Читать книгу "Волшебная мелодия Орфея - Лариса Капелле"

– Я передам ему вашу благодарность, – уклонилась от прямого ответа Настя.

– То есть у вас собственные тайны?

– Можно сказать, что да.

– Как знаете, – не стал настаивать следователь, – хотя посоветуйте ему в следующий раз быть поосторожнее. И последний элемент: вы так и не сказали Косте, как вы его вычислили.

– В день смерти на Вельтэне была новая футболка с девизом: «Не откладывай на завтра то, что можешь сделать послезавтра», и Коста не мог ее видеть, если, конечно…

– Не был убийцей, – сделал вывод следователь, – но он мог зайти к Вельтэну до возвращения Ники и прихода предполагаемого убийцы.

– Я думала об этом, поэтому и решила его спровоцировать. Если бы он был невиновен, то не явился бы со шприцем. – Вы освободите Нику?

– Существует определенная процедура, но постараюсь ее ускорить.

– Спасибо! – с чувством произнесла Столетова.

– Это вам спасибо, – как-то неловко произнес Борель и явно смутился. Не в его привычках было благодарить вмешивающихся не в свои дела штатских. Но Настя благоразумно сделала вид, что не заметила. В конце концов, для нее всегда был важен результат. Настоящий убийца Магнуса был арестован, Ника будет свободна, правда, она так и не решила последней проблемы, но время покажет.

Свое слово «отец Браун» сдержал, и Нику освободили на следующий же день. В машине ее ждали Настя, Бодлер и Гарик. По просьбе хакера она не стала представлять его Нике, да та и не спрашивала, оглушенная всем на нее свалившимся. В маленькой квартирке их уже ждали родители. Но оставаться Настя не стала. Гречанке надо было прийти в себя. Поговорить они смогут и позже. Следом троица заехала в апарт-отель, потом последовал ресторан и долгие, за полночь разговоры. На следующий день Гарик с Бодлером уехали, а для Насти начались рабочие будни. Только одно чувство никак не отпускало: ощущение не доведенной до конца работы.

Ноябрь 1147 года, аббатство Клюни, владения Французской короны

В свою каморку Бернар вернулся в странном отупении. Повалился на топчан и забылся тревожным сном. Утром полегчало, словно что-то просветлело в голове. После утренней молитвы разложил вновь перед собой листки с записями и принялся размышлять. Внезапно глаза сами собой выхватили одну строчку. Он нахмурился. Что-то было не так. Одно имя возвращалось вновь и вновь. Он заколебался, потом вспомнил совет аббата о силе молитвы и отправился в базилику. Замер потрясенный перед порталом. Сегодня он все видел иначе, словно привычный, знакомый мир открывался незримой стороной. Ступенчато-углубленный портал медленно разворачивался перед ним суживающимися арками. Сцены Страшного суда сменяли одна другую, и фигура Христа с разведенными руками ждала его на пороге своего царства. «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их», – пронеслось в его голове знакомое и сто раз услышанное. Только сегодня эти слова звучали иначе. Только сейчас санитарный брат, к богословским рассуждениям несклонный и неспособный, понял, что входил в мир иной. Что дорога, ведущая к истине, широкой быть не может, к правде приходилось пробираться по узенькой тропинке, да еще над обрывающимся ущельем с бурлящим потоком внизу.

Храм был непривычно пустынен. Там, за стенами, жизнь текла своим чередом, а внутри оглушающая тишина. Только пришлый живописец, появившийся в монастыре больше месяца назад, терпеливо закрашивал ярким пурпуром выведенные углем языки адского костра. Вот и сейчас огонь был как настоящий, языки пламени плясали, как живые, обдавая жаром. Бернар уже не раз восхищался талантом художника. Ему даже захотелось сказать что-нибудь. Но, взглянув на суровое изуродованное лицо мужчины, не осмелился. Про живописца рассказывали всякое. Мол, за совращение дочки покровителя ему поставили на лицо позорное клеймо и кастрировали. И только вмешательство Этьена Марешаля спасло ему жизнь. Но Петр Достопочтенный на все эти россказни не обращал никакого внимания. Для него какие бы грехи ни совершил этот человек в своей прошлой жизни, он их с лихвой искупил своими страданиями. И Творец не мог дать Божественную искру такого таланта непоправимому грешнику.

Бернар стыдливо отвернулся и направился к восточному приделу. В крипте Св. Антуана склонил колени и стал усердно молиться. Аббат оказался прав. Св. Антуан направил мысли Бернара. Сердце санитарного брата затрепетало и, оборвавшись, упало в тот самый бурлящий поток под тропинкой, ведущей к истине. Санитарный брат распростерся ниц и смиренно попросил прощения за свою гордыню. Только сейчас все предстало перед ним в предельно четкой и откровенной ясности. Только сейчас он понял, что просто-напросто очень долго не желал видеть очевидного. Наверное, потому что эти люди были ему близки и дороги. Сморщенное лицо старой Бригитты появилось перед внутренним взором, и Бернару стало совсем уж плохо. Усилием воли он заставил себя подняться. Выхода не было, сейчас он стал солдатом истины и оружием ее возмездия. Он вернулся в лазарет и застал брата Иосифа, обтирающего холстом лицо одного из старцев.

– Мартин отлучился, – улыбаясь, объяснил хромоножка, – а я вот его заменяю.

– Нам надо поговорить, – четко сказал санитарный брат.

Монах как-то странно посмотрел на Бернара, спокойно положил холст рядом с лежанкой умирающего, не торопясь вытер руки и произнес:

– Поговорить, отчего же не поговорить, мой брат.

Они вышли. На улице Иосиф обернулся:

– Говори.

– Не я, а ты.

– А мне сказать нечего, – пожал плечами как-то сразу потускневший Иосиф.

– Не уверен, Иосиф, что случилось между тобой и Ожье?

– Что могло между нами случиться? – сделал непонимающий вид Иосиф.

– Это из-за Мартина?

Иосиф вздрогнул.

– Что тебе известно? – ощерился он.

– Что ты любишь моего ученика, и он скорее всего отвечает тебе взаимностью!

Хромоножка задрожал:

– Ты не смеешь!

– Еще как смею, – возразил ему Бернар, – я ведь давно замечал и ваши переглядывания, и ласковые прикосновения, и отлучки Мартина, и сколько раз ты засыпал во время утренней мессы. Просто закрывал глаза и отказывался видеть за этим нечто иное, нежели обычную дружбу.

– Ты осуждаешь нас?

– Я никого не осуждаю, брат мой, но ты не имел права забирать человеческую жизнь, – медленно произнес санитарный брат.

– Как ты догадался, Бернар, мне ведь почти удалось навести тебя на ложный след? – с внезапно проснувшимся любопытством спросил Иосиф.

– Св. Антуан направил мои мысли, и еще ты совершил одну ошибку.

– Какую, хотя в принципе сейчас не все ли равно, но все-таки какую?