Читать книгу "Тайная помолвка - Вера Крыжановская"

Он пошел в будуар, принес оттуда лист бумаги, чернила и перо, затем налил вина в стакан и всыпал в него белый порошок, который достал из кармана.

С ужасом и мучительной тревогой следила Руфь за каждым движением мужа.

– Теперь возьми перо и пиши то, что я тебе продиктую.

– Я не могу, я не понимаю, – прошептала Руфь, отодвигаясь.

– Я тебе приказываю! – проговорил дрожащими губами Самуил, крепко схватив за руку Руфь.

Под давлением его воли, как автомат, она написала следующие строки:

«По многим причинам я не могу больше жить. Бог и мои родные простят мне мое решение и не будут никого винить в моей смерти, так как я умираю добровольно.

Руфь Мейер».

Самуил перечитал записку, положил ее к себе в карман и, пододвинув стакан к онемевшей от ужаса жене, холодно сказал:

– А теперь пей так же смело, как ты меня обманывала и бесчестила.

– Ты хочешь убить меня, но это невозможно, нет, ты только пугаешь меня. Как бы я ни была виновата, ты не имеешь права лишать меня жизни!.. – Упав на колени, она уцепилась за платье мужа… – Самуил! Самуил! Будь же человеком. Разведись со мной, выгони меня, я уеду из города и никогда не покажусь тебе на глаза, ничего не буду требовать от тебя, только оставь мне жизнь.

– Ну да, ты уедешь от меня и потребуешь помощи и поддержки у князя, – проговорил, задыхаясь, Самуил и, схватив за руку Руфь, все еще стоявшую на коленях, притянул ее к столу.

– Пей, жалкая, гнусная, трусливая тварь! Пойми, что ты не выйдешь живой из этой комнаты и что незаконный ребенок должен умереть вместе с тобой.

– Нет-нет, я не хочу умирать, я боюсь смерти, – сказала молодая женщина, защищаясь и отступая, протянув руки вперед.

– Ты представляешь такой же образчик героизма, как и добродетели, – язвительно заметил Самуил, – но на этот раз тебе придется быть храбрей помимо твоей воли. Я даю тебе полчаса на размышления, чтобы ты могла приготовиться отдать Богу душу.

Он сел, вынул часы и положил их на стол. Руфь ничего не ответила. В суровом взгляде мужа она прочла беспощадный приговор. Измученная, обезумев от ужаса, исступленным взглядом глядела она на стакан, заключавший в себе смерть. Такая развязка ужасала ее: в ее молодом, полном жизни организме все возмутилось против этой казни, и капли холодного пота выступили на лбу.

С волнением Гильберт Петесу следил за всеми перипетиями этой ужасной сцены. Решимость, начерченная на бледном бесстрастном лице Самуила, не оставляла сомнений в конечном исходе, который должен разрушить его столь выгодные планы.

– Ах ты каналья, – ворчал он в бешенстве. – Если я не придумаю какой-нибудь диверсии, он убьет ее, и тогда прощай бриллианты! Но что придумать, минуты сочтены.

Несколько минут он раздумывал, затем слез с дерева и скрылся во мраке, пробираясь вдоль дома.

Чтобы читатель понял смелое предприятие проходимцев, надо сказать несколько слов о внутреннем расположении комнат.

Половина флигеля первого этажа была занята самим Самуилом, другая же половина здания, третий и четвертый этажи с отдельным подъездом, включая большую квартиру банкира, выходившую на лестницу, была занята жильцами.

Старик Авраам жил внизу, а сына своего отделил, так как у молодого человека были иные привычки и он вел совершенно иной образ жизни. Собираясь жениться на Валерии, Самуил расширил и приспособил к новым требованиям свою холостяцкую квартиру, которую он предпочитал слишком роскошным комнатам нижнего этажа. Но когда судьба разрушила все его планы, дав ему другую невесту, последовали новые перемены. Во втором этаже была приготовлена для молодых супругов квартира, там были спальни, гардеробные и приемные комнаты, а внизу Самуил устроил себе кабинет и, как верный часовой сторожил от нескромных глаз три замкнутые комнаты, в которых он сохранил все воспоминания своей несчастной любви, равно как и всю меблировку и все подарки, предназначенные любимой женщине. Возле кабинета находилась читальня, из которой маленькая винтовая лестница вела в спальню. Остальная часть нижнего помещения была занята библиотекой, залой, предназначенной для коллекции картин и китайского фарфора, большой оранжереей, выходящей на памятную террасу, мастерской и прочим. Этот уголок, где он чувствовал себя далее от жены, был любимым его убежищем, особенно летом.

Гильберт прекрасно знал все эти подробности и, пока пробирался вдоль стены дома, нетерпеливо искал глазами какое-нибудь освещенное окно. Вскоре он заметил слабую полосу света, которая, пробиваясь сквозь опущенные шторы, падала на зеленую листву кустов. Но несколько далее из широко открытого окна разливался поток света. Очень осторожно Гильберт приподнялся до самого подоконника и бросил взгляд в комнату. То была зала, смежная с кабинетом, дверь которой была заперта, в зале никого не было, на столе стоял канделябр из пяти свечей, освещая шляпу и перчатки банкира, равно как и кипу журналов и различных бумаг. Как кошка, бесшумно прыгнул он в комнату и, схватив канделябр, поджег бумаги, скатерть на столе и занавеси, затем положил опрокинутый канделябр на пол и выпрыгнул в сад. Подойдя к брату, таившемуся в кустах, он тихо сказал:

– Пойдем, помоги мне принести лестницу, спрятанную здесь недалеко, я приставлю ее к балкону, а ты будешь ее держать, пока я буду помогать ей спускаться.

Пять минут спустя Гильберт снова поместился в своей обсерватории и заметил, что во время его отсутствия ничего не произошло. Руфь, откинувшись на спинку кресла, ничего не видела и не слышала, а Самуил бледный, сдвинув брови, с выражением непоколебимой решимости сидел, облокотясь на стол, машинально следя глазами за движущимися часовыми стрелками. Прошло еще несколько минут молчания, а затем по дому пронесся какой-то шум, послышались отдельные крики, а запах дыма и гари проник в комнату. Самуил с удивлением поднял голову, но в ту же минуту раздался какой-то гул и послышались голоса, кричавшие:

– Пожар! Пожар! Кабинет барона горит!

Самуил вскочил. Горит его кабинет, а там рядом – портрет Валерии и все сокровища его воспоминаний, не говоря уже о важных бумагах и документах, раскинутых на его письменном столе.

Позабыв все, он выбежал из комнаты, а несколько минут спустя Гильберт появился на балконе и, подбежав к Руфи, все еще неподвижно сидевшей, сказал:

– Придите в себя, сударыня! Если хотите спасти свою жизнь, то нельзя терять ни минуты. Соберите скорее ваши бриллианты и все драгоценности, какие у вас есть, а я запру дверь будуара на замок.

Как бы очнувшись от кошмара, она встала и вздохнула всей грудью. Инстинктивно она схватила стакан и выплеснула его содержимое, затем вынула из стола несколько пачек банковых билетов и из потайного отделения ключ от шкафа с драгоценностями. Гильберт, следивший за всеми ее движениями, снял с подушки батистовую наволочку, и оба они сложили все футляры, шкатулки, веера, усыпанные бриллиантами и другими драгоценностями; затем негодяй накинул на плечи Руфи мантилью, которая была на ней утром, и, приподняв ее над балюстрадой балкона, поставил на лестницу.