ноги и расколот череп. Я сказал Михаилу Ивановичу, что это ахинея, так как я гораздо позже встречался с Ахмад Шахом. Если он погиб, то, похоже, в 19.00 я пил чай с покойником.

Солдатский досуг

Даже на крупных заставах и базах день солдата был настолько занят физической подготовкой, обязательными спортивными занятиями, обучением обращению с оружием, караульной службой и бытовой рутиной, что многие с нетерпением ждали боевых операций, чтобы развеять скуку. Впрочем, у них были некоторые другие возможности. На крупных базах, помимо ленинской комнаты, работали библиотеки, где можно было брать книги и болтать с библиотекаршей. В магазинах «Военторга» солдаты могли потратить свои скудные заработки на сигареты, конфеты, иногда на японскую электронику.

Сержанту Федорову из 860-го отдельного мотострелкового полка в Файзабаде магазин на базе казался настоящей сокровищницей:

В нем было все и даже то, о чем мы в СССР даже и не подозревали. Но все равно, как и везде в СССР, существовал дефицит, например, одеколон, лосьон и другие спиртосодержащие продавались строго на подразделение по списочному составу, так как помимо того, что его пили, просто разбавляя водой, находились умельцы, которые его перегоняли. Такие вещи, как «дипломаты», спортивные костюмы, распределялись политработниками для увольняющегося состава из числа отличников боевой и политической подготовки, а магнитофоны и другая электротехника — только для офицерского состава. Так что существование дефицита, а порой его искусственное создание рождало спекуляцию внутри гарнизонов. При желании и наличии чеков [военной валюты] можно было достать все, даже водку и шампанское.

Но подлинные сокровища обнаруживались на базарах: японская электроника, западная одежда, западные музыкальные записи (и даже советские, запрещенные на родине). Для торговцев советское вторжение предоставило коммерческие возможности, а солдаты в Афганистане впервые встретились с рыночной экономикой, которая стала «билетом в другую жизнь». Проблема была в том, что ни у солдат, ни у офицеров не хватало средств на удовлетворение своих желаний. Офицерам по советским меркам платили неплохо: лейтенант получал на руки 250 рублей по завершении обучения, а впоследствии его зарплата составляла четыреста рублей. Инженер, разрабатывавший системы ракетного наведения, получал 250 рублей в месяц. У рядовых все было значительно хуже. Часть их зарплаты переводилась в Сбербанк, и они могли снять ее только после окончания службы. Кроме того, им выплачивали небольшие суммы за ранения. Во время полевой службы сержанты получали 12-19 рублей в месяц, специалисты рядового состава — снайперы или пулеметчики — девять рублей. Простым солдатам платили семь. В то время средняя (минимальная) зарплата в СССР составляла сто рублей.

Так что и офицеры, и рядовые участвовали в разного рода коррупционных схемах. В этом не было ничего удивительного: силы союзников вели себя примерно так же в Европе после 1945 года. Но коррупция в 40-й армии достигла эпических масштабов. Корреспондент «Комсомольской правды» Владимир Снегирев называл ее «грабьармией», где каждый тащил все, что мог. Отряды, охранявшие Саланг, «трясли» проезжавшие афганские машины. С лавочниками и водителями грузовиков можно было договориться о том, что они получат свою долю перевозимых грузов. Снегирев писал:

Какой-то расторопный боец спер с моей машины запасное колесо в те полчаса, что я беседовал с замполитом вертолетного полка. Кража произошла среди бела дня на территории образцовой части, прямо у штаба, едва ли не на глазах у часового. Меня это и огорчило, и озадачило. Ого! Если паши воины-интернационалисты так лихо метут все, что плохо лежит, у своих, то можно себе представить, как не церемонятся они с афганцами. Интенданты расквартированных повсюду воинских частей тайком сдавали лавочникам сгущенное молоко, муку, тушенку, масло, сахар, а на вырученные деньги тут же охотно приобретали товары, которые прежде видели только по телевизору. Гражданские специалисты тоже не дремали. Можно было привезти ящик водки, выменять его на три дубленки, эти дубленки отвезти в Союз и продать за сумму, которой хватало, чтобы купить подержанный автомобиль.

Солдатам возможности открывались не столь широкие: «Чтобы в жару выпить “колы” или “фанты” (в СССР этих напитков еще не знали), чтобы на дембель привезти сувениры — допустим, складной зонтик, бусы или (о, предел мечтаний!) джинсы “Монтана” — надо было исхитряться». Рядовой вспоминал:

Брали фарфор, драгоценные камни, украшения, ковры… Кто на боевых, когда ходили в кишлаки… Кто покупал, менял… Рожок патронов за косметический набор — тушь, пудра, тени для любимой девушки. Патроны продавали вареные… Пуля вареная не вылетает, а выплевывается из ствола. Убить ею нельзя. Ставили ведра или тазы, бросали патроны и кипятили два часа. Готово! Вечером несли на продажу Бизнесом занимались командиры и солдаты, герои и трусы. В столовых исчезали ножи, миски, ложки, вилки. В казармах недосчитывались кружек, табуреток, молотков. Пропадали штыки от автоматов, зеркала с машин, запчасти, медали… В дуканах брали все, даже тот мусор, что вывозился из гарнизонного городка: консервные банки, старые газеты, ржавые гвозди, куски фанеры, целлофановые мешочки… Мусор продавался машинами.

По большей части воровство оставалось безнаказанным. Время от времени власти присылали военных прокуроров, и те наказывали виновных. Потом все продолжалось как прежде — в том числе потому, что высшие офицеры тоже были в деле.

* * *

В отсутствие других развлечений в 40-й армии, естественно, изрядно выпивали. Офицеры в основном пили водку и другие крепкие спиртные напитки, причем некоторые поглощали их в огромных количествах[41]. Солдаты обычно не могли позволить себе водку, но философски относились к этому: офицерам позволялось пить, и это было вполне естественно — они профессионалы, служащие много лет, тогда как солдаты успевали вернуть родине «священный долг» за два года. Они могли приготовить брагу — на афганской жаре это было нетрудно. Они прятали ее между деревянной обшивкой и брезентом палаток или во внешних топливных баках и цистернах с водой на своих бронемашинах. Употребляли и наркотики, в основном коноплю («чаре»). Редким деликатесом был чай с гашишем. Солдаты выменивали наркотики и выпивку у служащих из других частей, брали их у афганцев за наличные или в обмен на военные припасы. Они делились «косяками» или утоляли жажду брагой по пути к месту боя, хотя большинству хватало ума воздерживаться.

Надежной статистики об употреблении солдатами наркотиков нет. Некоторые ветераны отрицают, что они были повсеместно распространены (по крайней мере в элитных частях). Стоит сделать скидку на тщеславие молодых, рвущихся продемонстрировать свою крутизну. Некоторые солдаты попали в наркотическую зависимость, но большинство отказались от этой привычки после демобилизации. Двоих солдат, не способных от нее избавиться, выручила в Пакистане в 1983 году Маша Слоним, работавшая на газету «Дейли мейл». Олег и Игорь были родом с Украины. Олег — простой крестьянин, не слишком смышленый. Игорь был относительно образован, писал стихи. Они дезертировали, потому что Олег нечаянно убил своего товарища и находился под следствием, а Игорь узнал, что его девушка нашла себе другого парня. Они вломились па склад своей части под Кандагаром, украли оружие и отправились пешком в Пакистан. У них не было карты и почти не оставалось воды, и вскоре их захватили моджахеды. Их привезли в Пешавар, поселили на вилле и неплохо с ними обращались. Но они уже подсели на наркотики, а похитители не давали им шприцы, так что они бежали в Афганистан. Их снова поймали, приковали к кроватям и держали в грязи, на голодном пайке, пока Маша Слоним не договорилась об их освобождении. К тому времени состояние обоих было ужасным.