Читать книгу "Железные волки. Небо славян - Александр Кудрявцев"

– Всегда думал, зачем человеку…

– Я спою тебе одну из лучших песен, которые знаю, – перебил его скальд.

Гуннлауг кивнул и похлопал стальным клинком плашмя по ладони.

– Значит, договорились.

Браги показал глазами на оружие в руке посла:

– Этот меч не имеет цены. Когда-то его выковали гномы и отдали людям, чтобы те защитили свой мир от ледяных великанов. Считается, что он зачарован в крови дракона Фафнира самим Сигурдом, моим предком, убившим змея в бою. Его имя – Мститель. О том, почему его назвали именно так, сложена песня.

– Пой, – приказал Гуннлауг, садясь на стул рядом со скальдом и не выпуская меч из рук.

Браги набрал в хрипящие легкие воздуха. Его лицо исказила странная гримаса. Надтреснутый голос затянул древние строки. Ратмир вздрогнул, увидев, что разом погасли огоньки лучин по углам. Но упоенный собственным величием Гуннлауг слушал старинную песню о зачарованном клинке, которую пел для него лучший скальд севера Браги Сигурдсон.

Сокрушитель Скальдов выводил слова баллады о том, как молодой безродный воин Хавбор искал убийцу своего отца. В преступлении признался могущественный конунг севера, обладавший великим войском, и с насмешкой спросил, что теперь может сделать Хавбор. Тогда юноша, у которого не было родни, обратился за помощью к своему мечу, ибо у него «не было родни другой». И меч ответил согласием, и, когда Хавбор пришел мстить, клинок разил врагов, рубя их кости, будто щепки. Меч пил кровь, как усталый конь пьет воду, и уже не мог остановиться перед женщинами и детьми. А когда Хавбор решил, что пора бы клинку лечь в ножны, тот ответил:

Было мне хорошо, мечу.

Теперь я крови твоей хочу!

Последние строки Браги проревел так, что на его шее вздулись толстые жилы. На стенах вспыхнули и погасли факелы. Гуннлауг вскочил с места, с ужасом наблюдая, как собственные руки сжимаются вокруг эфеса Мстителя и поворачивают лезвие к груди.

– Нет, – пробормотал Гуннлауг, не отрывая взгляда от своих рук, ставших вдруг чужими.

Браги зарычал, его глаза страшно закатились, так что видны были одни белки, на губах выступила пена. Дрожащее лезвие прикоснулось к горлу перепуганного посла.

– Нет! – вскрикнул тот – Не…

Гуннлауг захрипел и выпучил глаза, когда меч, подчинив себе его волю, вошел в горло, легко и мягко, словно в масло. Брызнула кровь, залив драгоценный шелк на груди. Лезвие прочертило багровую дугу от уха до уха, пальцы разжались, и меч с тяжелым звоном упал на пол. Кашляющий кровью Гуннлауг покачнулся, нашарил на поясе нож: и, падая, воткнул его в грудь скальду. Браги вздрогнул, какое-то время они смотрели друг другу в глаза, затем клокочущий кровью посол сполз, цепляясь красными пальцами за рваную рубаху своего пленника.

– Отец, – прошептал Ратмир, глядя на умирающего скальда.

– Когда будешь уходить, – сказал Браги, – забери мой меч. Он славно послужил мне в этом мире – и еще послужит тебе… И еще… Я не знаю секрета Дикого Огня… Десять бочек с жидкостью из крови земли… когда-то подарил мне за хорошую песню… один конунг из Миклагарда… Вот и весь… секрет… Беги…

Ратмир подвинул ногой к себе окровавленный нож:, дотянулся до него рукой и быстро освободился от веревок, то и дело поглядывая на дверь. Оттуда так никто и не показался. Он взял меч и вложил его в обмотанную багровой тряпкой руку.

– Скоро моя Сигни… поднесет мне мед в Валгалле… где я увижу своих сыновей, – прошептал скальд, сжимая черную рукоять. – Прощай… сын мой… и до встречи…

Ратмир, глотая слезы, дотронулся до его пальцев. Глаза скальда остановились. Ратмир, размазывая по щекам грязные дорожки, осторожно вынул Мстителя из разжавшейся ладони. Рукоять была еще теплой.

Ратмир открыл дверь. Мир вокруг расплывался и ел глаза. Из темноты раздавались смех и похабные песни – дружина продолжала праздник. Ратмир пригнулся и скользнул туда, где сплетал густые ветви лес и спасительная тень деревьев легла ему на плечи плащом-невидимкой.

Глава 6

Слишком рано для валькирий

Впервые он не чувствовал привычного спокойствия, оказавшись среди родной зеленой тишины неподвижных деревьев. С утра до полудня Ратмир без остановки скользил трусцой среди зарослей, стволов и выворотней, то и дело снимая с себя липкое прикосновение паутины, то там, то здесь поблескивавшее в лучах неохотно восходившего солнца. Каждый миг он ждал, что за спиной раздастся шум погони, но, когда между стволами сгустились ранние лесные сумерки, понял, что его решили не искать.

Только тогда Ратмир разрешил себе остановиться, упасть на колени и беззвучно зарыдать, уткнувшись лицом во влажный мох. Он лежал долго, до тех пор пока снаружи не стало так же темно, как было у него внутри. Ратмир повернулся на спину и уставился в мерцавшую армаду звезд, бессчетную армию ночи, появлявшуюся в небе после каждого заката, но так и не собравшуюся на кого-нибудь напасть.

Где-то там идут по сияющей Утиной дороге Браги Сигурдсон, его дочь Сигни и верные дренги, о чем-то беззаботно смеясь, и больше нет ран, слез и страдания, а по небесной стали их оружия струится не красная кровь, а зеленоватый лунный сок.

Ветер Валгаллы развевает их волосы, отворяют валькирии Золотые врата, за порогом встречаются лучшие из лучших, и, может быть, где-то в толпе на пиру мелькнет лицо его настоящего отца.

Наполнятся кубки, прозвучат речи и согреются те, кто шли на небо, возвращаясь с земли. Они вытянут к огню босые пятки, исколотые ледышками звезд, и с улыбками на обветренных вечностью лицах примут кубки с горячим медом из тонких пальцев хозяек чертога. В этих рогах – забвение. Допив мед, путники вытряхнут со дна чаш вместе с волшебными каплями последние воспоминания о земле, ведь иначе можно лишиться разума от тоски по родне и близким. И тогда улыбки вновь появятся на их лицах, и оживут глаза, и зазвучат песни за общим накрытым столом.

Боги, боги мои, почему вы оставили меня здесь? И где варят мед, помогающий живым не помнить об ушедших?

Ратмир оторвал от земли спину и скорчился, обхватив себя руками за плечи. На щеках блестели две узкие дорожки.

Непроглядная ночь навалилась на сердце всей тушей так, что перехватило дыхание и защемило в груди. Он лежал, беспомощно распластавшись на земле, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. И, лишь когда на посветлевших лоскутах неба среди черных ветвей погасли звезды, он понял, что на сердце его легла не ночь, а одиночество.

Мир – это война. Люди бесчеловечны. Одиночество – это ты.

Мир – это война. Люди бесчеловечны. Одиночество – это ты…

Неподалеку раздался волчий вой – несколько отрывистых звуков и долгая рулада. Это песня охотника, нашедшего добычу. Выли в десяток глоток – крупная стая с самцами в расцвете сил.

Ратмир усмехнулся. От детства в стае осталась лишь память о тошнотворном вкусе сырого мяса. Но с тех пор он точно знал, о чем переговариваются волки.