Читать книгу "Разминка перед боем - Александр Харников"

А вот главный британский шпион знал немало. С ним Шумилину удалось установить контакт. Правда, не стоило обольщаться – британская разведка состояла из настоящих мастеров своего дела, и даже с вроде бы «раскаявшимися» агентами надо было держать ухо востро.

А потому во время задушевных бесед Шумилин всегда держал под рукой электрошокер, а у входа в комнату, где обычно происходили эти беседы-допросы, лежал зубастый Сникерс, не сводивший глаз с чужого человека. Британец, оценивший рост и плотность ротвейлера, а главное, размер его клыков, видимо, сделал соответствующие выводы, и вел себя с Шумилиным подчеркнуто вежливо.

Мистер Скотт успел переварить информацию о будущем, которую сообщил ему этот человек, и больше не терял самообладания. Его интересовала история Британии и судьба ее колоний. Шумилин рассказал ему – разумеется, в том объеме, который посчитал необходимым, что собой представляла Британия в XXI веке. Мистер Скотт задумался, а потом заявил, что он, несмотря ни на что, продолжает гордиться той империей, которую построили его потомки, и ни о чем не жалеет.

– Мистер Шумилин, – сказал он, – ведь все империи рано или поздно умирают. Это закон развития как человека, так и империи. Рождение – детство – юность – расцвет – зрелость – старость – смерть. Моим соотечественникам нечего стыдиться – Британия была самым могучим государством мира. А ее старость… Так ведь старость всегда связана с болезнями и страданиями.

– Мистер Скотт, – ответил Шумилин, – Британская империя одряхлела, в этом вы правы. И действительно, у нее великое прошлое. Но…

Умереть ведь тоже можно по-разному. Можно в бою, как положено настоящему мужчине. Можно в кругу родных и близких, с чувством того, что жизнь прожита не зря. А можно умереть под забором, никому не нужной развалиной, у которой более молодые и энергичные бродяги предварительно вывернут карманы и заберут последний пенни.

То, что сейчас происходит с Британией, напоминает смерть под забором. Страну наводнили те, кто в ваше время, мистер Скотт, боялся бросить косой взгляд на своего сагиба. Они чувствуют себя хозяевами и диктуют правила поведения британцам. А те хотя и ворчат, но подчиняются этим наглым незваным гостям и боятся им сказать слово против. Британия медленно, но верно превращается в колонию.

Мистер Скотт, которому Шумилин показал несколько сюжетов из жизни Британии XXI века, лишь мрачно кивнул. Его шокировало зверское убийство в Вулидже – районе Южного Лондона – английского солдата двумя чернокожими исламистами и победное ночное шествие «мусульманских патрулей» по улицам британской столицы.

– Это, между прочим, – сказал Шумилин, – изнанка той безудержной колонизации, которая началась в XIX веке. Вы задумайтесь над тем, что написано в Библии:

Что пользы человеку от всех его трудов, над чем он трудится под солнцем?

Род уходит, и род приходит, а Земля остается навек.

Восходит солнце, и заходит солнце, и на место свое поспешает:

Чтобы там опять взойти;

Бежит на юг и кружит на север, кружит, кружит на бегу своем ветер…

– …И на круги свои возвращается ветер; – подхватил мистер Скотт, -

Бегут все реки в море, – а море не переполнится:

К месту, куда реки бегут, —

Туда они продолжают бежать…

– Да, я часто вспоминаю Книгу Экклезиаста, задумчиво промолвил британец. – Но скажите вы мне, господин из будущего, зачем вы пришли в наш мир? Ведь вы вмешиваетесь в Божье предначертание. Неужели вы чувствуете себя превыше Бога?

Шумилин улыбнулся.

– Мистер Скотт, – ответил он, – а вы не допускаете, что наше появление в этом мире не могло произойти без Промысла Господнего?

– Значит, так тому и быть, – печально сказал британец.

Бывший опер не занимался только одними душеспасительными беседами с английским разведчиком. Вечерами он рылся в памяти своего ноутбука, перечитывал записанные на диск книги по истории российско-британских отношений и делал выписки. Потом он, словно полководец над картой, склонялся над расчерченной на большом листе схемой, испещренной именами, фамилиями и датами. Соединяя их стрелочками, он пытался понять, что связывает ту или иную историческую личность друг с другом и каковы их взаимоотношения. Постепенно вырисовывалась гигантская паутина, опутавшая Российскую империю.

«Бедный, бедный Николай Павлович, – думал Шумилин, начиная понимать и оценивать масштабы творимого в стране беспредела. – Тут и врагов не надо, свои доведут до цугундера.

Может быть, это мы зря взяли так сразу в карьер? Врагов у императора – ну и у нас, естественно – появилось столько, что теперь надо глядеть в оба – как бы не произошло то, что случилось с батюшкой Николая Павловича в одну холодную мартовскую ночь 1801 года. Тем более что и противник все тот же – британцы, мать их…»

Шумилин вздохнул. Но с другой стороны, как в народе говорится, взялся за гуж, не говори, что не дюж. Придется доводить дело до конца. А для этого нужно будет найти среди людей XIX века надежных помощников.

Взять, к примеру, того же ротмистра Соколова. Ясная голова, светлый ум, храбр, физически неплохо подготовлен. Или того же казачка, Никифора Волкова – сообразителен, храбр, умеет вести себя в экстремальных ситуациях.

«Плохо то, – подумал Шумилин, – что те, кто может принимать важные решения – царь, Бенкендорф, цесаревич – люди с рыцарскими понятиями о чести. А вот их противники как раз подобными достоинствами не обладают. Посему состязаться с ними – дело заведомо проигрышное.

Надо вспомнить о так часто приписываемом нам “византийском коварстве”, о том, что “с волками жить – по-волчьи выть”. И на удар отвечать ударом. Только вот не согласятся с моими рассуждениями наши предки. Как же быть…»

Шумилин вздохнул. Верный Сникерс, дремавший на коврике у стены, услышав этот вздох, встрепенулся и, открыв глаза, понимающе посмотрел на него.

Александр свернул в трубку ватман со своей каббалистической схемой и, достав из письменного стола рабочую тетрадь, стал по старой памяти накидывать план действий.

* * *

Из усадьбы Сергеева Шумилин снова отправился в Петербург. Он решил попросить у императора аудиенцию, чтобы обсудить с ним насущные вопросы. И самый главный из них на Руси «Что делать?». Насчет того, «кто виноват», он уже не раз говорил Николаю. Но тот, в душе соглашаясь со своим советником из будущего, колебался, опасаясь принимать кардинальные решения. Император считал, что основа его царствования – консерватизм, и все попытки что-либо решительно изменить откладываются «до лучших времен».

К тому же Шумилин знал, как тяжело Николай воспринимает чужие предложения. Император считал, что его мнение – единственно верное, и все должны или принять его как руководство к действию, или катиться ко всем чертям.

Конечно, после посещения будущего, знакомства с историей его царствования и последующих за ними событий, самомнение Николая было несколько поколеблено. Он стал прислушиваться к тому, что говорили ему новые знакомые. Но все же человеку, привыкшему повелевать, было очень трудно избавиться от своих привычек.