Читать книгу "Сердцеедка - Софи Кинселла"

Он умолк и слегка покраснел.

– Как собирался, начать с чистого листа?

– Именно.

Оливер тактично кашлянул.

– Ричард, не хочешь ли ты мне о чем-нибудь рассказать – как своему юристу?

– Да вроде нет.

– Ты ведь сказал бы мне, если бы… что-нибудь такое было?

– Само собой.

На губах Ричарда играла легкая улыбка. Оливер строго посмотрел на него.

– Заметь, я не имею в виду факс из Лас-Вегаса: «Знаешь, нас тут оженили».

Ричард расхохотался.

– Оливер, за кого ты меня принимаешь?

– За порядочного человека и хорошего друга. – Оливер в упор смотрел на Ричарда. – А еще – за человека, которому может понадобиться защита.

– От кого, позволь спросить?

– От тебя самого. От собственной щедрости.

– Оливер, что ты говоришь?

– Я ничего не говорю. Только пообещай, что не женишься, не сообщив сначала мне. Прошу тебя.

– Честное слово, Оливер, мне бы это и в голову не пришло. И кто сказал, что я вообще собираюсь жениться?

Оливер насмешливо улыбнулся.

– Ты серьезно меня спрашиваешь? Могу пре доставить тебе целый список, если угодно. Первым в списке будет стоять имя моей жены.

– Лучше не надо! – хмыкнул Ричард. – На самом деле меня совершенно не волнует, кто, что обо мне говорит. Пусть болтают, если им нравится.

– А раньше тебя это волновало?

Ричард задумался.

– Пожалуй, нет. Зато Эмили страшно беспокоилась о таких вещах. А я, естественно, беспокоился за нее.

– Н-да, могу себе представить. А ты действительно изменился, знаешь?

– Разве? – с невинным видом спросил Ричард.

– Не прикидывайся! – Оливер помолчал. – Серьезно, я рад, что у тебя все так хорошо складывается. Ты это заслужил.

– Не уверен. Но все равно спасибо.

Взгляды мужчин встретились.

Через несколько мгновений Ричард отвел глаза.

– И спасибо, что нашел время встретиться со мной в субботу. Да еще и в день, когда разыгрывается Кубок клуба!

– Мне нетрудно. – Оливер откинулся на спинку кресла. – Я начинаю только в двенадцать. А ты?

– В половине первого. Еще успею размяться. Будет очень кстати, я этим летом совсем забросил тренировки.

– Знаю, – ответил Оливер. – Я же сказал – ты изменился.

В одиннадцать утра Филиппа, наконец, была готова к выходу. Она взглянула в зеркало – напоследок поправить волосы.

– Пошли, – торопил ее Ламберт. – Не забывай, я начинаю в час.

– Времени достаточно, – монотонно ответила Филиппа.

Не глядя на Ламберта, она пошла за ним вниз по лестнице.

Садясь с ним в машину, она в который раз спрашивала себя: как это получилось? Почему она снова позволила ему войти в свою жизнь – без возражений, даже без единого вопроса? Он появился через три дня после ссоры, с бутылкой вина и цветами.

– Тебе! – бесцеремонно объявил Ламберт, стоя на пороге гостиной.

Филиппа, вздрогнув, оторвала взгляд от телевизора. Она была уверена, что больше никогда Ламберта не увидит. Даже подумывала сменить замки, но узнала, сколько это стоит, и решила потратить деньги на ящик «Бейлиз». Когда Ламберт возник на пороге, она как раз открывала четвертую бутылку.

Должно быть, алкоголь затуманил ей разум. Глядя, как он стоит в дверях, не издеваясь над ней, но и не особо раскаиваясь, она вдруг поняла, что ровным счетом ничего не чувствует. Филиппа старалась вызвать в себе злость и ненависть, которые, по идее, должны были гореть ярким пламенем, придумывала, что бы ему сказать пообиднее, – а в голову приходило только:

«Ах ты, по донок».

Это она и сказала, но таким бесцветным голосом, что лучше бы не трудилась.

Ламберт сунул ей цветы, а она посмотрела на них и подумала: довольно симпатичные. Потом он открыл бутылку и налил ей бокал вина, и Филиппа выпила, хотя ей и так уж было нехорошо.

Как будто ничего не случилось. Как будто она не угрожала уйти от него, а он и пальцем ее не тронул. Не было криков и слез. Ламберт не вспоминал о скандале; молчала и она. Когда она раскрывала рот, собираясь заговорить об этом, ей становилось дурно, сердце давало сбой, и казалось, что проще помалкивать. Проходили дни, случившееся поблекло, отодвинулось в прошлое, и Филиппа уже совсем не была уверена, что справится с таким разговором.

И все-таки в глубине души ей хотелось еще раз наорать на Ламберта. Взвинтить себя до истерики и визжать, пока он не рухнет под грузом вины. Хотелось вновь пережить ту нее сцену, только героиней, победительницей. А еще хотелось собраться с духом и рассказать всему миру, что у них произошло.

Никто ведь ничего не знал: ни Флер, ни отец, ни приятельницы. Она пережила самый страшный кризис в своей жизни, а никто и не догадывается! Флер даже не перезвонила. Две недели прошло, а от нее ни слуху ни духу.

Злые слезы навернулись на глаза. Филиппа выглянула в окно машины. Поначалу она все время названивала в «Клены» – ужасно тянуло поговорить с Флер, попросить совета и помощи. А потом Ламберт вернулся, они вроде как помирились, и Филиппе уже хотелось поделиться с Флер не ради ее совета, а просто, чтобы насладиться потрясенной реакцией. Всякий раз, как звонил телефон, Филиппа с надеждой бросалась к аппарату, но звонка от Флер все не было, и, в конце концов, Филиппа перестала ждать. Может, Флер просто не любит разговаривать по телефону, уговаривала себя Филиппа. А может, ей не передали. Может, она и перезвонила, а телефон как раз был занят.

Сегодня все по-другому, сегодня им не нужны никакие телефоны. Она отведет Флер в сторонку и все-все ей расскажет. От одной мысли об этом Филиппу пробирала восторженная дрожь. Она расскажет Флер мельчайшие подробности, и Флер ужаснется, как это Филиппа пережила такой кошмар в полном одиночестве.

«Мне не с кем было посоветоваться, – скажет она Флер обыденным тоном. – Ты не перезвонила… – Пожатие плеч. – Я была в отчаянии. Конечно, я стала искать утешения в бутылке».

«Ах, дорогая, мне так стыдно!».

Флер с моль бой возьмет ее за руки, а Филиппа только вновь пожмет плечами.

«Все уже в прошлом, – скажет она беспечно. – Хотя было тяжело, черт возьми!».

– Что? – спросил вдруг Ламберт. – Ты ко мне обращаешься?

– Ох! – У Филиппы заалели щеки. – Нет-нет, не к тебе.

– Сама с собой разговариваешь, – отметил Ламберт. – Неудивительно, что тебя считают психопаткой.

– И вовсе меня не считают психопаткой! – вскинулась Филиппа.