Читать книгу "Обратная сила. Том 2. 1965 - 1982 - Александра Маринина"

За спиной скрипнула дверь, он обернулся и увидел жену.

– Алла с Андреем останутся здесь, – сказала Людмила Анатольевна, – так что если ты устал, мы можем уезжать, ждать никого не нужно.

– А ты? – спросил Орлов. – Готова ехать? Или хочешь еще повеселиться? Вы там так хорошо танцуете, жалко разбивать компанию.

– Да ну, Санечка, все уже такие пьяные, что никакого удовольствия… Пойдем в дом, попрощаемся и будем собираться.

Макс Рустамов горячо убеждал их остаться до утра, обещая шашлыки на настоящем мангале и какие-то «сказочные баклажаны», которые ему прислали из Баку и которые он сам замариновал, но поздно, и они еще не успели пропитаться и дойти до кондиции, а к полудню станут «в самый раз». Но Александру Ивановичу казалось почему-то, что причина, по которой хозяин дачи хотел бы их задержать, кроется в чем-то другом. Однако Орлов был так ошеломлен внезапно накрывшей его мыслью, что не мог сосредоточиться и хотел только одного: скорее сесть в машину и уехать, оказаться дома, раздеться, лечь в постель и закрыть глаза.

Глава 4

1982 год, сентябрь

Физиономия государственных преступлений нередко весьма изменчива. То, что вчера считалось государственным преступлением, сегодня или завтра становится высокочтимым подвигом гражданской доблести. Государственное преступление нередко – только разновременно высказанное учение преждевременно провозглашенного преобразования, проповедь того, что еще недавно созрело и для чего еще не наступило время.

Из защитительной речи П. А. Александрова на судебном процессе по делу Веры Засулич

Едва ли когда-либо доселе была такая супружеская чета, которая и соединилась при обоюдной невинности, и осталась непорочной до гроба.

Из защитительной речи С. А. Андреевского на судебном процессе по делу Андреева

Звонку бывшего однокурсника Петра Щепкина следователь Борис Орлов очень удивился: Петр после окончания юрфака оказался (не без помощи влиятельных родителей, разумеется) в 5-м управлении КГБ, на встречи группы, устраиваемые регулярно, не приходил и считался «отрезанным ломтем».

– Пивка попьем? – предложил Щепкин как ни в чем не бывало, словно они до сих пор продолжали учиться в одной группе и в последний раз виделись только вчера.

– Ну, давай, – растерянно согласился Борис, не очень хорошо понимая, что может сулить ему такая встреча.

Договорились пересечься в восемь вечера в пивном баре на Садовом кольце. Взяли по две кружки пива и тарелку горячих вареных креветок, встали за круглый стол, завели разговор об одногруппниках: кто где работает, как живет, кто на ком женился. За этим же столом двое мужчин, явно разбавлявших пиво водкой, громко спорили о тбилисском «Динамо», завоевавшем в прошлом году европейский Кубок обладателей кубков, и о том, какую позицию в турнирной таблице занял бы «Пахтакор», если бы вся команда не погибла в 1979 году в авиационной катастрофе.

В помещении было дымно, шумно и душно, и Борис никак не мог взять в толк, зачем Петька Щепкин вытащил его сюда. Наконец Петр отставил кружку и сказал:

– Пойдем пройдемся.

Они молча прошли метров триста, прежде чем Щепкин заговорил.

– Борь, не хочу лезть не в свое дело, но по-дружески…

Он снова замолчал. Борис с тревогой посмотрел на него.

– Да что случилось-то? У меня что, на службе проблемы? Собираешься предупредить, что я не на того человека дело возбудил?

– Дома у тебя проблемы, а не на службе.

«Да ну, ерунда какая, – с облегчением подумал Борис. – Что может быть у меня дома? Отец – адвокат, мама – доцент, никто не ворует и взяток не берет. Танька? Но мы еще не женаты, хотя и собираемся. Она живет со своей матерью и никак не может считаться пока членом моей семьи. Ошибка вышла».

– Ты ничего не перепутал? – весело спросил он. – Может, у какого-то другого Орлова проблемы дома? Фамилия распространенная, нас, Орловых, сотни тысяч по всей стране.

– Не перепутал, – ответил Щепкин очень серьезно. – Имя режиссера Хвыли тебе что-нибудь говорит? Андрей Викторович Хвыля. И его жена, актриса Алла Горлицына.

– Ну да, родители с ними дружат.

– Родители с ними или твоя мать с Хвылей, а отец – с Горлицыной?

Борис остановился как вкопанный.

– Что ты хочешь сказать? Что…

– Именно это и хочу. И, считай, уже сказал. Это дело сугубо семейное, нашу контору интересует, как ты понимаешь, моральный облик только тех, кто выезжает за рубеж, и я никогда не стал бы тебе звонить, если бы не одно «но».

– Продолжай.

– Хвыля крутится в компании диссидентов. И твою мать туда привлек. Ты об этом знал?

– Нет, конечно… Ты не ошибаешься? Это точно известно? Да нет, невозможно… Поверить не могу… Отец с мамой всегда были такими дружными, всегда вместе… Мы в одной квартире живем, я бы заметил… Бред какой-то! Не верю!

– Станиславский ты наш, – усмехнулся Петр. – Что ты вообще можешь заметить? Ты или на службе пропадаешь, или с Татьяной Потаповой время проводишь, домой приходишь только переночевать, и то не всегда. Думаешь, я не знаю, что когда Вера Леонидовна в командировках, ты ночуешь у Потаповых?

Все-то он знает… Недреманное око «старшего брата». Борис поежился. Сентябрьский вечер был по-летнему теплым, но Орлову стало холодно.

– Вы что, и меня проверяли?

– Ну а как же! – теперь Щепкин говорил почти весело. – Обязательно. Я не позвонил бы тебе, если бы получил информацию о том, что твоя мать и тебя вовлекла в это безобразие. Борь, мы с тобой никогда особо близко не дружили, но я всегда знал, что ты хороший честный парень, поэтому и решил тебя предупредить. Знаешь, как говорят? «Предупрежден – значит вооружен».

– О чем предупредить? О том, что вы собираетесь арестовать мою мать? Или отца тоже?

– Ну зачем ты так… Просто предупредить. Проинформировать по-дружески. Никто никого арестовывать не собирается, критика советской власти не является преступлением, уж кому, как не тебе, знать наш уголовный кодекс. Распространять клевету, порочащую советский общественный и государственный строй, это да, это преступление, а просто критиковать – да ради бога. Но ты сам понимаешь, что ничто не стоит на месте, все развивается. Сегодня это просто кухонные тихие разговоры, а завтра в ход пойдут листовки, потом самиздат, интервью западным радиостанциям. Вот это уже будет серьезно. Поэтому, если ты сможешь оторвать свою мать от этого режиссера, она тебе потом только «спасибо» скажет.

– И как я, по-твоему, должен ее отрывать? – криво улыбнулся Борис. – Сказать ей: «Мама, Андрей Викторович – плохой мальчик, не водись с ним, иначе будет ай-яй-яй»? Или как?

Петр неодобрительно покачал головой.

– Все шутишь? Поговори с отцом. Открой ему глаза. Мне кажется, он должен все это знать.