Читать книгу "Космонавт №34. От лучины до пришельцев - Георгий Гречко"

Руководители полетом считали меня нарушителем дисциплины, «сумасшедшим ученым». Но для занятий наукой я выбирал «свободное» время, то есть выкраивал его за счет еды и сна. У нас там было трехразовое питание, восьмичасовой сон, но я никогда не спал восемь часов и не питался три раза.

Или чего там два часа заниматься физкультурой – на Земле врачи приведут в порядок. Лучше сделаю лишний эксперимент. За это меня ругали, дескать, мог бы сорваться и не выполнить программу. А я не мог отложить исследования! У меня есть железное правило: «Надо сделать – делай сейчас!» Откладывать на следующий раз нельзя. На это существует другое правило, в справедливости которого я сто раз убеждался: «Следующего раза не бывает!»

Ради науки я шел на хитрость. В частности, наблюдал серебристые облака ночью, а в дневнике записывал, что делал это в дневное время. Думал, что меня не поймают. Но в Центре управления все быстро поняли и запретили Савченко выходить на связь. Сказали ему, что я нарушаю режим работы и отдыха космонавта, что мне уже женские голоса слышатся… В общем, досталось ему из-за меня.

А у меня каждый день скапливались новые данные, никому не известные, и их становилось все больше. Я кипел, кипел и однажды на последнем сеансе – он обычно был «пустой» и мы его называли «Спокойной ночи, крепыши!» – категорически заявил, что прекращу полет, если врачи не вернут Савченко… Видимо, это прозвучало убедительно. На следующий день он вновь был в ЦУПе. А через десять лет мы вместе со Станиславом Андреевичем работали над научной программой моего полета на станции Салют-7.

Однажды я передавал в ЦУП данные по дополнительному наблюдению за звездами. Их следовало передать Савченко. А тут захотелось пошутить и, когда офицер связи спросил, кому передать эти данные, я сказал: «Передайте моей жене!» Когда на Земле я встретился с женой – оказалось, что они действительно передали ей эти данные. И она, конечно, удивилась и ничего не поняла в лямбдах и зетах, предназначенных для Савченко.

Глава 6. Космонавты живут на Земле

Астрофизика или структура атмосферы

У меня всегда была тяга к экспериментам на Земле и в Космосе. Больше всего я любил астрофизику. Еще перед первым полетом я даже встретился с выдающимся астрофизиком – энциклопедистом И. С. Шкловским. Я самонадеянно спросил его, какой эксперимент мне нужно провести в космосе, чтобы внести решающий вклад в одну из самых современных проблем астрофизики. Его ответ «Не знаю» потряс меня.

Как это Вы(!!!) – и не знаете. – «Никто не знает, – уточнил Шкловский. – Все заняты, дружно работают над последними проблемами. И вдруг кто-то проводит неожиданный эксперимент, выдвигает еще более „сумасшедшую“ гипотезу. И все устремляются в эту нишу, предсказать которую заранее невозможно!»

Я уходил из его квартиры ошеломленный. Не мог даже попасть рукой в рукав пальто. А когда сам Шкловский попытался подать мне пальто, я начал отнимать пальто, а потом даже вырывать из его рук. Он улыбнулся и вежливо дал мне жизненный урок: «Это в данном случае неважно, что вы кандидат наук, а я членкор. Вы мой гость, и я, как хозяин, подаю пальто уходящему гостю».

Тогда я сам еще в космосе не был. Искал интересные научные проблемы в отчетах летчиков-космонавтов, т. е. у слетавших космонавтов. Просмотрел отчеты и задумался. У одного написано, что звезды в космосе не мерцают, а у другого, что мерцают и не только звезды, но даже Луна (?). Как это может быть? Кто из них прав? Человек я любознательный и упорный, поэтому поставил этот «детский вопрос» перед собой в первом же полете.

Оказалось, что когда свет от звезды приходит сквозь атмосферу у горизонта, то звезда «мерцает» (ее яркость то меньше, то больше). А непосредственно перед заходом даже «мигает» (то гаснет, то загорается). Более того, по диску Луны бегут темные полосы, а сами диски Луны и Солнца становятся по бокам щербатыми, ступенчатыми. И, наконец, щербинки слева и справа «удлиняются» навстречу друг друга, пока не сольются и не «разорвут» диск на две, а то и три части. Конечно сами по себе звезды не «мигают», а диски светил не «рвутся». Это атмосфера Земли так меняет их изображение. Поэтому когда звезда наблюдается высоко над горизонтом, над атмосферой, то они, конечно не мигают. Так что были правы оба летчика-космонавта.

А дальше пошло-поехало. Тут же захотелось получить уже не только качественные, но и количественные характеристики мерцаний и искажений. Ведь еще Д. Менделеев учил, что наука начинается с измерений. Применили для этого на «Салюте-6» фотометр чехословацкого производства. Но захотелось больше диаметр объектива, больше быстродействия. Совместно с А. С. Гурвичем (ИФА), С. А. Савченко (Энергия), В. А. Веселовым, А. С. Массарским и Я. П. Подвязным (Военмех) спроектировали, сконструировали, испытали прибор. И отправили на работу, на орбитальную станцию «Мир» уже свой фотометр.

Тем самым мы получили возможность решать обратную задачу, т. е. по мерцаниям определять тонкую структуру атмосферы. А в XXI веке подобные исследования продолжают проводить в разных странах, на разной аппаратуре с разными длинами электромагнитных волн. Вот куда иногда заводят в науке простой «детский вопрос», мерцают ли звезды в космосе.

Но все это было уже после того, как наша лаборатория «Космических методов» в Институте физики атмосферы АН СССР получила международное признание.

Академик А. М. Обухов

В «Институт физики атмосферы» я пришел работать в 1984 году.

С большой благодарностью вспоминаю академика Александра Михайловича Обухова – создателя и директора этого творческого института. Это был не самый большой институт, не самый роскошный, но один из самых известных в мире. Он стоял на очень хорошей теоретической основе. Результаты исследований были убедительно обоснованы, математически строго доказаны, все возможные отклонения были просчитаны.

Все это было заложено, построено и развито Академиком А. М. Обуховым. Очень глубоким ученым, разносторонним человеком и воспитателем. Создать коллектив из разных людей, (а ученые – это очень трудные люди), да еще способный на хорошую работу, – это не просто. Не каждому это под силу.

Стиль, которого придерживался А. М. Обухов, был основательным. Это была Школа, и мне нравилось работать в такой Школе рядом с его учениками А. С. Гурвичем, С. В. Соколовским, М. Е. Горбуновым и др.

А. М. Обухов был строг, резок в оценках, но иначе не справишься с коллективом, иначе не создашь свою Школу. Мы с робостью входили в его кабинет, потому что не знали заранее, то ли он нас похвалит за достижения, то ли будет ругать за промахи. Но независимо от того, хвалил или ругал, это всегда было конструктивно, результативно и очень полезно для работы.

Сейчас принято все делать на компьютере. Академик Обухов работал без компьютера глубже и дальше – «на кончике пера».

У А. М. Обухова было замечательно организовано планирование, хотя в науке – это, конечно, миф. Как в фильме «Девять дней одного года» планировали открыть в квартал одну новую частицу. Но у нас в стране было действительно что-то, в этом духе – планы требовали, за их невыполнение лишали коллектив премий, уменьшали ассигнования. Обуховым эта задача была решена очень просто. Он всегда планировал только то, что в Институте уже было сделано. Поэтому не было случая, чтобы мы не выполнили план. Это был способ бороться с бюрократией, чтобы бюрократия не мешала, а тоже встала на службу научной мысли.