Читать книгу "Реквием по Родине - Леонид Шебаршин"

Медленно тянется время для человека, который привык размечать день по минутам. Официально подтверждено, с подписями и печатями, что за 30 лет я прослужил 38, то есть в каждые сутки вмещалось по меньшей мере 4–5 часов сверх положенных 24. И еще казалось этому человеку раньше, что он постоянно кому-то нужен, что без него не будут сделаны какие-то важные дела, что он приносит пользу Отечеству. Суета сует и томление духа…

Книги прибывают, накапливаются стопкой на письменном столе, прежде чем найдут постоянное место на полках.

Книг много: без устали пишет Горбачев, написал мемуары Н.И. Рыжков, что-то издал А. Н. Яковлев, давно лежит «Исповедь» Б.Н. Ельцина. Если вспомнить, что где-то пылятся произведения Л. И. Брежнева и мемуары Н.С. Хрущева, то приходишь к удивительному выводу: нашей страной на протяжении десятилетий правили и продолжают править писатели. Почти платоновская республика философов. Поменьше надо было писать, побольше о делах думать. Все же мы если не самая читающая, то самая пишущая нация в мире. Генеральный прокурор Степанков успел написать и издать в Германии (уж не по-немецки ли он писал? Наш народ чертовски талантлив!) книгу о еще не завершенном следствии по делу ГКЧП. Москва ждет ее с нетерпением – такого раньше в истории цивилизованных стран не отмечалось. Мой бывший начальник, видный деятель коммунистической партии и Советского государства Вадим Викторович Бакатин, тоже написал «Избавление от КГБ». Четыре месяца поработал в КГБ, все познал, использовал конфиденциальные материалы и написал. До этого он все же успел отдать американцам совершенно секретные документы о технике подслушивания в посольстве США. Власть избавилась от «энтузиаста нового мышления». Летом, уже будучи на пенсии, Бакатин сопровождал Калугина в частной поездке в США. Раньше туда ездили, чтобы вдохнуть воздух свободы. Теперь мы сами свободны, так что ездим, видимо, за чем-то другим.

Суета сует и томление духа…

Читать надо то, что писано людьми думающими: Библию, «Войну и мир», С.М. Соловьева, В.О. Ключевского, те мемуары, где само время отделило зерна истины от плевел мемуарного лицемерия, – Деникина, Шульгина, Палеолога, Бьюкенена, Бунина, Гиппиус, Сухомлинова, Коковцова – имя же им легион. Читать надо материалы Следственной комиссии Временного правительства, секретарем которой работал Блок, протоколы допроса Колчака, стенографические отчеты политических процессов сталинского периода.

Это бесконечное занятие и продолжим. Занятно и печально находить вечные константы русской жизни, видеть почти буквальную повторяемость событий, вслушиваться в скрип колеса истории и находить неожиданное утешение в давних писаниях.

«Де профундус» С.Л. Франка, середина 1918 года:

«Если бы кто-нибудь предсказал еще несколько лет тому назад ту бездну падения, в которую мы теперь провалились и в которой беспомощно барахтаемся, ни один человек не поверил бы ему. Самые мрачные пессимисты… не доходили в своем воображении до той последней грани безнадежности, к которой привела нас судьба… Даже в Смутное время разложение страны не было, кажется, столь всеобщим, потеря национально-государственной воли столь безнадежной, как в наши дни… И ужас этого зрелища усугубляется еще тем, что это есть не убийство, а самоубийство великого народа, что тлетворный дух разложения, которым зачумлена целая страна, был добровольно в диком, слепом восторге самоуничтожения привит и всосан народным организмом». Все, полная гибель, зияющая черная пропасть.

А если бы в том же 18-м году кто-то предсказал, что через двадцать с небольшим лет этот покончивший самоубийством народ вдребезги сокрушит германский «тысячелетний рейх»? Поверил бы ему хоть один человек? Разуму человеческому не дано проникать в будущее и даже осознавать настоящее.

Не очень прочное основание для оптимизма, надо признать, но все же лучше, чем беспросветный апокалипсический мрак.

…День тянется, и нет ему конца. Откупорить шампанского бутылку? Это фигура речи – шампанского нет, но водка найдется. Заманчиво, но безысходно. К тому же дня три-четыре неотступно давит какая-то жесткая лапа на сердце. Не очень больно – сожмет, подержит и отпустит. «Хорошему человеку незачем долго жить», – подбадриваю себя когда-то придуманной фразой. И все же немного неприятно. Как, в случае чего, мир обойдется без меня?

Мир великолепно обойдется без тебя и тебе подобных, ехидно шепчет внутренний голос, ибо такие, как ты, появляются на свет не реже одного в минуту. Вас всегда будет в достатке, вы будете каяться за чужие грехи, и вами будут расплачиваться за чужие ошибки до скончания века.

Так приятно все свалить на чужие грехи и чужие ошибки, чувствовать себя незаслуженно обиженным… Это одно из самых больших утешений трудной человеческой жизни. Не надо, однако, из этого делать профессию, эта нива пахана и перепахана. Не лучше ли припомнить, что и у самого рыло в пуху: поддерживал любую власть, аплодировал любому лидеру, сломя голову выполнял любое указание верхов, да еще при всем при том пытался не только изображать, но и испытывать благородные чувства. Кто придумал издевательскую фразу: «Для того чтобы в нашей системе сделать карьеру, недостаточно прикидываться дураком – им надо быть»? Ты и был дураком, был им сознательно, поэтому и сделал карьеру…

Я ненавижу своего внутреннего оппонента, этого иезуитского Санчо Пансу, который так нахально претендует на то, что видит меня насквозь. Не то что чужая, но и своя собственная душа – потемки.

Нет, нет и тысячу раз нет! Все было не так! Я чувствовал себя полноправным гражданином великого государства, которое всегда, на протяжении всей моей сознательной жизни, в дни удач и дни поражений стояло за моей спиной. Не было в мире силы, страны, народа, которые могли бы не считаться с моим государством. К нему взывали о помощи, опирались на его авторитет, его ненавидели, с ним боролись – это государство было важнейшим фактором мировой политики, и мне выпала редкая честь представлять и защищать его интересы на самых дальних рубежах. С годами утрачивала всякую привлекательность официальная тяжеловесная фразеология, вызывали ядовитую усмешку попытки подбирать философские и идеологические обоснования под каждый тактический зигзаг политиков, но тем яснее и отчетливее становилась видна суть великого дела служения Отечеству, дела вечного, начавшегося за многие столетия до нашего появления на свет. Оно будет продолжено и тогда, когда нас не станет. Сознание того, что я был и остаюсь частичкой этого великого и вечного дела, согревает душу.

Нельзя поддаваться унылым чарам серого, слепого октябрьского дня, равнодушному свету низкого беззвездного неба, убогости размокшего городского пейзажа. Ядовитый дым мелочных политических баталий, дурман, сочащийся с телевизионного экрана, лживые речи и пустые обещания не должны ни обескураживать, ни затуманивать видения прошлого, ни лишать нас надежды на доброе, достойное русского народа будущее.

Но что же остается у потомка марьинорощинских сапожников, бывшего младшего лейтенанта и оперуполномоченного, вознесенного волею судьбы в начальники советской разведки и той же волею сброшенного на последнюю прямую?

Остается причастность к великому делу, не имеющему ни начала, ни конца, к вечному делу служения Отечеству. Ничто из того, что удалось сделать, не пропало даром. Где-то в фундаменте величественного здания будущей России будет лежать и моя, ничтожно малая, частичка, одна из несметного множества таких же безымянных частиц.