Читать книгу "Короли Молдаванки - Ирина Лобусова"

Граф, собираясь произносить речь, отхлебнул глоток шампанского и… И вдруг переменился в лице. Вокруг наступила тишина. Графиня заглянула в бокал мужа. Оглушительный вопль взвился под потолок…

Схватив себя за нарумяненные щеки, графиня продолжала оглушительно визжать, а вокруг них тут же образовалась показательная пустота. Застыв, как истукан, граф все продолжал держать бокал в руке.

В бокале в дорогом шампанском плавал человеческий глаз. Это был самый настоящий человеческий глаз – мутноватый, голубой, с застывшим зрачком. Бросившись вперед, Володя тут же вырвал бокал из рук графа. А на лестнице уже раздавался топот – это в бальный зал поднималась полиция, которая, как всегда, спешила в самый последний момент.

Среди гостей началось движение к выходу. Граф пытался успокоить жену, обхватив ее за плечи. Графиня теперь рыдала, уткнувшись в шею мужа. Гости принялись разбегаться просто с неприличной скоростью. Вдруг громко заиграла музыка, но тут же смолкла. Перепуганные лакеи сбились в кучу и возбужденно перешептывались между собой. Володя всматривался в глаз, плавающий в бокале. С его губ сорвалось только одно слово:

– Людоед!

По инерции торжество еще некоторое время продолжалось. Но очень быстро оказалось скомканным, затухающим и постепенно сошло на нет. Никто не желал веселиться в доме, полном полиции. А человеческий глаз, найденный в бокале с шампанским, почему-то вызвал больший ужас, чем целый труп. А потому гости графа начали расходиться по домам, и через полтора часа в особняке уже никого не было.

Грановские уезжали одними из последних. Володя специально вышел на лестницу попрощаться с ними. Художник воспринял произошедшее с философским спокойствием, а Матильда, наоборот, была возбуждена, и даже сказала Володе, что это было хоть какое-то развлечение. Володя конечно же был категорически не согласен с такой формулировкой, но не стал об этом говорить вслух.

Дом обыскали сверху донизу. Особо допросили прислугу. Второй глаз (по всей видимости, парный к предыдущему) обнаружили в буфетной, в одном из наполненных бокалов. Эти бокалы стояли на серебряном подносе и были готовы к тому, чтобы их отнесли гостям. В ведре же со льдом, где стояли открытые бутылки с шампанским, были обнаружены два человеческих пальца. Они явно были мужские – большой и указательный. Выглядели ухоженными, и, по всей видимости, принадлежали человеку из общества, а не рабочему, занимающемуся тяжелым физическим трудом.

Часа через два появился Полипин. Его никто не приглашал на торжество, шампанского ему не досталось, а потому невыспавшийся следователь был зол. Он с раздражением допросил графа (после этого граф тут же отправился писать на него жалобу), но допрос не дал никакого толка.

Полипин пытался выяснить, кто из приглашенных гостей по каким-то причинам не пришел на торжество, однако определить это было невозможно: граф разослал такое количество приглашений, что сбился со счета и не мог сказать, кто пришел, а кто нет.

– Людоед – человек из общества, – шепнул Володя Полипину, – иначе как он пронес все это в дом? Его пригласили.

– Шоб ты был мне здоров! Чушь собачья! – ответил Полипин. – Ты только посмотри, какая армия прислуги! А многих наняли поденно, всего на один вечер. Так что проникнуть в дом, затесавшись в такую толпу, было легче легкого. Это мог сделать кто угодно. Спрятавшись среди прислуги, как раз легче было попасть внутрь дома.

– Но зачем? Зачем он это делает? – недоумевал Володя.

– Он с нами играет, это ясно, – говорил Полипин, – мстит нам за то, что мы про него забыли. Вот и решил устроить праздничный переполох. Ой, да яки бебехи мине за цей гембель, спрашивается? А я за это знаю?

– Да уж… – Володя фыркнул, – ждали налета – может, даже налета Японца, весь дом окружили фараонами, сверху донизу. А тут на тебе – глаз в шампанском. Еще тот налет!

– Правильно мыслишь, – кивнул Полипин. – Этот тип утер нос и криминальному миру – мол, у вас всех зубы обломились, а я вот! Вот он вам! Берите и кушайте с кашей! Сделал нас как два адиёта в четыре ряда!

В голосе Полипина даже прозвучало восхищение. Но Володя совершенно не восхищался. Убийца Людоед вызывал у него какое-то первобытное чувство ужаса, которое возникало из самой глубины и страшно ему не нравилось. Он прекрасно понимал, что Людоеда нужно ловить, и так же хорошо понимал, что в той обстановке, которая сложилась в городе, это будет тяжело.

– Безобразие! Позор! Да я вас под суд всех отдам! Под трибунал! Под расстрельную статью! Никогда еще Одесса не переживала такого позора! И кто виноват в том, что на меня обрушился такой позор? Вы мне ответите за это! Я вас всех отдам под суд, если в течение двух дней вы не сдадите мне Людоеда! Вы слышите – два дня! – В течение двух часов полицейское начальство, разъяренное, красное, сжав кулаки, орало на весь следственный отдел (в том числе и на Полипина с Володей), как на нашкодивших мальчишек. Начальство не стеснялось в выражениях, не считалось с заслугами и чинами и гремело так, что в окнах дрожали стекла, а с полки над камином упала бронзовая чернильница.

Бочаров был не виноват. Ему самому досталось от губернатора Сосновского и страшного начальства из Петербурга, по стечению обстоятельств оказавшегося на злополучном балу. И, вернувшись от губернатора в самом ужасающем состоянии, Бочаров принялся спускать шкуру со своих подчиненных. Ситуация его была хуже некуда: все знали, что Бочаров с семьей не сегодня-завтра покинет город, и по молчаливому согласию ему дадут это сделать. А теперь он рисковал своим отъездом в Париж, ведь за то, что произошло на балу, его могли и арестовать.

Конечно, подобное происшествие не было бы поводом для ареста, если бы все случившееся произошло не у графа Чарторыйского, а в другом доме. Но граф был слишком влиятелен в Одессе и в Петербурге, его состояние обладало таким весом, с которым следовало считаться при любой власти. А потому оскорбление графа не должно было остаться без последствий, ведь то, что это произошло на его дне рождения, граф воспринял как личное оскорбление.

– Два дня, чтобы выловить этого типа! – бушевал Бочаров. – Два дня, чтобы засадить его в тюрьму! Не ешьте, не спите, землю носом ройте, но чтобы этот тип сидел в кутузке у меня под замком! Где хотите ищите! Из-под земли достаньте! Перетрясите всю прислугу! Возьмите отряд солдат и оцепите всю Молдаванку! Но если через два дня этот Людоед не будет схвачен, вы все пойдете под трибунал!

Полипин лично взял отряд солдат и командовал облавой на Молдаванке, которая длилась почти всю ночь. Задержанных подвозили партиями, Володя допрашивал их по горячим следам, пока не стал валиться с ног.

Задержано было много воров, мошенников и всякой мелкой шушеры, не имеющей вообще никакого отношения к тому, что произошло в доме графа Чарторыйского. Тюремный замок на Люстдорфской дороге пополнился большим количеством заключенных. Но Людоеда среди них не было.

От бессонницы у Володи опухли глаза. Он давно уже забыл, на каком находится свете. Но все продолжал допрашивать и обыскивать, задавать каверзные вопросы, вглядываясь в тупые, перепуганные лица тех, кто чаще всего не мог связать и двух слов.