Читать книгу "Россия белая, Россия красная. 1903-1927 - Алексей Мишагин-Скрыдлов"

Иногда в злоключениях такого рода бывали и комичные моменты. Мой друг, по фамилии Милошевич, подвергся нападению грабителя зимней ночью. Сначала нападавший отобрал у него все деньги (а было их совсем немного), затем часы и, наконец, теплое пальто. Стоял страшный холод. Милошевич воззвал к совести грабителя, уговаривая его хотя бы отдать взамен свое, тонкое и плохенькое пальто. Грабитель великодушно согласился. Поскольку новое пальто совсем не грело, Милошевич бегом бросился домой. Вернувшись к себе, он рассказал жене о приключившейся неприятности и показал полученное при вынужденном обмене пальто. Они вместе стали осматривать его в надежде обнаружить хоть какие-нибудь следы, которые могли бы вывести на грабителя. И нашли в карманах банковские билеты и несколько украшений: несомненно, это была добыча от предыдущего ограбления.

Наконец, в 1926 году, в Киеве, куда я приехал с выступлениями, со мной приключилась жуткая история. Сейчас, когда прошло уже немало времени, та кошмарная ночь представляется мне скорее эпизодом из низкосортного детектива. И все равно, вспомнив этот случай, я вновь пережил испытанный мной тогда ужас с такой остротой, о которой даже не подозревал.

Чтобы были понятны обстоятельства дела, надо сказать, что Киев очень большой город, что в некоторых его районах жилищный вопрос стоял далеко не так остро, как в Ленинграде, и, наконец, что законы гостеприимства в советской России, вследствие небезопасности передвижения по улицам, стали очень свободными.

Вечер. У меня между двумя концертами образовался свободный день, которым я воспользовался, чтобы самому сходить в театр. После спектакля я выхожу на улицу в час ночи. Идет дождь. Неподалеку от театра, из которого я вышел, замечаю прилично одетую плачущую девушку. Подхожу:

– Товарищ, вам помочь?

– Товарищ, – отвечает она мне, – я не знаю, как мне быть. Я хотела вернуться домой, но боюсь идти одна. На улицах в этот час небезопасно, а живу я далеко.

Я понимаю причину ее страхов. Извозчика, как я знаю, найти невозможно. Предлагаю девушке проводить ее. Она внимательно рассматривает меня, словно пытаясь понять, с кем имеет дело, потом принимает мое предложение, уверяя в своей признательности. Мы долго идем. Не сожалея о своей галантности, я все-таки мысленно отмечаю, что мы направляемся в отдаленный район города. Раньше там жила городская аристократия. Вот, наконец, и дом ее отца.

– Товарищ, – обращается ко мне девушка, – зайдите, прошу вас. Мой отец будет счастлив лично поблагодарить вас.

Вхожу. Едва узнав о причине моего появления, отец рассыпается в благодарностях. Мы представляемся друг другу. Его фамилия Сиренко. Он человек скромного происхождения, но манеры его великолепны; он настаивает на том, чтобы я остался разделить с ними ужин.

– Я не хочу, – говорит он затем, – подвергать вас тем же опасностям, от которых вы избавили мою дочь. Вам предстоит очень долгий путь, а время позднее. Сейчас появилось столько грабителей. У нас есть комната для гостей. Окажите мне честь, заночевав в ней.

Устав и опасаясь встреч с бандитами, я принимаю предложение. В доме нет электричества, и, чтобы проводить меня в комнату, Сиренко берет свечу.

– У вас есть спички? – спрашивает он меня.

Я протягиваю ему коробок, который, как и все в России, где лестницы редко бывают освещены, всегда ношу с собой. Сиренко зажигает свечу и провожает меня в отведенную мне комнату. Он открывает дверь, протягивает мне свечу и с порога, вместе с дочерью, желает мне спокойной ночи. Я вхожу, и дверь за мной закрывается.

Осматриваю комнату. Она вполне приличная. Открываю окно, выглядываю на улицу; передо мной неподвижные верхушки стоящих на некотором расстоянии от дома деревьев, отбрасывающие тени в лунном свете. А я полагал, что поднялся всего на один этаж. Очевидно, дом стоит на склоне спускающегося террасами холма; наверняка в доме есть и третий, и четвертый этажи. Такая планировка характерна для киевских предместий. Высовываюсь больше и действительно вижу внизу небольшой овраг.

Ложусь. Я снял только пиджак и ботинки. Уже собираясь гасить свечу, я замечаю, что хозяин не вернул мне коробок спичек. Позвать его, потому что спички мне могут понадобиться? Это неудобно: Сиренко и его дочь, должно быть, уже разделись. Я остаюсь лежать при горящей свече. Она сгорела на три четверти и сама погаснет, когда я засну.

Не спится. Чужая кровать, незнакомый дом… Я встаю, обхожу комнату. Вдруг мне в голову приходит мысль нажать на ручку двери… Что такое?.. Дверь не открывается, она заперта снаружи. Меня охватывает тревога. Ловушки нередко начинаются с этого, а заканчиваются убийством. Все мое сегодняшнее приключение представляется мне сейчас очень странным: одинокая девушка на киевской улице, долгий путь, стоящий в стороне дом, запертая дверь…

Может быть, я ошибаюсь? Возможно, хозяева сами боятся полностью доверять незнакомому человеку и заперли меня для своей безопасности? Огонек свечи поднимается: вот она догорает, и теперь остался лишь фитиль в лужице воска на блюдце. Сейчас и он погаснет… Что делать? Позвать Сиренко и попросить новую свечу? Но если у него в отношении меня дурные намерения, то он осуществит их не откладывая. Позвать на помощь? Хозяин дома услышит мои крики первым.

В этот момент огонь, дрогнув, гаснет. Я оказываюсь в темноте. Постепенно мои глаза привыкают к ней. К счастью, она не полная: лунный свет очерчивает контуры предметов мебели. Я пытаюсь взять себя в руки. Что делать? Выломать дверь? Безумие. Возвращаюсь к окну. До земли метров пятнадцать, если не больше. На стене никакого выступа. Прыгать? Рисковать сломать ногу и остаться беспомощным в этом глухом уголке? Тоже безумие. Нет, надо оставаться в комнате и дожидаться рассвета, прислушиваясь к каждому шороху и держась начеку. К сожалению, при мне нет никакого оружия.

Но хотя бы в этой комнате я один? Здесь точно никого больше нет? На цыпочках, на ощупь, стараясь ни на что не натолкнуться, я обшариваю самые темные места, занавески. Присев на корточки, просовываю руку под кровать… Ай! Я вздрагиваю и отпрыгиваю назад: там лежит человек.

Некоторое время я выжидаю, все органы чувств у меня напряжены. Я одновременно страшусь приступа (как вы помните, у меня больное сердце), боюсь, что человек вылезет из своего укрытия, и опасаюсь, что он там останется… Наконец, не в силах дольше сдерживаться, говорю ему тихим голосом, чтобы не встревожить остальных:

– Вылезайте! Вылезайте же!..

Человек не шевелится. Я приближаюсь к кровати, пинаю его ногой – никакой реакции; я наклоняюсь, хватаю его за одежду и вытаскиваю. Он никак не реагирует. Наклоняюсь и вижу: он мертв.

Слабый свет не позволяет мне определить, отчего умер этот человек. Обнаружение трупа ничего не объясняет, не решает ситуацию, в которой я оказался, не снимает моего страха перед хозяевами. Я думаю, что они явятся, считая, что я сплю и поэтому нахожусь в их власти… И вдруг меня осеняет. Придуманная мной хитрость мрачна и отвратительна, но выбирать не приходится!

Я снимаю с мертвеца пиджак и надеваю на себя, а на него натягиваю свой. Содержимое карманов я оставил в неприкосновенности, поскольку хозяева наверняка интересуются именно им. В карманы брюк мертвого я перекладываю мелочь, взятую из своих карманов. Затем поднимаю тело и укладываю на кровать в позе спящего. После чего забираюсь под кровать и замираю, как покойник.